Аутодафе - Пехов Алексей Юрьевич. Страница 15

— Почему ты здесь? — Ее глаза ничего не выражали.

— Иногда я забываю, что ты можешь читать мысли раньше, чем я успею сказать хоть слово. Да. Почему я здесь? Чужаков не пускают в Темнолесье. Только изгнанников, да и то не всех.

— Ты для нас давно не чужак. Что же до твоего вопроса, то ответ тебе уже известен. Меня попросила Гертруда, и я оказала ей услугу. Точнее, оплатила один из старых долгов. Я бы помогла в любом случае, белая колдунья достойна моей помощи, так что не думай, что ты здесь лишь из-за нашей нужды. Просто так совпали звезды. Но если уж говорить начистоту, если бы Файрвард не находился в таком бедственном положении, он никогда бы не согласился нести на своей спине человека. Драконы не любят ваш народ, и у них на то масса причин.

— Охотно верю и думаю о том, что звезды действительно совпали. Согласись, что, если бы не он, ты добиралась бы ко мне гораздо дольше, и я умер намного раньше, чем ты бы успела мне помочь. А так получается, что выжил я только потому, что кто-то убивал детей Файрварда, и ему потребовалась помощь стража.

София тяжело вздохнула:

— Ты так ничего и не понял.

— Не понял что?

— Правду. Как я вижу, душа, которая ходит с тобой, тебе тоже ничего не сказала.

— Так ты знаешь о Проповеднике?

— Он в твоих мыслях. Судя по всему, он очень тактичен. Помнишь то пророчество о тебе в Ночь Ведьм?

— Конечно. Опасайся висельника на перекрестке, он принесет тебе беду. Бойся снежных стен, они не дадут тебе шансов. Избегай света, ведущего из мрака, — это твоя смерть. Когда я выбирался из логова окулла, то полз на свет. Там меня и нашли.

— К сожалению, я не ошиблась в своем пророчестве, Синеглазый. Ты умер.

Я вежливо улыбнулся, но моя улыбка погасла, когда я понял, что она и не думает шутить.

— То есть… как умер?

— Когда я прилетела, ты был уже мертв… Яд окулла, потеря крови, рана… они не оставили тебе никаких шансов.

— Но я ведь жив. Я живой. Сейчас. Ведь так?

— Только благодаря Файрварду. Магия драконов всегда считалась самой мощной магией исцеления, а вы, люди, как механические куклы. Если завод остановился недавно, то при должной удаче можно попытаться повернуть ключ еще раз. Иногда это получается. Иногда… нет. Нам повезло, хотя я и не рассчитывала на успех. Ты воскрес уже в полете, глубокой ночью.

Я вздохнул:

— Ничего себе новости… День ото дня узнаешь о себе нечто интересное. Я ничего не помню. Ни ада, ни рая, ни собственной смерти. Уснул и проснулся. Что же… Наверное, это звучит цинично, но я рад, что понадобился дракону, иначе меня бы давно уже закопали. Чем мне грозит… воскрешение?

Это слово мне не нравилось, но оно лучше всего характеризовало то, что со мной произошло.

— Ничем. Тебе предоставлен второй шанс. Воспользуйся им и живи дальше.

Я был несколько оглушен таким сообщением. Не каждый день предоставляется случай умереть и воскреснуть. Такое тяжело осознать за несколько минут.

Быстро светлело, звезды исчезали, рокот океана слабел, на камнях и траве выступила испарина холодной росы, а местность начала наливаться пока еще тусклыми, но с каждой минутой разгорающимися красками.

— Начинается, — встрепенулась София, отвлекая меня от сумбура в мыслях. — Начинается, Людвиг!

Она порывисто схватила меня за руку, потянула за собой и остановилась, не дойдя до гнезда тридцати шагов. Гуэрво уже был здесь и, подавшись вперед, вместе с Файрвардом смотрел, как лопается янтарная скорлупа на одном из драконьих яиц, едва его коснулись прямые солнечные лучи.

Сеть мелких трещин пробежала по идеально гладкой поверхности, а затем яйцо с громким хлопком лопнуло, выплеснув в воздух комок оранжевого холодного, волшебного огня, растекшегося жемчужной радугой над котловиной. В янтарных осколках возилось изящное черно-алое существо с лебединой шеей и хищной головой. Оно было уменьшенной копией Файрварда, лишь с тем отличием, что у мелочи имелись собственные, едва видимые крылья. Дракончик вопросительно закашлял, и его здоровенный папаша, высоко подняв голову, победно протрубил на всю округу о том, что в Темнолесье снова появились драконы.

К дому Гуэрво я вернулся лишь к полудню, за мной увязался Зивий, до сих пор нывший, что его даже никто не подумал разбудить, когда родился самый первый дракон, и он, по сути дела, пропустил все интересное.

Проповедник, сидевший на крыльце, увидев боздухана, скорчил рожу и обозвал его проклятущим чертом. Зивий, конечно же, не услышал и отправился в дом, сказав, что лично ему никто не запретит выпить из горла бутылку светлячкового вина. Меня к попойке он не приглашал, да я и не собирался веселиться — слишком устал.

Сев рядом с Проповедником, я перевел дух.

— Тяжелые дни. Я рад, что эта история позади.

— Да уж. Слышал, как трубил адский змей. Как я понимаю, его дьявольское потомство все-таки выродилось на свет.

— Верно понимаешь.

— Душа так и не пришла?

— Мне кажется, что ее и не было. Ни одна фигура не указала на присутствие темных сущностей поблизости от гнезда.

— Ну, значит, мы так и не узнаем, в чем была причина. — Он указательным пальцем оттянул окровавленный воротничок рясы. — Мне до чертиков надоел лес. Хочу домой, в городскую сутолоку, и чтобы вокруг тысячи людей. Буду заглядывать в окна вдовушек и поносить нечистых на руку людишек.

— Последние тебя все равно не услышат.

— И что с того? Считаешь, было бы лучше, чтобы слышали? Всенепременно надавали бы мне тумаков, будь я жив. Никто не любит, когда его ругают.

— Ты еще тот прагматик. Я тебя слышу, ты не забыл?

— Ну, на твой счет в твоем присутствии я стараюсь не выражаться, — усмехнулся он. — Людвиг… Эй! Ты все еще здесь или я распинаюсь зря?

— Ты знаешь, меня только что осенило. Я могу слышать души, а другие — нет.

— Словно ты раньше этого не знал. А что ты теперь делаешь? Зачем рисуешь и что? Святые мученики, да что на тебя нашло?!

Я отмахнулся от него, в два счета создав в воздухе схематичный рисунок нужной фигуры. Она, конечно же, сразу указала на недовольного Проповедника. Потребовалось перенаправить потоки силы, чтобы увидеть желаемое и узнать направление.

— Куда ты?!

— Кое-что придумал, — уклончиво ответил я ему. — Нет, твое присутствие сейчас будет лишним.

— Ах, так! — обиделся он. — И это после того, что я для тебя сделал? Это после того, как я делился с тобой самыми сокровенными тайнами?!

— Кстати о тайнах, — вспомнил я. — Ты был очень добр, забыв сообщить мне, что я какое-то время был мертв. Спасибо тебе большое.

Вид у него сделался пристыженным, так что я этим воспользовался и свалил, не ожидая объяснений.

На краю рощи, залитой солнечным светом, такой тихой и прекрасной, что хотелось лечь под ближайшее дерево и забыться сном, я остановился.

— Я знаю, что ты меня слышишь, — сказал я, поднимая взгляд к кроне. — Ты спустишься или мне подняться?

— Поднимайся.

Забраться на дерево оказалось несложно. Кора дуба словно специально сложилась складками, превратившись в удобную лестницу. На широких ветвях запросто могли спать несколько человек, а огромное зияющее дупло, возле которого играли молодые бурундуки, казалось настоящей пещерой. Увидев чужака, зверьки на несколько мгновений замерли, а затем бросились прочь, сердито вереща из-за того, что я потревожил их.

Агатан, старая, высохшая бабка с растрепанными бесцветными волосами, в выцветшей льняной рубахе, теплой шали и стеклянных бусах на тощей шее, сидела возле входа в свое жилище и, подставив лицо солнечному свету, льющемуся бесконечным водопадом через небольшую дыру в кроне, любовалась кусочком янтаря.

— Спасибо тебе, Людвиг, — сказала она. — Я так давно о нем просила, но никто из них не желал принести его мне.

Я бросил быстрый взгляд в дупло, где в полумраке лежали мумифицированные останки несчастной старухи.

— Они не могли тебя слышать, — мягко сказал я. — Живые не умеют слышать то, о чем их просят мертвые, Агатан.