Сияние - Кинг Стивен. Страница 125

— Боюсь, вам придется убить ее, — холодно заметил Грейди.

— Я поступлю, как должно. Только выпустите меня отсюда.

— Вы даете слово, сэр? — настаивал Грейди.

— Слово, обещание, клятву, что угодно, черт возьми. Если вы…

Засов с невыразительным щелчком отодвинулся. Дверь дрогнула и приоткрылась на четверть дюйма. У Джека захватило дух, а слова замерли на губах. На секунду ему показалось, что за дверью стоит сама смерть. Он прошептал:

— Спасибо, Грейди. Клянусь, вы не пожалеете. Клянусь.

Ответа не было. Он сознавал, что прекратились все звуки, только за стенами отеля свистит холодный ветер.

Он толкнул дверь, и та открылась. Слабо скрипнули петли.

Кухня была пуста. Грейди исчез. В холодном белом сиянии ламп дневного света все выглядело оцепеневшим, неподвижным. Взгляд Джека упал на большую колоду для разделки мяса, за которой они ели всей семьей.

Там стояли: бокал из-под мартини, пяток бутылок джина и пластиковое блюдце с оливками.

К блюдцу прислонили молоток для роке, который Джек видел в сарае.

Он долго глядел на него.

Потом откуда-то — отовсюду — раздался голос, куда более глубокий и властный, чем у Грейди… голос раздался внутри Джека.

(держите же свое слово, мистер Торранс)

— Сдержу, — ответил он. И услышал в своем голосе лакейскую угодливость, однако справиться с ней не сумел. — Будет сделано.

Он прошел к колоде, взялся за рукоятку молотка.

И поднял его.

Взмахнул.

Молоток со злобным свистом рассек воздух.

Джек Торранс заулыбался.

49. ХОЛЛОРАНН: НА СЕВЕР, В ГОРЫ

Когда он, наконец, съехал с дороги, была уже четверть второго пополудни и, если верить залепленным снегом указателям и счетчику миль, до Эстес-Парк оставалось неполных три мили. Такого быстро и яростно падающего снега, как тут, на возвышенности, Холлоранн в жизни не видел (впрочем, возможно, такое сравнение мало о чем говорит — ведь всю жизнь Холлоранн старался видеть снег как можно реже), ветер же, налетавший прихотливыми порывами то с запада, то из-за спины, с юга, застилал Дику поле зрения облаками пушистого снега и раз за разом бесстрастно заставлял сознавать, что стоит Дику прозевать поворот, и он за милую душу нырнет вниз с дороги на пару сотен футов. «Электра», крутя колесами, полетит вверх тормашками. Положение ухудшало еще и то, что к зимним дорогам Холлоранн не привык. Его пугала погребенная под крутящейся поземкой желтая разделительная полоса, пугали свободно налетавшие из-за макушек холмов резкие, сильные порывы ветра, которые буквально разворачивали тяжеленный бьюик. Пугало то, что почти все дорожные знаки прятались под снегом — хоть монетку кидай, чтобы узнать, справа или слева оборвется впереди эта дорога с белого экрана кинотеатра для автомобилистов, по которому, казалось Холлоранну, он едет. Он был напуган, еще как. С того момента, как к западу от Боулдера и Лайонса Холлоранн поднялся к холмам, он вел машину весь в холодном поту, обращаясь с газом и тормозом так, будто это вазы эпохи «минг». Диск-жокей между рок-н-ролльными мелодиями настойчиво советовал шоферам держаться подальше от главных магистралей и ни под каким видом не ездить в горы, поскольку все дороги опасны, а по многим невозможно проехать. Передали сводку мелких дорожных происшествий, сообщили о двух серьезных авариях: компания лыжников в микроавтобусе «фольксваген» и семья, которая пробиралась в Альбукерк через горы Сагре-де-Кристо. В обеих авариях четверо погибло и пятеро получили ранения. «Так что держитесь подальше от дорог и слушайте хорошую музыку», — бодро заключил диск-жокей и завел «Дети моря на солнце», отчего Холлоранн почувствовал себя еще несчастней. «Мы смеемся, мы ликуем, мы…» — радостно выпаливал Терри Джекс, и Холлоранн злобно выключил приемник, зная, что через пять минут снова включит его. Плевать, что передают всякую дрянь — все лучше, чем ехать сквозь белое безумие в одиночестве.

(давай колись! энтого вот черного парня такой мандраж бьет… аж евонная спина, так ее раз эдак, сверху до низу трясется!)

Веселей не стало. Если бы не убежденность Дика, что мальчуган в ужасной беде, он дал бы задний ход еще не доезжая до Боулдера. Даже сейчас, где-то в глубине, под черепом, тоненький голосок (Холлоранн подумал, что это говорит скорее здравый смысл, нежели трусость) твердил ему: пересиди ночь в мотеле в Эстес-Парк и дождись хотя бы, чтобы снегоочистители расчистили центральную полосу. Голосок снова и снова напоминал, как трясло самолет, когда тот садился в Стэплтоне, как сердце Холлоранна уходило в пятки от ощущения, что они вот-вот воткнутся носом в землю и вместо калитки №39, дорожка Б, окажутся прямехонько у врат ада. Но здравый смысл не мог противостоять тому, что подгоняло Дика. Ему надо было добраться к мальчику сегодня. Снежный буран — это личное невезение. Придется с ним совладать. Холлоранн опасался, что в ином случае придется во сне справляться кое с чем похуже.

Снова налетел резкий порыв ветра, на сей раз с северо-запада — не было печали! — и Холлоранна отгородило снежной стеной и от неясно вырисовывающихся холмов, и даже от сугробов вдоль обочины. Он ехал сквозь метель.

И тут в месиве перед Холлоранном угрожающе выросли яркие, как горящий натрий, фары снегоочистителя, они неслись навстречу, и Холлоранн с ужасом понял, что вместо того, чтобы пройти рядом, бьюик целится носом точно между этих огней. Снегоочиститель не слишком-то заботился, по своей стороне дороги едет или нет, а Холлоранн позволил бьюику положиться на судьбу.

Сквозь громкий вой ветра прорвался лязгающий рев дизеля, а за ним — гудение клаксона, протяжное, оглушительно громкое.

Яйца Холлоранна превратились в два маленьких сморщенных мешочка, набитых колотым льдом, а кишки словно бы слиплись, сделавшись кучей замазки.

Теперь из белизны появился и цвет — залепленный снегом оранжевый. Дик видел высокую кабину, длинный отвал, а за ним — фигуру размахивающего руками водителя. Он видел У-образные боковые ножи снегоочистителя, изрыгающие на сугробы вдоль левой обочины снег, похожий на белый выхлоп.

— УААААААААА! — требовательно орал клаксон. Холлоранн надавил на акселератор так, словно это была грудь его возлюбленной, и бьюик рванулся вперед и вправо, туда, где обочина была свободна от снежной насыпи; снегоочистители, которые ехали в ту сторону, сбрасывали снег прямо с обрыва.