Счастье среднего возраста (Девушка с проблемами) - Алюшина Татьяна Александровна. Страница 10

— Да нет! — продолжил радоваться жизни Иван-царевич. — Моя стоит там же, где я ее оставил!

— В поле, на дороге?

Опять эти поля! Может, с головой что-то от страха?

— Ага! — подтвердил он.

«Чему он так радуется? Точно — придурок!»

— А эта?

— Угнал! — ухарски бодро отрапортовал он, сверкнув на Сашку золотистым глазом.

— Что сделали?.. — обалдела она.

— Угнал, — довольно повторил он. — Надо же было вас спасать как-то. Опять.

Сашка смотрела на него, как взрослые смотрят на балаганного Петрушку, не понимая, почему дети исходят смехом от его незатейливых шуток.

— Вы криминальный элемент?

Он хохотнул. Что-то он всю дорогу похохатывает, так, по-мужски, низким, глухим, коротким смешком.

Он неожиданно процитировал:

— «Я народный элемент, у меня есть документ…»

Совершенно сбитая со всех толков Сашка автоматически закончила цитату, думая совсем о другом:

— «Я вообще могу отседа улететь в любой момент!»

— Ого! — обрадовался еще больше жизни Иван-царевич. — Вы знаете Филатова!

— Вы что, ее действительно угнали? — переспросила она, проигнорировав его радость.

— Да.

— Зачем?

— Я же не смог вас остановить, когда вы рванули домой, хотя было понятно, что вас там будут ждать!

— Да с какой радости? Зачем я кому-то далась, на самом-то деле?! — разоралась вдруг Сашка.

— Я не знаю, — серьезно, совсем иным тоном, без намека на балагурство, ответил он. — Вам лучше знать, но кому-то вы очень понадобились в срочном порядке. Может, обсудить дела насущные в «дружеской» беседе, может, для чего другого, но, судя по настойчивости, с которой вас приглашают на рандеву, вполне логично, что домой вам соваться не надо было.

— Значит, я тупая! А вам-то какое дело до всего этого? Зачем вы встряли, вон еще и машину угнали! От излишнего благородства? — орала она, не осознавая, что перешла на крик.

— Поспокойнее, пожалуйста, — хладнокровно, с мужской отстраненной брезгливостью, ответил он.

Сашка замерла, оценив в полной мере, что орет на человека, который ее спас. Дважды. Кем бы он там ни был.

Истеричка! Тупица! Дура!

— Остановите, — попросила она.

А что, извиняться?

Высмотрев место для парковки — слава богу, такое возможно в центре в три часа ночи, он остановил машину и даже заглушил мотор.

В салоне повисла, клубясь по углам и давя на затылок, тяжелая тишина. Сашка думала, он ей не мешал и молчал, ожидая.

Она сложила ладони в замок и прижала к груди, как школьница, которую в очередной раз незаслуженно обидел мальчик от большой и тщательно скрываемой любви.

— Мне надо разобраться, что происходит. Все разворачивалось очень быстро, да еще моя вечная усталость, я думала, что завтра обдумаю случившееся. Вот высплюсь и разберусь.

Александра развернулась к нему всем корпусом, продолжая прижимать сцепленные руки к груди. Он смотрел на нее, и выражение его лица было странным — смесь сочувствия, снисходительности и, где-то в глубине плавящегося шоколада, недоверия.

— Вы должны мне помочь! — решительно заявила Сашка.

Он поднял вопросительно брови — еще помочь?

Находясь в своих переживаниях, страхах, Сашка не заметила его реакции, опустила, расцепив, руки на колени и посмотрела прямо ему в глаза:

— Я прошу вас, пожалуйста! Помогите мне в рассуждениях! Нельзя же просто тупо убегать!

— Можно, — перебил он. — Если очень припечет, то можно и нужно тупо убегать!

— Ну, будем считать, что ненадолго мы убежали! — И вдруг спросила: — Как вы смогли угнать машину? Вот так просто? Вы в этом бизнесе подвизаетесь?

От неожиданности Иван сбился с волны, на которую настроился, на которую она его настроила своими сжатыми ладошками, просительно-настойчивым тоном.

Она его заинтриговала. Сразу.

Понравилась. Включила сексуально-интригующий моторчик, как включается он у любого нормального тридцатидевятилетнего, здорового во всех отношениях мужика при встрече с интересной женщиной. А тут еще гарниром к основному блюду и работа, и неожиданность ситуации, в которой ему пришлось выступать в пошлой до тошнотворности роли героя-спасителя, и ее нестандартное поведение, и все «нельзя», потому что работа, и все, что он уже знал о ней, прочитав ее данные. И хоть он видел ее фотографию на компьютере и видел, как она выходила из машины и садилась в нее, в первый раз столкнувшись взглядом в непосредственной близости, почувствовал странную смесь чувств и эмоций.

Усаживаясь в ее машину, он был уверен, что в первую очередь надо вывести дамочку из ступора страха и остановить истерику с паникой, и обалдел! Она сидела в весьма интригующей позе — с расставленными ногами и торчащей между ними ручкой коробки передач, и вид у нее при этом был совершенно царственный — холодный, рассудительный, отстраненный.

Он рассмотрел ее всю в одно мгновение. Короткая стильная стрижка с оставленными кое-где длинными прядками, цвет волос — сразу видно, родной, естественный — темный, теплый, с рыжим отливом. Не голубые, не серые, а очень светлые, какие-то балтийские глаза, тонкий нос и офигенные губки — цвета неспелой вишни, без тени помады, она вообще была без какого-либо макияжа. Тонкие брови, которые она все время хмурила, и маленькая морщинка, уже образовавшаяся между ними.

А фигурка — класс!

От новомодных глянцевых журналов с их трактовкой «правильных» и идеальных женских форм ее отделяло килограммов пять, великолепно распределенных на аппетитную попку, полные груди и мягкие линии.

Э-эх! Скорбно, потому что нельзя!

А ведь все это — балтийские глаза, сдвинутые бровки, груди, попка, рыжая, слегка выцветшая от солнца длинная челка, которую она то и дело откидывала умопомрачительным жестом, — все это двигалось, дышало, пахло женщиной и наитончайшими дорогими духами, в придачу к тому же обладало убойным юмором, силой воли и разящей язвительностью.

Она принимала каждый его пас, каждую подачу и жестко, сильно, уверенно отправляла назад. Он балдел от словесной пикировки и получал удовольствие от достойного противника в язвительном дурашливом поединке.

Опупеть!

Конечно, он помнил, что данная барышня непонятна и может быть по самую макушку замешана в чем угодно, и еще более непонятно, каким боком она неожиданно образовалась в их деле, да еще подверглась попытке похищения.

И тем не менее, лихо закладывая виражи по улицам, уходя от хлопцев в джипе, не без излишней рисовки — не без нее, вот как она его завела, — он испытывал такую радость от своего ухарства, от неожиданного удовольствия обмена язвительно-балагурскими замечаниями, что, видимо, расслабился.

Она нахамила, извинилась, бесцеремонно рассмотрела его под уличным фонарем, пресекла все попытки остановить и, хлопнув дверцей, умотала на дребезжащем жигуленке.

Ну и кто, спрашивается, был в стрессовой ситуации? Он или она? И на чьих умственных способностях данная ситуация отразилась?

Послав подальше все свои встрепенувшиеся мужские инстинкты, он сказал себе все, что положено, в весьма конкретных выражениях, не забыв пройтись по теперь уже вызывающим сомнения ее мыслительным способностям.

А он был уверен, что умная. Ошибся, что ли?

Он позвонил мужикам, описал ситуацию, приказал отогнать его машину, когда получится, позвонил Буру, отрапортовал. Ну что ж, надо снова выручать шальную девку.

Когда он повернул на Большую Никитскую, сразу увидел ее, птицей летящую по улице. Иван вздохнул тяжко — а кто сомневался!

Ох, бабы, бабы! Даже самые умные из вас бывают порой непроходимыми идиотками! Извечное противостояние «Мэ» и «Жо».

И все бы ничего — барышню спасли, и приструнили, и даже позволили себе мужскую снисходительность. И вдруг вот так — с бухты-барахты, без перехода от сцепленных лапок у груди и страдальчески наморщенного лобика:

— Вы в этом бизнесе подвизаетесь?

Ну, не девка, а…

— Нет, не там, — быстро пришел он в себя, — я уже вам говорил, что по молодости увлекался экстремальным вождением и всем, что связанно с машинами. В принципе я могу вскрыть любую машину.