Сто удач и одно невезение (Свидание вслепую) - Алюшина Татьяна Александровна. Страница 21
Она бы поняла! Вот зуб на выброс! И помогла!
И никуда не денется их родственность душ и готовность лететь на выручку друг другу, и, само собой, никуда не денутся из прошлой и настоящей жизни Никитка и общие родственники, все останется. Только любовь их переродилась из сексуальной любви мужчины и женщины, мужа и жены в другую, в любовь очень близких, родных людей. Ну, ему-то еще хотелось ее, и сильно, а вот ей уже нет, это Захар тоже прочувствовал. Если они очень постараются, то сохранят этот дар родства и близости душевной, не оплевав взаимными упреками, претензиями при расставании, выяснением, кому и почему больней и хуже и кто кого предал.
И требуется приложить максимум сил душевных, на какие способен, чтобы это произошло именно так! Тогда и у Никитки останутся оба родителя любимых, и они друг у друга останутся, совсем в иной ипостаси, но, может, гораздо более значимой, ценной, по крайней мере для них двоих.
Захар понял, что не хочет и не позволит себе потерять Ирку как друга, как уважаемую им женщину, как мать своего ребенка, как члена его семьи, и есть только одна возможность для этого – отпустить ее и помочь.
Все меняется в нашей жизни, а взаимоотношения между людьми меняются стремительней, чем любые обстоятельства. И необходимо очень стараться, чтобы не растерять самое лучшее во взаимных отношениях. А еще он спросил себя: «Я люблю Ирину? – и ответил, честно: – Да, но в гораздо большей степени как человека, чем как женщину! Она права: наша с ней жизнь больше напоминает встречи любовников, редкие и оттого горячие, чем семью!»
Но, боже мой, как же это трудно!! Мужику вот так, взять и отпустить родную жену, переступив через гордость, ревность, раскаленным прутом прожигающую мозг!
Конечно, он ревновал! Было бы странно, если бы наоборот!
Но привыкший решать за всех и брать на себя ответственность, он уже принял решение. Черта характера, с которой не приходилось сталкиваться его жене. Она не видела его в работе или когда он, преодолевая себя, вылезал из страшной болезни, и понятия не имела, какие волевые, железные стороны характера ему приходится проявлять чуть ли не каждый день. По сути, она вообще его мало знала.
Так получилось. Никто не виноват.
– Так, Ирина, давай звони ему, пусть приезжает! Втроем поговорим! – распорядился он таким тоном, что Ирка и не подумала возражать.
Ночь глубокая; и они, и мужик жили в центре города. Это вам не столицы, пробок по ночам нет, но приглашенный прибыл через полчаса, хотя езды было минут десять от силы.
Захар сам открыл дверь, остановив жестом метнувшуюся было на звонок Ирину, и первым протянул руку:
– Захар.
Мужик, переступив порог, ответил на рукопожатие:
– Алексей.
– Проходи, – пригласил Захар.
Как все нормальные мужики, Алексей Павлович приехал не с пустыми руками, понимая, что не для простого разговора пригласили посреди ночи. Посудил-порядил, заехал в магазин и прикупил водочки дорогой, пельмешек ручной лепки, соку томатного, для Иринки вина хорошего, семужки и так, всякого по мелочи на закуску.
– Ир, – дипломатично обходя тон прямых указаний, попросил Захар, – пельмешки под разговор и закуску сейчас самое то, да и картошка у нас остыла давно. Сделаешь?
Мягко, не раздражая влюбленного Алексея нарочитой демонстрацией мужа, распоряжающегося в своем доме и своей женой. Недаром Захар Дубров сделал такую внушительную карьеру и имел непререкаемый авторитет и глубокое уважение, начальником был грамотным, в людях и ситуациях разбиравшимся до мелочей. И четко знавшим, когда ругать, когда пряником подманивать!
Конечно, Алексей этот нервничал: непонятно зачем посреди ночи Ирина пригласила его, ничего не объяснив толком, расплывчатой фразой:
– Захар вернулся, просит тебя сейчас приехать, поговорить.
И чем это «поговорить» может обернуться, от мордобоя, претензий: «Чтобы я тебя рядом с женой не видел…», далее по соответствующему тексту и до ментовского протокола: «После совместного распивания сильно алкогольных напитков…»
Ну а вы что бы предполагали?
Захар проникся начальной формой уважения к мужику – не струхнул, приехал, добавил еще баллов уважения за «не пустые руки» и сдержанность поведения. И сделал для себя некоторые первичные выводы.
Захару необходимо было удостовериться, что мужик стоящий, и за Ирку бороться будет, и не отступится, и любит всерьез.
Иринка засуетилась: посуду обновить, пельмени сварить, мужики расположились за столом друг напротив друга.
– Ну что, Алексей Павлович, – дружески предложил Захар, – давай за знакомство.
Ровным, в меру почтительным тоном, без каких-либо иных интонаций, предложил.
– Давай, Захар Игнатьевич, – согласился визави.
Не проканало, значит, поименное представление и рукопожатие. Рановато. Оно и понятно, мужики столкнулись серьезные, собственники по натуре, каждый свою самость и право на собственность отстаивает, а то как же!
Захар разлил по стопочкам, махнули, глядя в глаза друг другу, крякнули, закусили. Ирина шуршала по хозяйству, старалась, в несколько минут стол преобразила, как нетронутый сверкал, свеженакрытый.
Оба мужика заценили ее старания, но каждый по-своему, Захар не без гордости: вон у меня какая хозяйка, Алексей не без радости: для меня старается!
Охохошеньки, эти извечные мужские игры, соревнования!
И оба прощелкали, как считали мысли и удовлетворения по этому поводу другого.
«Ладно, – урезонивая себя, подумал Захар. – Не туда я!» – и приступил к главной и основной повестке собрания:
– Давай, Алексей Павлович, без лишнего марлезону обойдемся. Ирина сказала, ты ее замуж зовешь?
Алексея Павловича прямой вопрос не смутил, понимал, что не в шахматы играть пригласили, он посмотрел вострым, внимательным глазом на Захара и чинно, весомо согласился:
– Зову.
– А почему, Алексей Павлович? – приступил к дознанию Захар.
– Люблю я ее, Захар Игнатьевич, сильно люблю. Если б не любил, не звал бы! – с достоинством ответил подследственный.
Ирина замерла у плиты, позабыв обо всем, переводила взгляд с одного мужика на другого, не зная, как реагировать, прижала перепуганно двумя руками к груди кухонное полотенце.
– А жену, с которой ты так шустро развелся, ты любил? – поинтересовался «следователь» Дубров.
– По любви женился, да только не сложилось у нас.
– А если, Алексей Павлович, ты Ирину с панталыку собьешь, голову ей заморочишь любовью своей и ухаживанием красивым, уведешь из семьи, а потом у вас тоже «не сложится» или ты молодую, сисястую да ногастую провстречаешь, ты и ее так же оперативно бросишь? – не миндальничал Захар.
– Давай-ка выпьем, Захар Игнатьевич, и я постараюсь объяснить, как смогу.
– Ну, давай, – согласился добродушный хозяин. – Ир, ты чего замерла? Садись выпей с нами.
Ирка не ответила, только головой покачала, отказываясь. И правильно – мужской разговор.
Выпили, не закусили – не до того.
– Куришь? – предложил Захар сигарету.
– Нет, но закурю, – ответил согласием Алексей Павлович.
Да, не просто это! Ой как не просто, такие вот переломы проходить и людьми оставаться!
Закурили, помолчали. Алексей неожиданно сказал:
– Знаешь, я водочки еще одну тяпну!
– Давай, – понял Захар.
Налил по правилам и ему, и себе, чокнулись, Захар пригубил немного, ну а как же! Надо же мужика поддержать, ему ответ держать и не перед кем-то, а перед мужем любимой женщины! Тот выпил махом, сильно затянулся от сигареты, помолчал, даже отвернулся, в окно посмотрел, слова подыскивая, и, как ни трудно ему было, повернул голову, посмотрел Захару в глаза.
– Я ведь поздно женился, в тридцать пять, я вас с Ириной постарше буду, мне уж сорок три года. А жена на десять лет младше. Я тогда первую фирму создал, вкалывал… незнамо как! Ничего не видел вокруг, только работа. С ней познакомился в компании на даче, племянница друга. И так она меня зацепила, не то оттого, что света белого не видел из-за работы, не то потому, что и не помнил, когда последний раз с женщиной был, из-за нее же, работы. Но зацепила всерьез. Веселая такая, хохотала, танцевала без остановки. Решил сразу: женюсь! На рассюсю, ухаживания всякие ни сил, ни времени! И женился. И что, куда и для чего? У меня становление дела, фирма, отбиваться от наездов всевозможных еле успеваю и дело делать при этом. Я раньше часа ночи домой не приезжаю, а в семь утра уезжаю, а ей гулять хочется, ездить по курортам, дискотеки, подруги. Так на, вот деньги – веселись! Тогда мне казалось так правильно, и вроде все устаканилось – у меня дело, у нее своя жизнь. И тут ей втемяшилась идея в голову, что надо переезжать в Москву. Какая Москва?! Дело у меня здесь, да все здесь, а ее как приворожило: «В Москву, я эту глухомань переросла, делать мне здесь нечего, а в столице ты другой бизнес сделаешь!» И ругались, скандалили. Устал я. Предложил ей родить ребенка, а там посмотрим. Она в истерику: «Какой ребенок, я еще молодая». А что молодая, к тому времени уж под тридцатник ей было. И понеслось вразнос, скандалы, истерики каждый день. А у меня как раз такой обвал на фирме, что только держись! Достало меня до печенок, я и решил, хрен с тобой, вот тебе денег, поезжай в Москву, покупай квартиру, обживайся, у меня там много дел теперь, так что часто приезжать буду. Отправил. А тут такое вокруг, ё-моё! Отстрелы, переделы, наезды. Собрались мы с друзьями и решили: надо вместе держаться, по одному сожрут и перестреляют к чертовой матери! Соединили три фирмы в одну, с одинаковой долей паев, отбились. И развиваться стали, и поперли понемногу. Вот тогда-то я немного очухался. Она в Москве, я здесь безвылазно. Я ей – возвращайся. Да ты что! Такая истерика! Я и плюнул. Да к черту! Не до скандалов бесконечных. Любовницы, конечно, были, одна сменяла другую. А мне все безразлично, веришь? А тут Иринка! Я знать не знал, кто у нас там на магазинах стоит. Магазины – это ж так, мелочи, мы же совсем другими делами занимаемся. Я Ирину на повышение толкнул, но по заслугам, умница редкая! Вот ей и пришлось чаще в офисе головном появляться. Давай, Захар Игнатьевич?