Крайняя маза - Белов Руслан. Страница 37
Смирнов выпил.
Поморщился.
Поставил стакан на стол.
Смотрел на него десять секунд.
Отодвинул.
Придвинул к себе.
Подумал: "Надо быть проще".
Вынул пальцами оплавившийся кубик льда. Съел, хрустя, тут же принялся за второй. Покончив с ним, огорченно посмотрел на опустевший стакан. Мария Ивановна принесла бутылку и лед в серебряном ведерке. Налив треть стакана, Смирнов буркнул, не обратив к женщине лица:
– Жрать хочу.
Мария Ивановна принесла жареную курицу. В апельсиновом соку. Выпив виски (уже без гримасы отвращения), Смирнов начал есть, держа тушку обеими руками.
Он вгрызался.
Рвал мясо, мотая головой.
Глотал, не прожевав.
Насытившись, выпил еще (с гримасой отвращения) и спросил, уже более чем хмельной:
– А ты откуда знаешь?
"Откуда" у него как бы вынырнуло из воды.
– Саша рассказал. Когда я ему понадобилась...
– Боялся, что я зароюсь в твоей постели и перестану мстить за Юлию?
– Да. Это он придумал историю с моим выходом замуж за Василия Григорьевича. Кстати, у меня большие проблемы с этим человеком. Он, Пашина шестерка, узнал об его исчезновении, и прет теперь, как асфальтовый каток, вернее, дерьмовый каток, руку и сердце требует. Налоговой полицией угрожает. Ему очень просто меня посадить...
– Значит, никакого изнасилования не было, – не слушал Смирнов.
– Да, – не обиделась женщина. – Они просто трахались на твоих глазах. Вспоминали молодость.
– Здорово придумано... Представляю, как она балдела. Уважаю.
Губы Марьи Ивановны тронула улыбка.
– Она же в Сорбонне училась.
– А почему ты мне раньше не сказала? – Смирнов впервые за десять минут посмотрел в глаза женщины. Он никогда не умел смотреть в глаза человека, который может делать гадости...
– Шура запретил. Сказал, что убьет, если я тебе все передам.
Смирнов принялся механически грызть оставшиеся от курицы кости.
– Классно они нас в оборот взяли.
– Да, твоя Джульетта не промах.
– Волчица.
Алкоголь сделал свое дело. Смирнову стало хорошо. Он с удовольствием закурил.
В жизни ничего не изменилось. Она была точно такой же, что и пятнадцать минут назад.
И сам он не изменился.
И Юлия.
И Мария Ивановна.
И сигареты точно такие же.
– Значит, она решила убрать моими руками соперника... – сказал он, затушив окурок в голове Венеры.
– Не совсем так. У нее была проблема Бориса Михайловича, и был ты, был Евнукидзе, был Стылый, был Паша... Короче полный шахматный набор. А Юлия, как ты знаешь, человек масштабный, вот она и придумала комбинацию...
– И стоит на проигрыш... Стоит, потому что не учла твою точеную фигурку.
– Почему же, она брала ее в расчет.
– Как фигуру "Бывший завмаг, восемь классов плюс торговый техникум"?
– Нет, как "королевскую подстилку". Ну, бандитскую, если хочешь.
– А ты ферзь...
Марья Ивановна чуть заметно качнула головой.
"Да, я ферзь. Я – королева".
– Юлия уважает шахматы... – задумался Смирнов, отведя глаза от довольного лица женщины. – Регулярно, правда, не играет, но этюды с заковырками, сложные партии разбирает даже на работе.
– Партия, в которой мы с тобой участвуем, тоже не проста. В ней преследовались, и преследуется многие цели. В частности, – Саша об этом говорил – она рассчитывала в ее продолжение переделать тебя. Переделать так, чтобы ты мог стать сильной ее фигурой, фигурой, способной легко сладить и с Евнукидзе, и с ему подобными. Она любит фигуры.
– Ну-ну. Еще немного и мое чувство к Юлии воскреснет. Похоже, я в ее глазах Джеймс Бонд и Кощей Бессмертный в одном лице.
Евгений Александрович выпил еще. За Джеймса Бонда и Кощея Бессмертного в своем лице.
– Ошибаешься, ты для нее если не пешка, то вполне управляемая фигура, – угрюмо ответила Марья Ивановна, явно недовольная тем, что любовник потихоньку надирается. – Я как столкнулась с ней в первый раз, так сразу и увидела ее, до дна увидела. Для нее все люди – или пешки, или фигуры. А она игрок. Она может провести тебя в ферзи, а может пожертвовать. Помнишь "Основной инстинкт"?
– Конечно, помню. Ричард Гир, Шарон Стоун, Ума Турман. Хитрая сучка вокруг пальца обводит прожженного психоаналитика и его руками убивает своего зловредного мужа... Хороший фильм.
– Тебе, наверное, эта Шарон Стоун нравится?
– Ты лучше, – Евгений Александрович чмокнул Марию Ивановну в щечку. – Шарон Стоун по сравнению с тобой очень уж правильная. Шаловливая школьница.
Некоторое время они целовались. В течение этого занятия никаких количественных изменений в организме Смирнова не произошло и он, решив, что для постели слишком пьян, оторвался от женщины и спросил:
– А Стылый? Он же в результате всех этих комбинаций получился бы третьим лишним?
– Стылый делает то, что говорит Юлия. Он – пешка, пешка давно потерявшая если не жезл, хранившийся в ранце, то кураж. Должность начальника СБ – для него предел. Да ты что меня допрашиваешь? Она послезавтра приезжает, вот и расставишь все точки над i.
Смирнов налил еще пятьдесят граммов. Выпил и через минуту понял, что жизнь изменилась. Изменилась в лучшую сторону – ему теперь не надо разрываться между Юлией и Марьей Ивановной.
И не надо спасать Стылого.
– Ничего я не допрашиваю, – сказал он, с удовольствием рассматривая женщину, решившую все его проблемы. – Просто мне все надо уяснить, а не получается... И вопросов куча. Ты знаешь, как мы с ней познакомились? Она вошла в мою не захлопнувшуюся дверь и попросилась в ванную прокладку сменить...
– Примерно полгода назад?
– Да.
– Это просто. Саша мне рассказывал. По распоряжению Бориса Михайловича он следил за Пашей – Пашина контора, как ты знаешь, контролирует "Северный Ветер". Просто так следил – у него работа такая все про всех знать. Юлии результаты наблюдения показались интересными, и она решила лично все проверить...
– Она всегда все лично проверяет, – покивал Смирнов. – Чего, чего, а начальник она первоклассный.
– Решила проверить и чуть не прокололась. После того, как мы с Пашей вошли в квартиру, она решила осмотреть лестничную площадку, двери и тому подобное. А Паша забыл в машине цветы. Букет роз. Вышел от меня за ними и чуть на нее не наткнулся. Спасла ее твоя приоткрытая дверь.
– Послушай... А ты... А ты с...
– Что я?
– Ну, ты все знаешь. О Шуре, о Юлии. В том числе и разные интимные подробности. Такие подробности обычно сообщают в постели...
– Нет, ничего у нас с Шурой не было. А он на меня облизывался. Весь масляный такой сидел. И много говорил, показывая, какой он сведущий... Юлией хвастался, тем, как ловко тебя охмурил...
Смирнов смотрел на нее пристально. Он верил и не верил. Мария Ивановна выдержала взгляд и сказала:
– Я – женщина порядочная. Ты это должен усвоить, если хочешь со мной жить. И еще ты должен знать, что после той встречи в задней комнате, я только о тебе и думала. Да и раньше ты мне нравился... Ты совсем другой. Ты – там, где я хотела бы жить.
– Ну-ну. Я растаял. В кои веки сижу с порядочной женщиной.
Смирнов вспомнил, чье место он занял в постели хозяйки квартиры.
– Да, с порядочной, – в который раз прочитала его мысли Марья Ивановна. Прочитала и мстительно сжала губы:
– А вот твоя Юлия...
– Что моя Юлия?
– Тебе, что в голову не приходило, какая это женщина могла придумать собственное изнасилование в присутствии любовника?
– Какая? – почернел Смирнов, вспомнив, как потомственная интеллигентка Элеонора Кирилловна Понятовская, не моргнув глазом, согласилась провести ночь с ним, двумя его приятелями и волкодавом.
– Да такая! – глаза Марии Ивановны стали жесткими, тело ее напряглось.
– Какая? Говори!
– Не скажу!
– Почему не скажешь?
– Да потому что вся ее грязь на меня перейдет! Ты сам в ней меня потом изваляешь!