Оболтус для бизнес-леди - Климова Юлия. Страница 36

Нда… Нехорошо получается. Никита усмехнулся: с друзьями в губы не целуются.

«Ну занесло, с кем не бывает?»

– А куда бы ты хотела сходить?

Подперев щеку кулачком, хлопнув длинными густыми ресницами, Маша задумчиво протянула:

– Ты же посещаешь какие-то выставки, презентации… Мне интересна твоя работа и я хочу тебя… ну-у-у… поддерживать по мере возможности. Ты же сам говорил, что сейчас у тебя натянутые отношения с отцом и поэтому приходится крутиться самому. А я предлагаю крутиться вместе, разве не здорово?

– Здорово, – согласился Никита, протягивая руку к печенью. – Я обязательно подумаю над твоим предложением, сделаю выводы и…

– Вечно ты иронизируешь!

Он подался вперед и страдальчески ответил:

– Маш, у меня похмелье, и я сегодня совершеннейший дурак.

– Это заметно. – Она улыбнулась, поднялась, подошла, прижалась к его спине, положила руки на плечи и игриво чмокнула его в ухо. – Значит, ты не против того, чтобы я сопровождала тебя на различные деловые мероприятия?

– Не против, хотя, боюсь, ты умрешь от скуки.

Оказавшись на улице, Никита взъерошил волосы, поднял голову к небу, вспомнил вчерашний вечер. Занесло, с кем не бывает? Сунув руки в карманы, он побрел в сторону метро. За руль в таком чудовищном состоянии он садиться не рискнул («Опель» остался в отцовском гараже), ждать автобуса ради нескольких остановок не хотелось – апрельская прохлада слишком приятна, чтобы менять ее на тряску в общественном транспорте. Машин вопрос дернулся блестящей рыбешкой и замер. А как он к ней относится?

Никита вынул из кармана телефон и набрал номер Оли. Идиотизм – делать вид, будто ничего между ними не произошло. В конце концов, они взрослые люди.

Как он относится к Маше? Он не намерен ее терять. Он десять лет ее не видел, и расстались они тогда не слишком гладко, и теперь легко не будет. Но он не намерен ее терять.

– Ник, привет! Дай-ка я угадаю? Ты хочешь поговорить с Олей.

– Да, – подыгрывая, ответил Никита. – До чего же ты умная, Полька!

– Ну, я все-таки держу в руках ее телефон.

– Ну, я все-таки об этом знаю.

Полина покосилась на дверь спа-кабинета, хитро улыбнулась, облокотилась о стойку администратора и пропела:

– А Оля сейчас поговорить с тобой не может.

– А почему?

– А потому что она занята.

– И что же она делает в данный момент?

– Лежит.

– На чем?

– Точно сказать не могу, но, скорее всего, на паровой кушетке.

В трубке повисла тишина.

– Я, пожалуй, не буду спрашивать, что это такое.

– Я тоже думаю, что лучше не стоит.

– Но с ней все в порядке?

– Более чем!

– Я рад. Правда рад, – усмехнулся Никита. С Полиной он почти всегда разговаривал именно таким полушутливым тоном, а сложившиеся много лет назад отношения уж точно можно было назвать дружескими. Какие же разные дочери у Шурыгина! – А когда она встанет с этой кушетки?

– Уже скоро. Но потом она опять будет немножко занята – ее ждет бокал красного вина. Профессионализм, профессионализм… Боюсь, Оля сначала будет нюхать вино, потом изучать на свету его оттенок, потом… В общем, это серьезно и надолго. А ты по какому вопросу? – Полина поймала свое отражение в зеркале и сморщила аккуратный острый носик. «Никита, если ты обидишь мою сестру, ты пожалеешь о том, что вернулся». Милый, милый Никита!

– По личному.

– Ты хочешь, чтобы я умерла от любопытства? О нет, я еще так молода…

– Поль, мне правда с ней нужно поговорить. – Его голос стал трескучим, как сухие ветки.

– Уверен? – И в ее голосе тоже не осталось веселья.

– Да.

– Позвони через пару часов. И… – Полина помолчала, а затем, вновь смеясь, добавила: – И помни: у Шурыгиных длинные руки, если что, мы тебя и в Лондоне достанем. Это я так, вообще.

Она бы еще по-дружески предупредила: «Будь осторожен, Ник, я знаю, как иногда бывает непросто, не торопись, или наоборот – поторопись». Но достаточно того, что папочка со Львом Аркадьевичем залегли в засаде, а Егор дышит в спину. Нет, это их личная жизнь. Личная жизнь, в которой очень хочется поучаствовать другим!

Никита немного помолчал – намек был вполне понятен. Значит, зрительский зал немного расширился. Спасибо, Полина, что предупредила.

– Спасибо, – ответил он. – Я позвоню через два часа.

Глава 20

В комнате никого не было. Ни пухлой блондинки неопределенного возраста в атласном балахоне, ни черной кошки, ни филина… На полках лежали книги – старые, потрепанные, пыльные. Лежали как придется. Некоторые были раскрыты. Из особо толстых торчали плетеные закладки. Маленькие книжечки, напоминающие дорожные английские словари, образовывали то тут, то там кривые стопки-башенки. Петр Петрович подавил желание взять одну и просмотреть – слишком уж атмосфера в магическом салоне была непривычная, нагнетающая, да и без разрешения можно ли?

Он обошел стол, отмечая взглядом зажженные свечи, пропуская огарки, задел тяжелую кисть скатерти, поежился и, вытянув шею, стал внимательно изучать большой стеклянный шар, прикрепленный золотыми острыми скобками к мраморной подставке. Подставка находилась посередине стола и завораживала неровными отделанными металлом боками. Пахло сушеными травами и цветами. Хоть не ладаном.

– Никого нет, что ли?.. – буркнул Петр Петрович, протянул руку и дотронулся кончиками пальцев до холодной поверхности шара. – Придумают же, – осуждающе хмыкнул он и поднял глаза.

Лучше бы он этого не делал или, наоборот, сделал бы давным-давно! Кто она? Горло перехватило, душа ушла в пятки, сердце отчаянно заколотилось, рука рухнула на шар, отчего тот залился синим светом. Синим с белыми прожилками тумана. Вздрогнув, Петр Петрович отдернул руку и распрямился.

Перед ним стояло видение, которое он мог бы назвать чудесным, но черная, пиковая, масть девушки перечеркивала столь невесомое слово.

Да, девушка.

Живая, из плоти и крови.

Цыганка.

Петр Петрович почувствовал легкое головокружение. Кто она? Ах, ну да… Он в магическом салоне.

Девушка отпустила края портьер, и они сомкнулись за ее спиной. На тонких запястьях брякнули браслеты, длинные черные кудри впитали яркость свечей, и показалось (лишь показалось), что где-то мяукнула кошка и где-то ухнул филин. Петр Петрович потерял дар речи.

– Добрый день, – мягко произнесла незнакомка, делая шаг вперед. Цветастая юбка, доходящая до пола, затанцевала. – Что привело вас сюда?

Цыганка. Настоящая цыганка. Один взгляд чего стоит, будто в груди все перевернула.

Только сейчас, когда она подошла чуть ближе, Петр Петрович понял, что она вовсе не юна, как показалось вначале. Ей за тридцать? А впрочем, какая разница, разве видения имеют возраст?

– Я-я… – начал он, но язык предательски стал ватным.

Что он здесь делает? Зачем он пришел? Он не помнит, это неважно. Как ее зовут? Эсмеральда?

– Любовь Викторовна, – она точно прочитала его мысли. – Меня зовут Любовь Викторовна.

«Люба, – пронеслось в голове Петра Петровича. – Имя как сама любовь».

– Извините, я… – начал он. – Я, наверное, вам помешал?

– Нет.

– Я ехал мимо… и попал в пробку.

– Здесь всегда такая толчея! Присаживайтесь, пожалуйста. Если хотите, я налью вам чаю. Мятного или с листом черной смородины.

Петр Петрович покосился на шар, который теперь стал бордово-красным. Интересно, эта штука действительно знает ответы на все вопросы? Вряд ли. Не нужно было его трогать.

– Извините, я случайно, – виновато сказал Петр Петрович и кашлянул.

– Он уже давно не был такого цвета, – задумчиво ответила Люба и подошла к столу. – Уже очень давно. Я думала – он сломался… – Она улыбнулась и резко развернулась к растерянному посетителю.

Опять брякнули браслеты, заволновалась юбка, показалось, что мяукнула кошка и ухнул филин… По телу Петра Петровича пробежали мурашки.

От необыкновенной хозяйки салона тоже пахло травами, но не сухими, а свежими, впитавшими прохладу утренней росы и жар солнца, и цветами, только что раскрывшими неповторимые бутоны. Еще секунда – и Шурыгин протянул бы к ней руку, но под изучающим взглядом не посмел. Она была высокой – с него ростом – и тонкой, волнующей, красивой…