Черный принц - Демина Карина. Страница 93

— О чем ты думаешь? — Брокк рядом, близко, и эта близость успокаивает.

— О том, что будет.

— Сегодня?

— Нет, вообще будет… с тобой и со мной.

— С тобой, — повторяет он за нею, — и со мной… с нами… мы будем жить долго.

— И счастливо?

— Конечно, как иначе. — Брокк убирает дорожку из ленты. — Счастливо… и очень-очень долго… в Долине или в городе, там, где ты захочешь.

Не так уж важно, если вместе и счастливо. Кэри знает, что у счастья привкус утреннего кофе, которое варят здесь с корицей и каплей лимонного сока для кислоты. Аромат свежего хлеба и молока, оно в фарфоровом кофейнике с нарисованной коровой… счастье звенит в крови, и просто так… колокольчики из ее косы не все еще собрали…

И разве важно где?

С кем — дело иное. И наверное, он тоже понимает, если улыбается.

Близкий далекий человек.

Птицелов.

И сама Кэри в узкоклювой маске белой цапли. Рукава-крылья, вышивка белым по белому.

Жемчуг.

Посеребренные перья и алмазная эгретка в волосах.

Белое. Зимнее. Льдистое.

И внезапный страх, иррациональный, рожденный тенью, которая стоит за спиной, не смея прикоснуться. Она, заблудившись в открытых зеркалах, не нашла обратной дороги, а быть может, не захотела уходить, предпочтя остаться в мире живых.

— Ты… отпустил меня, верно? А я тебя…

Случайная ласка сквозняка, и альвийский шелк льнет к коже, обрисовывая фигуру почти вызывающе…

…отпустил. Но не оставил.

В карете Кэри глядела на мужа, а тот — на огни, заполонившие город. Вновь распустились белые шары газовых фонарей, и костры горели ярко, пожалуй, ярче, чем когда бы то ни было…

…когда я умру… — голос Сверра доносился из-за грани, не того чужака, которого Кэри боялась, но мальчишки с длинными белыми волосами. Он сидел на подоконнике, свесив ноги в пустоту. И белый пух садился на колени.

— Слезь, а то простынешь.

Кэри было холодно смотреть на него.

— Не простыну, — он похлопал по камню, велев, — садись. Смотреть будем.

— Куда?

— Вниз. Видишь, как красиво?

Огни, переплетенные с огнями, созвездиями, желтыми россыпями одуванчиков…

— Не бойся. — Сверр сжал руку. — Я не позволю тебе упасть. Держи.

Он протянул свечу, которую наверняка стащил из шкатулки леди Эдганг. Свеча была длинной и тонкой, обернутой в золоченую хрустящую бумагу. Она сломалась посередине, и обе половины держались на тонкой нити фитиля.

— Когда я умру, — он зажег свечу не ладонью, но длинными каминными спичками, — я стану огнем.

— А я?

— И ты. Тогда мы найдем друг друга…

— Я не хочу умирать. — Кэри ерзала, пытаясь отодвинуться от пустоты под ногами.

— Я тоже. — Огонек разделил их и соединил, потому что Кэри держала свечу, а Сверр держал Кэри. Это было правильно. — Но когда-нибудь все умирают…

…и становятся огнем.

Факелом в руках уличного акробата. Он высоко подбрасывает ноги, то приседая, то вскакивая, а руки его, задранные над головой, держат тяжелую дубину факела.

Катятся по ладоням капли смолы.

И бледное, нарисованное гримом лицо кривится. Акробат вот-вот заплачет, но нет, он швыряет факел и делает колесо, успевая встать на ноги и факел поймать.

В подставленный цилиндр сыплется мелкая монета…

— …леди, леди! — стук в окно пугает, и Кэри хватается за руку мужа. — Леди!

Мальчишка повис на подножке кареты.

— Вам цветок!

Он умудряется открыть дверь и сунуть в щель черную розу на длинном стебле.

— От кого?

— От господина в маске! — Мальчишка показывает Брокку язык и исчезает в толпе.

Город, озаренный огнями, кипит жизнью. И карета, увязнувшая было на площади, медленно вписывается в поток экипажей.

Королевский дворец ждет.

— Я не знаю, от кого она. — Кэри касается холодных лепестков. — Не злись.

— Не злюсь.

— Злишься. — Она снимает маску. — Их просто приносят… иногда.

— Ладно, злюсь, — признает Брокк. — Почему ты раньше не говорила?

…потому что ей было приятно получать цветы. А еще потому, что надеялась — заметит…

От розы неуловимо пахло землей и машинным маслом.

…почему Кэри никогда не задумывалась, кто приносит розы?

…наверное, потому, что знала — они не от Брокка, а остальное было не столь уж важно. И она уронила цветок на сиденье.

— Кэри…

— Я помню. Я не отпущу тебя.

Черная роза останется в экипаже.

Королевский дворец — пламя, застывшее в камне. Широкая лестница и мраморные псы, лежащие у ее подножия. Кэри ощущает на себе мертвый их взгляд.

Ступени.

И рука Брокка единственной опорой.

Ветер. Снег. И бумажные фонарики на бронзовых деревьях.

Дребезжание струн, музыка дробится в зеркалах, вязнет в шелковых стенах и позолоте, она существует как-то вовне, отдельно от всего действа, подчиняющегося своим собственным внутренним ритмам. Шаг и другой.

Приветствие.

Объявление, сделанное надрывающимся голосом. Двери бального зала, и смех, чей-то близкий и далекий… блеск.

Сияние. И та струна, которая почти рвется, но продолжает мучить Кэри. Страх и предложение, сделанное шепотом:

— Давай сбежим отсюда.

— Непременно. — Брокк целует ее ладонь. — Но позже. Еще не время.

Времени здесь нет.

Есть высокий потолок с древними фресками, на которых сплелись в причудливом танце простоволосые женщины. Они смотрят на Кэри и улыбаются. Эти улыбки украли женщины иные, которые прячут лица под масками.

И приседает в реверансе бархатная Роза, чья прическа украшена живыми цветами.

Маскарад.

Чужие роли, примеренные ради забавы. Палач в красном колпаке, стрелок и пара пастушек с витыми посохами. Снова роза, розарий целый, и ревнивые взгляды, которыми дамы обмениваются, не скрыть. Луна в серебре и, кажется, Ночь, с алмазными звездами и полумесяцем. Звездочет. Шут, который подскакивает, корчит рожи, и бубенцы на его колпаке звенят оглушающе.

Кэри не собиралась выпускать руку Брокка.

И выпустила.

Потерялась.

Растерялась и отступала, выбираясь из круговерти придуманных лиц, пока не оказалась у окна. За ним, расписанным серебряными узорами, лежала ночь. И наверное, окно нельзя открыть, но…

— Вам дурно? — Оден из рода Красного Золота встал между Кэри и масками. — Идемте.

Кэри с благодарностью оперлась на его руку.

Тяжело дышать. Воздух спертый и душный, раскаленный газовыми рожками и холодными драгоценностями дам.

— А… почему вы без маски?

Она заговорила, лишь оказавшись в саду.

Темнота аллеи, пара фонарей, далеких, существующих где-то вовне этого тихого места. Лавка и каменная борзая, разлегшаяся у ног. Снег.

Звезды.

И полумесяц, настоящий, желтоватый слегка.

— Потерял. — Оден стоял рядом и, запрокинув голову, разглядывал полумесяц. — Не люблю балы.

— Я теперь… тоже не люблю.

Кэри сняла маску. Казавшаяся сперва удобной, та вдруг сделалась невыносимо тяжела. И кожа, с которой соприкасалось дерево, раздраженно горела.

— Дышите, — посоветовал Оден. — Там воздух выгорает, поэтому так душно. Светильный газ с воздухом смешивают, тогда он и горит ярче.

— Да? Я не знала.

— Теперь знаете. Но, пожалуй, это не та тема, которую следовало бы обсуждать. Позволите?

Кэри подвинулась.

— Не мерзнете?

— Нет.

Разве что немного, альвийский шелк тонок, но при мысли о возвращении ей становилось дурно.

— Если замерзнете, говорите.

— Я не хочу снова туда…

Оден кивнул добавив:

— Мы вернемся, когда протрубят. Это значит, что идет Король, а не приветствовать его величество… неблагоразумно.

Кэри понимает. И выдержит. И вообще она повела себя на редкость глупо. Испугалась? Духоты? Или масок, за которыми лиц не видно.

— А еще я потерялась…

— И нашлись. Я отправил записку вашему мужу.

— Спасибо.

— Пожалуйста.

Странно думать, что Оден мог бы стать ее мужем. И Кэри искоса разглядывала его. Красивый? Пожалуй. И еще сильный. Надежный. Спокойный… и наверное, очень и очень хороший, но чтобы мужем…