Черный принц - Демина Карина. Страница 28
Ее выворачивает прямо на паркет, и она, прижав руки к животу, пытается унять тошноту.
Спазм за спазмом.
И тело корежит давно позабытой болью. Плавятся кости, выворачиваются, растягиваются мышцы, и платье вдруг становится тесным, неудобным.
Разъезжаются лапы по паркету, когти оставляют на дереве глубокие царапины, и Кэри трясет головой, пытаясь избавиться от шляпки. Широкая скользкая лента зажимает уши, и бант давит на горло. Она пятится, стараясь не наступить на собственный хвост, который как назло оказался еще более длинным, чем Кэри помнила…
Жила предвечная…
Кэри изогнулась и, ухватившись за ткань, рванула. Раздался треск, показавшийся ей оглушительным, и платье окончательно погибло.
А дальше что?
Она села, привыкая к новому непривычному телу. Щелкал хвост, пересчитывая половицы. Чесались зубы и десны, Кэри испытывала огромное желание что-либо сгрызть, к примеру балясины лестницы… или ковер… она даже принюхалась, убеждая себя, что ковер пыльный и внимания ее недостоин.
— Леди! — Фредерик выплыл навстречу и в кои-то веки утратил прежний невозмутимый вид. Впрочем, удивление длилось недолго. — Прошу прощения, но нас не предупреждали… Мастер появится…
Появится.
Кэри зарычала, чувствуя, как на загривке расправляются стальные иглы. Хвост же застучал по паркету сильней… Надо успокоиться… Подняться наверх… к себе… а уже там Кэри как-нибудь да вернет человеческий облик, благо, эхо потревоженной жилы стихало.
— Леди, я могу чем-то помочь?
Покачав головой, Кэри поднялась.
…в Каменном логе все было намного проще. Там пели жилы и ветер кружил золотые искры, которые, оседая на шкуру, не жалили — ласкали. Вилась под лапами огненная поземка, шептала о том, что рада видеть Кэри. Звала за собой.
Поиграть.
Поймать белую бабочку пепла… они плясали в воздухе странным подобием снега.
Или заглянуть в мутное зеркало лавы, которая опалит жаром, но не причинит вреда. Подобраться к разлому, над которым вот-вот распустится пламенная хризантема. Кэри ведь помнит, сколь прекрасна она была. Узкий витой стебель, жгут, на конце которого набухала капля, темно-красная, она меняла цвет, становясь больше, раскрывая узкие лепестки один за другим…
Хвост раздраженно метнулся и задел ножки столика, едва столик не опрокинув.
Первый шаг и скрип половиц… Сверр говорил, что у нее неправильный облик, слишком тяжелый, слишком мужской… и Кэри изогнулась, коснувшись носом собственного бока.
Все по-прежнему.
Плотная треугольная чешуя черепицей льдяно-белого, какого-то неестественно чистого цвета, острые иглы на гребне. И полупрозрачные когти.
Шаг.
И постоять, привыкая к себе. Снова шаг… под внимательным обеспокоенным взглядом Фредерика… от него приятно пахнет свежей выпечкой… и корицей, а на обшлагах домашней куртки он принес аромат ванили и под курткой прячет фляжку, правда не с коньяком, со сладким дамским ликером…
Фредерик не попятился, но склонил голову, позволяя себя обнюхать.
Седые волосы… он старый, он давно сторожит этот дом и, верно, помнит Брокка еще ребенком… и отца его… и деда…
…кухарка?
Новая повариха, нанятая перед самым отъездом. Невысокая, плотно сбитая женщина в миткалевом платье ярко-зеленого цвета и в красной косынке. Узел она завязывала сбоку, из-под косынки выбивались светлые пряди волос. У нее были отменные рекомендации. И готовила она замечательно. Ее взяли, потому как Кэри думала, что уезжает ненадолго. Месяц или два… а целый год прошел.
— Леди? — Фредерик ждал распоряжений.
Все-таки он и кухарка… а почему бы и нет? Брокк рассказывал о нем, обо всех обитателях старого городского дома. Фредерик уже несколько лет как овдовел, а сын его вырос. И, наверное, ему одиноко.
Всем время от времени бывает одиноко.
И Кэри села, с удивлением обнаружив, что смотрит на человека сверху вниз.
— Позвольте сказать, леди, — с поклоном произнес Фредерик, — что вы прекрасны.
Ложь. Женщина не должна быть такой… женщине вовсе не следует демонстрировать животную сторону натуры кому бы то ни было.
— Пожалуй, мне следует распорядиться о завтраке?
Кэри кивнула. Теперь она ощущала лютый, совершенно неприличный голод.
— Вы подниметесь к себе?
Снова кивок.
Попытается. Лестница, прежде казавшаяся надежной, ныне выглядела довольно-таки хрупко. И ступеньки узкие… и Фредерик понял.
— Она выдерживала мастера, который, поверьте, был несколько крупнее…
Брокк? Ее мастер, который… не стоило вспоминать, потому как шея сама пригнулась, уши прижались к голове и из глотки вырвалось совершенно неприличное рычание.
Предал.
Оскорбил.
И взял с собой другую… будь Кэри мужчиной, она бы вызвала эту другую на поединок…
Как он мог поступить так? Кэри спросит. Она ведь явилась, чтобы спросить. Она заслуживает разговора, потому что… просто заслуживает.
И если он скажет, что любит Лэрдис…
…хвост с силой ударил по балясине, и та захрустела.
Нет, Кэри не станет удерживать. Она… она найдет способ быть счастливой без него.
Первая ступенька оказалась высокой и устойчивой. Кэри подняла левую лапу, и когти, пробив ковровое покрытие, увязли в дереве. Перенеся вес, Кэри поставила рядом правую… ничего страшного в лестнице нет, на двух ногах передвигаться проще, но четыре — много устойчивей.
Она и про себя считала.
Раз… два… и три, и четыре…
Главное, чтобы хвост перила не переломал. Он дергался то вправо, то влево, а с ним дергалась и Кэри. К середине лестницы она достаточно освоилась, чтобы уже не задумываться, куда ставить лапы.
Но все-таки человеком быть проще.
В ее комнату через открытые окна заглядывала осень. И характерные запахи нежилого помещения растворялись во влажном холодном воздухе. Осень принесла ароматы прелой листвы, дождя и утреннего снега, остатки которого таяли на подоконнике.
Все почти так, как Кэри помнит.
Широкая постель, прикрытая габардиновым покрывалом. Башня из подушек под кружевной накидкой, стопка белья на краю кровати. И запах лаванды, вызывающий приступ ярости.
Успокоиться.
Это не Лэрдис, но лишь мешочки с лавандой, которыми экономка перекладывает белье, дабы защитить и от моли, и от затхлости…
Не Лэрдис… Лэрдис не появится в этом доме, который Кэри полагает своим.
А если… быть может, поэтому Брокк и не захотел ее взять? Чтобы не мешала, ни на борту «Янтарной леди», ни позже.
Ничего.
У Кэри собственный дом имеется, наверняка за прошедший год он постарел сильней, чем за все предыдущие. Ей будет страшно вернуться туда, но…
Она справится.
Встав посреди комнаты — ковер свернули и, натянув чехол из небеленого полотна, убрали к стене, — Кэри вздохнула. В Каменном логе человеческий облик возвращался сам собой, а здесь… Сверр говорил, что все просто, следует лишь расслабиться и…
Мир покачнулся и поплыл. Он плавился и плавил Кэри, лепил ее наново, и снова было больно, но нынешняя боль отличалась от прежней. Глухая и ноющая, сводящая челюсти судорогой, чтобы ни звука не вырвалось. И руки дрожат, упираясь в пол… руки, уже руки, пусть и с полупрозрачными полукружьями когтей, которые держатся до последнего, но все-таки исчезают.
И чешуя на ладонях становится каплями живого железа.
Уходит под кожу.
А кожа, белая, тонкая, покрывается холодной сыпью.
Волосы рассыпаются, прикрывая ее наготу. И Кэри сидит, пытаясь совладать уже с человеческим телом, которое теперь кажется слишком хрупким, ненадежным.
Неустойчивым.
Мир утратил запахи, но прибавил красок.
Кэри встала и, собрав волосы, закрутила жгутом. Закрыла окна. Открыла гардероб, с неудовольствием отметив, что он почти пуст, оставленные платья давно уже вышли из моды, и сей факт не останется незамеченным.
Что ж, она еще успевает заглянуть к Ворту.
«Янтарная леди» причалит лишь завтра… и Кэри встретит ее. Она повернулась к зеркалу и, отбросив длинную белую прядь с лица, улыбнулась.