Черный принц - Демина Карина. Страница 53

— Какой он был, запомнила?

К счастью, Гаська и вправду запомнила понравившееся ей кольцо, описала его подробно, и чем дальше она говорила, тем сильнее становилось недоумение Кейрена.

Ложь.

Или… чужая игра?

Ему не поверят. И без того считают чудаком, фантазером, но эта фантазия безумна даже для него. И когда Гаська замолчала, Кейрен отослал ее взмахом руки. Сам остался. В переулке, прижимаясь спиной к грязной стене, пытаясь убедить себя, что не сошел с ума.

Что делать?

Проверить. Осторожно. Издали. Стараясь не привлекать внимания. И его, и старую королеву, которая… безумие какое.

Он услышал крик. И запах крови, разлившийся в воздухе, медный, тревожный, ощутил. Выбежал, уже понимая, что опоздал.

И едва не споткнулся.

Гаська лежала, перегородив собой проулок. И далекий свет фонаря отражался в выпуклых ее глазах. Рот старой шлюхи был раскрыт, а ниже его, под подбородком, чернела широкая рваная рана. Вокруг Гаськи, будоража местных крыс, расползалась кровяная лужа.

Присев на корточки, Кейрен прижал пальцы к шее.

Бесполезно.

Единственный его свидетель, пусть и не особо заслуживающий доверия, был мертв.

Домой Кейрен вернулся глубоко за полночь.

Шел пешком.

Куда спешить? По лужам, которые подернулись тонкой пленкой льда, по тротуару, белесому, обындевевшему. Скрываясь от света фонарей, которых становилось все больше. И снег, начавшийся внезапно, летел на свет.

…на Перевале снег выпадает рано. Но по ту сторону гор зима мягкая. И чем ближе к побережью, тем мягче. Райдо писал о береге и море, о летнем доме, который весной полагалось белить, но за зиму ветра и сырость побелку съедали, и дом лежал на побережье темной обглоданной костью.

…не нашлось времени съездить.

И уже не будет.

Ключ опалил холодом сквозь перчатку. Кейрен придержал язычок колокольчика, повешенного над дверью, и дверь толкнул, сказав в темноту:

— Я дома.

— Рад слышать, — ответила ему темнота голосом Райдо. — А то я уже, признаться, заждался. Слушай, ты не мог квартирку попросторней найти? Тут развернуться негде.

Она и вправду была тесновата для Райдо, который, устроившись в кресле, вытянул ноги, и ноги эти уперлись в каминную решетку.

— Ты?

— Не рад? — Райдо поднялся и воздух втянул. — Кровь, надеюсь, не твоя?

— Не моя.

— Опять по помойке голубей гонял?

— Вроде того.

Кейрен зажег свет и стянул пальто, с неудовольствием отметив, что оно набрало запахов, самым ярким из которых был даже не сладковатый кровяной, но гнилостный, прелый. Этот запах прочно впитался в ткань и вывести его не выйдет…

Райдо обнял.

И к себе позволил прикоснуться.

— Изменился, да? — Он возвышался над Кейреном на голову, но рядом с ним Кейрен не чувствовал себя слабым.

— Изменился. Выглядишь много лучше.

Рубцы не исчезли, и лицо его, шея по-прежнему словно из лоскутов сшиты, грубо, неумело. Но швы побледнели, истончились.

— Ийлэ говорит, что со временем они станут еще более незаметны.

— Как она?

— Хорошо. — Райдо нахмурился и со вздохом признал: — Лучше, чем было. Она согласилась остаться одна, но…

— Ненадолго.

— Да. Самое большее — неделя.

Отпустил, взъерошил волосы и отвесил легкую затрещину.

— Бестолочь ты, младшенький. Все такая же бестолочь… ну хоть что-то постоянное есть в этом мире. Чай будешь? Будешь. И голодный небось… честно говоря, я опасался, что ты домой отправишься. Записку-то оставил, но… не был уверен, что передадут.

— Что случилось?

Что-то серьезное, если Райдо сорвался с места. И он, заполнивший собой почти всю кухню, отмахнулся от вопроса:

— Иди, ополоснись и поговорим нормально. А то сил нет тебя нюхать. Когда ты повзрослеешь?

— Уже, — ответил Кейрен, стягивая рубашку.

— Вижу, — серьезно сказал Райдо. — И меня это не радует.

Горячая вода. Пар наполнил крохотную ванную комнату, затянул зеркало, но Кейрен успел увидеть себя, бледного, растрепанного, с безумным взглядом и лихорадочным румянцем на щеках.

Помада на щеке… или кровь?

Кейрен мылся, растирая кожу докрасна, не чувствуя жара, но лишь холод, который не получалось выплавить. И он прибавлял и прибавлял горячей воды, пока не оказался вовсе в кипятке.

…на полочке под зеркалом остались баночки с кремом Таннис, и Кейрен передвигал их… ее раздражало, когда после него оставался беспорядок в ванной. И лужи на полу. И еще след пальцев на зеркале. Кейрен прижал к запотевшей поверхности ладонь.

Больше не будет злиться.

Ушла.

— Эй! — Дверь хрустнула от пинка Райдо. — Ты там топиться не вздумал? Если что, зови, помогу по-родственному.

— Не дождешься.

Вытереться кое-как, натянуть рубашку, чистую, но мятую… утюг где-то есть, но Кейрен не умеет им пользоваться. Привык, что рубашки стирают за него, возвращая накрахмаленные, наглаженные.

Матушка не одобрила бы…

…она, верно, ждет. И следует отправить записку, извиниться, но позже.

— Садись, младшенький. — Райдо отодвинул стул. — И ешь давай. А то у тебя вид такой, что вот-вот ноги с голодухи протянешь.

Чай в огромных кружках. И свежий хлеб, нарезанный крупными ломтями. Сыр. Ветчина.

— Так зачем ты приехал? — Кейрен ест, впервые за последние дни ощущая голод.

Когда он в последний раз обедал? Вчера, кажется. И с утра матушка пыталась что-то сказать про завтрак, но он сбежал, отговорившись занятостью. В особняке Кейрен начинал задыхаться.

— Причин несколько. — Райдо подпер щеку кулаком.

Любимая поза, матушку раздражавшая. Она боролась и с ней, и с его привычкой ставить локти на стол, исправляя мягко, настойчиво… Райдо не исправлялся.

Он, наверное, с рождения был такой вот, неисправимый.

— Первая — чтобы сказать, что ты — идиот. — Райдо выковырял из хлеба мякиш, который скатал в шар. А шар отправил в рот. — Вот ответь, младшенький, чего ради ты себя гробишь?

— А я гроблю?

— Гробишь. — Райдо разламывал корку на кусочки, а их раскладывал по краю тарелки.

…матушка хмурилась и говорила, что нельзя играть с едой.

— И не делай морду клином. Ты прекрасно все понимаешь. Долг — дело, конечно, хорошее, но одними долгами жив не будешь.

Между кусками хлеба Райдо раскладывал сырные крошки. Узор получался странным.

— Ты о свадьбе?

— А о чем, хрысь тебя задери, еще?

— Этот союз нужен роду…

— Нужен, — согласился Райдо, облизывая пальцы. — Союз нужен, а не свадьба двух несчастных идиотов. Или девушка не против?

— Против, — вынужден был признать Кейрен.

— И тогда чего ради? Вот только не начинай про политику! Этой хрени я уже наслушался и скажу тебе так. Коалиция нужна Сурьме не меньше, чем нам. Союз будет заключен в любом случае. А остальное…

— Матушкиными стараниями.

— Узнаю. — Райдо вздохнул. — И сочувствую.

— Она хотела как лучше.

— Она всегда хочет как лучше. Но вот лучшее для нее и лучшее для тебя — это разные вещи. Что, твоя девчонка не нравилась? Неподходящая компания?

— Вроде того. Я пытался объяснить, но…

— Тебя не услышали. Кейрен, я люблю маму, но иногда… она пытается сделать окружающий мир идеальным. Знаешь, в свое время она и меня пыталась переделать, только я чересчур грубый… и остальные… а вот ты — мягкий мальчик. Ее мальчик.

Райдо сгреб с тарелки хлеб и сыр, встряхнул в горсти и отправил в рот.

— Я это понял. — Прижав ладони к чашке, Кейрен наслаждался теплом. — Правда, поздновато, но понял. Знаешь, ей кажется, что я ошибаюсь. Что она старше, опытней, и… остальное же — ерунда. Как колени разбитые, поноет и пройдет.

— И как, проходит?

— Нет.

— Твои письма стали пустыми.

— Мне жаль.

— Нет, младшенький. — Райдо подвинул вазу, из которой не убрал засохшие цветы. — Жалеть тут не о чем, надо просто…

— Договор подписан.

— И хрен ли с ним.

— Отец…

— Взбесится, точно.

Райдо никогда не пугал отцовский гнев. Его, кажется, ничего не пугало.