Время моей Жизни - Ахерн Сесилия. Страница 47

Жизнь на мгновение застыл, затем взял у меня ключ, мягко повернул его, и дверь открылась.

— Поехали, — сказал он.

— И все?

Он обошел машину спереди, открыл свою дверь и сел рядом со мной. Холодный, спокойный, сосредоточенный.

— И никаких лекций, нравоучений, психологических изысканий и метафор?

Он пожал плечами:

— Не беспокойся, жизнь, полная сожалений и угрызений, скажет сама за себя.

Он наклонился и включил радио.

Адель пела «Такого, как ты». Он сделал погромче.

Я убавила звук. Он прибавил. Какое-то время я слушала, как она переживает об утраченной любви и уверяет себя, что найдет «такого, как ты», а потом переключила на новости.

Он нахмурился:

— Ты не любишь музыку?

— Люблю, но с некоторых пор не слушаю.

Он сел ко мне вполоборота и спросил:

— С каких это пор?

Я сделала вид, что задумалась.

— Года два.

— А, случайно, не два года одиннадцать месяцев и двадцать дней?

— Не могу так точно сказать.

— Очень даже можешь.

— О'кей, ты прав.

— Ты не можешь слушать музыку.

— Я не сказала «не могу».

Он снова переключил на Адель. Я вырубила радио.

— Вот, — он наставил на меня указательный палец, — ты не можешь слушать музыку!

— Ладно, не могу. Мне становится грустно. Почему это тебя так радует?

— Меня радует не это, а то, что я прав.

Мы отвернулись друг от друга, оба раздраженные и недовольные. Похоже, сегодня один из тех дней, когда жизнь мне не особенно мила.

На входе в «Мантику» я его потеряла и поднялась в лифте одна. А он, оказывается, уже был в офисе. Сидел в черном кожаном кресле, и Мышь что-то быстро читала ему с листа, а он отвечал ей со страшной скоростью. Длинноносая держала в руке часы Грэма, чтобы вовремя сказать «стоп!», а Дергунчик стоял рядом и пил кофе из кружки с надписью «Лучший папа в мире». На лице его расплылась широченная улыбка. Я вошла и встала у двери.

— В каком году Люси так напилась, что пошла в салон тату и набила себе сердечко?

— В двухтысячном, — немедленно ответил Жизнь.

Я обомлела. Темой была я!

— И где эта татушка?

— На заднице.

— Поконкретнее.

Жизнь потряс рукой, вспоминая.

— Я ее видел сегодня утром… черт, где же… на левой ягодице.

— Правильно.

Грэм оглянулся и одарил меня голодным взглядом.

— В пять лет Люси сыграла свою первую роль на сцене в «Волшебнике из страны Оз». Кого она играла?

— Жевуна.

— И что с ней случилось на премьере?

— Она описалась, и ее пришлось увести со сцены.

— Правильно! — засмеялась Мэри.

— О, Люси, вы уже здесь. — Дергунчик наконец заметил меня. — Я сегодня поговорил в кафетерии насчет вашего фасолевого салата.

Я не сразу поняла, о чем он толкует.

— Сказал им, что моя коллега недосчиталась одного вида фасоли, а они, представьте, имели наглость спросить, видел ли я своими глазами салат, который вы ели. Я потребовал вызвать управляющего. Словом, опуская ненужные подробности, а их масса — ведь я провел там немало времени, убеждая их, что вы, безусловно, сказали чистую правду…

Остальные встретили радостными воплями очередной верный ответ Жизни. Но я не обращала на них внимания, растроганная тем, что, несмотря на историю с испанским, Дергунчик по-прежнему мне верит.

— …они при мне проверили оставшиеся порции, и — вы были правы, там всего два вида фасоли. Не хватает белой каннеллини, которая, честно сказать, даже и не знаю как выглядит. Тогда я спросил управляющего: «Как вы намерены компенсировать отсутствие указанного продукта моей коллеге, ведь салат из трех фасолей без каннеллини — все равно что пастуший пирог без барашка или бисквит с ромом без рома?» Это просто неприемлемо.

— Ох, Квентин, — я закрыла рот ладошкой, чтобы не засмеяться, — спасибо вам большое.

— Совершенно не за что. — Он подошел к своему столу и вынул из ящика конверт. — Вот, возьмите. Это на дополнительный двойной салат, а еще бесплатный талон на ланч.

— Квентин, — я обняла его, — спасибо вам.

Он слегка смутился.

— Спасибо, что защищали мои интересы.

Открылась дверь, и вошла Рыбья Морда. Она быстро окинула всех взглядом, включая и нас с Квентином, стоявших особняком.

— Я всегда готов вас защитить, Люси, не сомневайтесь в этом, — сказал он, как раз когда Эдна проходила мимо нас.

Она настороженно поглядела на меня, явно решив, что речь идет об истории с испанским.

— Простите, — громко, чтобы привлечь мое внимание, попросил Жизнь, — вы не могли бы повторить, я не расслышал вопрос.

— Про какой язык, — застенчиво, но с любезной улыбочкой произнесла Мышь, — Люси написала в резюме, что она его знает, хотя это и неправда?

— Ну, это всем известно, — рассмеялся Жизнь. — На счет «три», хором: раз, два…

— Испанский! — дружно грянули они, и Дергунчик тоже, а потом уставились на меня и расхохотались.

Мне ничего не оставалось, как присоединиться. Надо так понимать, они меня окончательно простили.

Глава двадцатая

— Значит, вы жизнь Люси. — Длинноносая присела на край стола, который Жизнь облюбовал подальше от меня. Она торчала там уже минут пять и проводила допрос с пристрастием.

— Угу, — ответил он, сосредоточенно что-то печатая на своем компе и не глядя на Луизу.

— У вас такая работа?

— Угу.

— А вы работаете еще чьей-то жизнью?

— Не-а.

— Значит, один человек за раз.

— Угу.

— Когда она умрет, вы тоже?

Он перестал печатать и медленно поднял голову. Смерил ее долгим, внимательным взглядом. Но Длинноносая нечувствительна к намекам.

— Умрете? Я не про то, что вы вместе погибнете в автокатастрофе, а вот если она умрет где-то в одном месте, а вы будете в другом, тогда как?

Он снова застучал по клавиатуре.

Луиза выдула пузырь из своей жвачки, он лопнул и прилип ей к губам. Она отцепила его длинными накладными ногтями.

— У вас есть семья?

— Не-а.

Я бросила работать и посмотрела на него:

— Вы живете один?

— Да.

— А подружка у вас есть?

— Нет.

— Но вам можно ее иметь?

— Да.

— Я в смысле — иметь, ну, я про это дело…

— Да, — перебил он, — все работает.

— Но у вас, однако, нет…

— Чего, — опять перебил он, — подружки или?..

— Подружки, — поспешно сказала Луиза.

— Нет.

— Значит, один живете.

— Угу.

— И ваша жизнь вертится вокруг Люси.

— Да.

Я вдруг испытала острую жалость, даже чувство вины. Я — это все, что у него есть, и ему немного от меня перепадает. Неожиданно он посмотрел на меня, и я скорей уткнулась носом в свои бумажки.

— Хотите прийти ко мне на свадьбу?

— Не-а.

Тут она наконец слезла с его стола и потащилась искать себе другую жертву, но, едва она отошла, он перестал печатать. Я глянула на него уголком глаза. Он сидел, уставившись на экран, и задумчиво покусывал нижнюю губу. Потом заметил, что я наблюдаю за ним, и спросил:

— Он звонил?

— Кто?

— Понятно кто. Мистер Чистьдодыр.

Я закатила глаза:

— Нет.

— И сообщений не присылал?

— Нет.

— Скотина.

Он был крайне недоволен.

— Да я не расстраиваюсь. — Меня позабавила его реакция.

— Люси, — он вместе со стулом повернулся ко мне лицом, — поверь, если я расстраиваюсь, то и ты тоже. Вот, посмотри. — Он ткнул пальцем в свой подбородок.

— Ой-ой.

— Большой?

У него на подбородке вырос здоровенный прыщ.

— Немаленький. Сильно воспалился. Это у тебя, потому что он не звонил?

— Нет, потому что ты сделала что-то, отчего он не звонит.

— Ну конечно, как всегда, я виновата.

Грэм отложил работу и с интересом прислушивался к нашему разговору. А затем дверь в кабинет Эдны открылась, и она встала на пороге. Все уставились на нее, а она посмотрела сперва на меня, а потом на Дергунчика.