Черный принц - Демина Карина. Страница 99

— Нет.

— Поверьте, слухи о нем преувеличены. Там есть очень даже симпатичные допросные… нет, мебель, не спорю, казенная, однако при том…

— Ты много говоришь. — Риг поставил лампу на краешек стола и сам же на него оперся раскрытой ладонью.

— Это нервное, — доверительно ответил Кейрен. — Я когда нервничаю, всегда болтаю. Матушку это в свое время очень раздражало.

Риг.

Из четверых именно Риг.

Нелепый, невезучий, пожалуй, еще более невезучий, чем Кейрен. Он и сейчас-то выглядит смешным в костюме словно бы с чужого плеча. Пиджак собрался в подмышках складками, а рукава коротковаты, и из-под них выглядывали манжеты белой рубашки. Высокий накрахмаленный воротник топорщился, и клетчатый шейный платок, заколотый немыслимого вида булавкой, сбился набок.

— Зачем вы сюда пришли? — спросил Кейрен.

Риг снял очочки, и лицо его приобрело выражение растерянное, несчастное даже.

— И зачем вы все это затеяли?

Молчит. Стеклышки трет платком. Кейрена разглядывает.

— Честолюбие? Не ваш случай.

— Вам кажется, что вы настолько хорошо меня знаете? — Очочки отправляются в нагрудный карман.

— Читал ваше досье.

Злится. Поджимает вялые губы.

— У полковника весьма подробные досье. — Кейрен оперся на решетку. — Знаете, что там сказано о вас?

— Что же?

— Вы и вправду нечестолюбивы, хотя при этом обладаете завышенной самооценкой. Правда, наловчились ее скрывать. Вы довольно-таки завистливы, причем не важно, чему завидовать. Это, назовем ее так, патологическая черта характера. Вы могли бы достичь многого, но и тогда вам было бы мало. Мне же просто интересно, Риг, чего вы пытаетесь добиться, уничтожив город.

— А кто сказал, что я его уничтожу? Что вы, уважаемый Кейрен, я его спасу…

— Даже так?

— Именно. Я ведь не безумец… а зависть… скажите, разве вы никогда и никому не завидовали?

— Не настолько, чтобы убивать.

— Я не убиваю. Я лишь создаю оружие. И более совершенное, чем создает мастер.

В голосе прорезались ревнивые ноты. Риг коснулся массивного камня, венчавшего булавку.

— Значит, теперь вы завидуете ему?

Молчание. Пальцы тарабанят по столешнице, едва-едва не задевая ложе лампы. И Кейрену почти хочется, чтобы Риг задел ее, опрокинул, опалив маслом ноги.

— Вы полагаете, — Кейрен приник к решетке, и прутья вжались в щеки, — что он занял ваше место?

— Скорее незаслуженно занял свое.

— Почему?

Резкий вдох, и ноздри раздуваются, выпячивается нижняя губа, а блеклые пальцы впиваются в подбородок.

— Рассчитываете вызвать меня на откровенность?

— Ну вам же самому хочется быть откровенным. Иначе что вы здесь делаете? Тяжело быть гением, о котором никто не знает, правда?

Злится. И злость искажает лицо, мелкие черты, крысиные. Есть в нем что-то от подземника, и сходство это заставляет Кейрена напрячься.

— Сидите, — вдруг бросает Риг, сам присаживаясь на табурет, — вам ли не знать, что эта решетка выдержит вас в любом обличье… а если вдруг захотите поэкспериментировать, то прошу, я всегда рад.

Он вытащил из кармана моток серебряных нитей с бляшкой-бусиной, встряхнул и надел на руку. Нити прилипли к коже, а бусина растянулась, превращаясь в толстую нашлепку.

— Кстати, прикасаться к вам нет нужды, — пояснил Риг, нежно поглаживая плетение. — Достаточно приблизиться на расстояние шага. Возможно, двух… честно говоря, у меня нет достаточных данных. Пока, во всяком случае.

— И что это?

Ладонь нестерпимо зачесалась, предупреждая, что, чем бы ни была игрушка, трогать ее не стоит.

И злить Рига тоже.

— Мое изобретение… одно из… — Он раскрыл ладонь. — К сожалению, название не придумал. У меня с этим сложно, но если вкратце, то оно генерирует узконаправленный пучок на частоте материнской жилы. В результате естественный энергетический баланс нарушается. Как я понял, это довольно болезненно?

Он сжимал и разжимал пальцы, и серебро вспыхивало.

— Кстати, мне интересно, насколько быстро происходит восстановление… имею в виду, полное восстановление. Не хочешь обернуться?

— Не хочу.

— А все-таки? — Риг скалился, демонстрируя мелкие острые зубы. И руку протянул, наглядно демонстрируя, что спорить не стоит.

Его терпения хватило подождать, пока Кейрен разденется. И потянется к жиле. Тело откликалось медленно, нехотя. И жар расползался по костям, с трудом переплавляя их. Боль бросила на пол, и Кейрен сжался в комок…

…как в первый раз.

…и только пепла нет. В Каменном логе воздух пропитан пеплом. Гудят струны огненных жил, а здесь лишь одна, и близкая, но не защитит.

Она обещала…

Он все-таки пережил это обращение, занявшее, показалось, часы.

— Полторы минуты. — Риг постучал пальцем по стеклу часов. — Надо же, как долго держится эффект.

Кейрен стоял на дрожащих лапах, сглатывая вязкую слюну.

— И назад…

Пошло легче. Но все-таки потребовалась минута, чтобы отдышаться. Холодный спертый воздух камеры Кейрен пил и не в силах был насытиться. Одевался быстро, путаясь в чужой одежде, а с пуговицами вовсе не справился. Риг наблюдал, без насмешки, скорее с жадным любопытством.

— Вижу, тебе больше не хочется говорить.

— Что вы. — Кейрен вытер рот. — Просто отдышусь немного… и дальше побеседуем… как можно такой-то случай упустить? Знаете, мой дядя всегда утверждал, что чистосердечное признание — лучшее из возможных доказательств вины. А вы признаться готовы… ведь прав я?

Риг хмыкнул.

— Так с чего все началось? С того, что ваш братец увел у вас женщину? Или раньше? С того, что он всегда и во всем умудрялся быть первым? А вам приходилось жить в тени? Сначала вы мирились. Потом вас это раздражало… чем дальше, тем сильней становилось раздражение… а тут война… и шанс показать себя… вас пригласили работать на полигон…

— Не меня, Ригера.

— Какое оскорбление.

Риг пропустил реплику мимо ушей.

— А он позвал меня. Знаешь почему?

— Откуда ж мне…

— Потому что сам был ни на что не способен. — Риг сцепил пальцы, и костяшки захрустели. — Мой брат был жадным лживым ничтожеством, только и умеющим, что красть чужие идеи.

— Ваши, надо полагать?

— Чьи еще? Его любимая поговорка — кто успел, тот и первый… я же по натуре медлителен. Мне необходимо обдумать мысль, тщательно взвесить все плюсы, минусы… определить возможное направление работы, а он… он готов был схватиться за любую идею и перекорежить ее, а потом, когда не получится, выплюнуть. О да, Ригер был энергичной сволочью, у которой легко получалось создавать видимость действия. И все верили!

Риг стиснул кулаки, и по серебряной оплетке пробежались искры.

— Он воровал мои идеи. И смеялся в лицо, когда я пробовал его образумить. Мы же братья! Мы же должны работать вместе… а потом он украл мою женщину.

— Обидно, должно быть.

— Обидно. — Риг ощерился. — Ты же сам знаешь, насколько обидно, когда твою женщину уводят…

Кейрен заставил себя улыбнуться в ответ.

Два безумца, разделенные решеткой. И не будь ее, надежной, с замком, Кейрен рискнул бы.

Вцепиться в горло.

Зубы стиснуть. А там… как-нибудь, главное, чтобы этот нелепый гений, задыхающийся под гнетом собственной гениальности, издох.

— Не шали. — Гений погрозил пальцем и вытянул руку, по которой разбегались синие искры. — А то ведь беседа закончится, и ты так ничего и не узнаешь.

— Да я уже узнал все, что хотел. — Кейрен присел на корточки, свесив руки.

— Неужели?

— Тебя… вы не против некоторой фамильярности? А то знаете ли, воспитание воспитанием, но обстоятельства беседы способствуют…

— Да, конечно.

— Итак, твой брат донельзя тебя злил. Признаться, не только тебя… на редкость омерзительная была личность. Шантажист, игроман… беспринципнейшее создание. Полагаю, ему нравилось тебя дразнить. Это ведь из детства пошло, да? Вы читали труд доктора Герхема? Крайне познавательный. Он утверждает, что корни всех наших бед именно там, в глубоком детстве.