Черный принц - Демина Карина. Страница 9

— Вставай уже…

…или загудит, подбираясь к заводским воротам, баржа с углем, выдернет Таннис из сна, который она приняла за настоящую жизнь.

— Ниса… мне с тобой хорошо. — Пальцы Кейрена задумчиво скользили по шее, чтобы замереть на ключице. — Спокойно. Вряд ли ты поверишь, но я никому этого не говорил…

Поверит. Она чувствует, когда он лжет. Или сердится. Или впадает в тоску и тогда ложится поперек кровати, растопырив локти, точно пытаясь защитить эту кровать ото всех, даже от Таннис.

…он приносит с работы усталость и странную, детскую почти обиду, о которой не хочет говорить, но все-таки заговаривает. И, увлекшись рассказом, сам о ней забывает. Таннис же нравится слушать, не столько о делах, сколько о людях, Кейрена окружающих.

О даме-секретаре, которая каждую неделю перешивает кружево на манжетах форменного платья, надеясь, что подобная вольность останется незамеченной. И порой ее окаянства хватает на то, чтобы срезать скучные костяные пуговицы, заменив их ониксовыми. Она чувствует себя отчаянно храброй и прячет в верхнем ящике стола жестянку монпансье.

О констебле и его бакенбардах, которые он расчесывает мелким гребнем и подравнивает крохотными ножничками, а укладывает вовсе пчелиным воском, волосок к волоску.

О тайном увлечении следователя Альберта Бино лотерейными билетами и вере в непременный выигрыш… о людях и нелюдях, окружавших Кейрена. Ему удавалось подмечать какие-то такие детали, мелочи, которые выглядели забавными, но не смешными.

…какой он видел ее?

Спросить?

Не ответит, да и к чему лишнее знание? Странно лишь, что его сторонятся, считают недалеким, слишком чужим, принадлежащим иному миру.

— Не спится? — Кейрен смотрел, подслеповато щурясь.

— Не спится, — призналась Таннис. — Из-за тебя. Лежишь тут…

— Я ж ничего не делаю!

— Вот именно… лежишь и ничего не делаешь…

Мягкий смех. И ледяная ладонь скользит по спине.

— Исправлюсь, — пообещал Кейрен. — Вот прямо сейчас…

А утро наступило с востока. Пришло с туманами, затянувшими окна молочной взвесью, плеснуло водой на морозные узоры и принесло чудесный аромат кофе.

— Вставай, соня. — Кейрен пощекотал нос. — Завтрак готов.

Суббота. И в кои-то веки она проснулась позже Кейрена.

— А что на завтрак?

— Блинчики. — Он был босым, в рубашке навыпуск. Рукава закатаны, ворот расстегнут. И розовый фартук ему к лицу. — И мед. Есть еще творог со сливками…

Он улыбался.

…конечно, если суббота, то блинчики на завтрак обязательны. И творог в высоких креманках, белая гора, увенчанная пьяной вишней.

Орехи.

И ванильное суфле с мятой.

А блинчики у Кейрена получаются тонкими, кружевными, полупрозрачными.

— Таннис, — он снял фартук, аккуратно повесив на крючок, — нам нужно поговорить.

Сердце екнуло.

Уже?

— Конечно.

Плакать Таннис не будет, не при нем, позже, когда останется одна. Кейрен устроился напротив, снял вишню и, повертев в пальцах, вернул на место.

— Возможно, тебе придется уехать.

— Куда?

Он не спешил с ответом.

— За Перевал… я писал Райдо, он будет рад принять тебя на месяц или два.

За Перевал? На месяц-два? Таннис подвинула чашку. Кофе она, честно говоря, не любила, тягучий, горький, и эту горечь потом водой не запить.

— У него поместье. Яблони цветут… не сейчас, а весной. В принципе цветут. И вообще там климат мягче. Море недалеко. Райдо тебе понравится. И ты ему, думаю, тоже.

В этом Таннис крепко сомневалась, и сомнение свое она зажевывала блинчиком, в кои-то веки не чувствуя вкуса.

— И с его женой вы подружитесь… — не очень уверенно произнес Кейрен.

— Темнишь?

— Есть мнение, что… зима будет небезопасной. — Он зачерпнул творог пальцем и палец облизал. — Таннис, я не должен был бы говорить тебе… я и думать-то об этом не должен.

Кейрен решительно подвинул к себе креманку.

— Прилив начинается.

— В реке?

…чем бы ни был прилив, но Кейрен отсылает ее не потому, что собирается жениться. И глупо радоваться грядущим бедам, но Таннис радовалась.

— В какой-то мере это тоже река, но огненная. Под городом лежат материнские жилы, очень старые, если не сказать — древние. Ты ведь помнишь силу истинного пламени?

Таннис кивнула.

Она желала бы вымарать эти воспоминания, где огонь плясал на развалинах дома, а соседний, искореженный взрывом, медленно осыпался, где к серому небу поднялись серые же бабочки пепла.

Рот наполнялся кровью прокушенной губы.

— Так вот, жилы сильнее в разы… в десятки раз… в тысячи.

— Они прорвутся? — Голос звучит ровно, равнодушно даже.

— Я бы хотел пообещать, что нет, но… если бы только прилив… в город съезжаются все, у кого есть сила… Высшие вот. И вожаки… отец мой возвращается… и братья… и здесь скоро станет очень людно, точнее не людно… и в норме этого бы с лихвой хватило, чтобы удержать жилы.

— Но?

— Но, возможно, кое-кто воспользуется ситуацией…

— Бомбы?

— Бомбы, — не стал отрицать Кейрен. Он сидел, упираясь локтями в стол, сунув пальцы в волосы, сгорбившись. — И листовки… и люди, которые на грани бунта… и подземники… их пытались зачистить, но никого не нашли.

Таннис удивилась бы, будь оно иначе.

— Мы и до города-то не добрались. Дядя считает, что ты преувеличила, когда говорила о них. А я, как обычно, гоняюсь за призраками. Я бы хотел, чтобы все оказалось именно так. Лучше быть глупцом, который воет на луну в луже, чем… если случится прорыв, Верхний город исчезнет.

Поднявшись, Таннис обошла стол и положила руки на плечи. Острые. И напряженные. А на рубашке пятно… и широкие лямки подтяжек впились в кожу.

— Он ведь строился позже. — Кейрен распрямился и, запрокинув голову, оперся затылком на ее живот. — Там грунт мягкий… закипит все на раз.

— А Нижний?

— Ты сама видела — скалы.

— Значит, это выгодно…

— Таннис, — он перехватил ее руки, — не думай о том, кому и зачем это выгодно. Ты уедешь. Ясно?

— А если нет?

— Уедешь, — повторил Кейрен, руки сжимая. — Я не хочу тобой рисковать.

И тепло, и больно. И отвернуться надо, спрятать предательские слезы. Рисковать он не хочет…

— А ты?

— Я — другое дело. У меня есть долг. Да и, в конце концов, я могу ошибаться.

Он произнес это бодро, но Таннис не поверила.

За Перевал, значит…

…если с ним, то она и на Перевал согласна.

— И еще, — он поцеловал раскрытую ладонь, — не жди меня завтра, ладно? Отец возвращается и…

— Я понимаю.

…отец, братья, семья, частью которой Таннис никогда не станет. Но это будет завтра. У них есть целый день и даже больше…

Она научилась ценить время.

ГЛАВА 4

Марта кралась.

О нет, никто не запрещал ей выходить из дому, но прежде у нее и мыслей не возникало о том, чтобы покинуть Шеффолк-холл. Да и сегодняшний побег вовсе не был побегом.

Так она себя уверяла.

И жалась к влажной стене, на которой висели потемневшие от времени портреты.

— И куда вы собрались, дорогая тетушка? — насмешливый голос чужака застиг ее у двери, и Марта вздрогнула, выронив зонтик.

— П-прогуляться захотелось.

Она ненавидела себя за страх и за то, что не способна с этим страхом справиться.

— Сегодня не самая лучшая погода для прогулок, тетушка. — Чужак наклонился за зонтиком.

— Да?

— Конечно. — Голос его был обманчиво мягок. — Холодно. Ветрено. И снег мокрый…

Он предложил Марте руку, и она не посмела отказать.

— А вы одеты так легко… вам следует более внимательно относиться к своему здоровью.

Смеется? Нет, ни тени улыбки в глазах, а губы кривятся, и само лицо — не лицо, но деревянная маска, из тех, что украшают кабинет старого герцога.

— Ко всему, город опасен, дорогая тетушка. — Он вел ее прочь от двери, и Марта оглянулась, понимая, что больше не посмеет нарушить негласный запрет. — А мне бы не хотелось, чтобы с вами произошло несчастье.