Злое счастье - Астахова Людмила Викторовна. Страница 61

– И когда он, по-твоему, наступит?

– Когда угодно. Когда Мэй разобьет вигила Эйгена и вернется за любимой. А может быть, тогда, когда она понесет от Рыжего. Тот ведь не станет идти Финигасовой дорогой. Он ради своего сына сделает все, что угодно. Разве не так?

Не врал ир’Брайн и даже не чрезмерно преувеличивал. Альмару тяжело было вообразить, чего бы Мэй не совершил ради наследника или наследницы. Наверное, даже вырубил бы «Драконье око» из короны Повелителя Дэй’ном.

– Значит, ты полагаешь, что корень зла в леди Гвварин? Она и есть центр заговора?

– Государь мой Альмар, вспомни, чья кровь течет в ее жилах? Ридвен Ястребицы! Той самой Ястребицы, о которой все поторопились забыть.

Ридвен вошла в историю не просто как женщина-воительница, современники недаром прозвали ее Королевой Королей. Что бы там ни писали в хрониках, как бы потом ни подделывались летописи, но факт оставался фактом: Эйрикелла возвела на трон Ридвен, так же, как потом сделала королем Лларна, а затем свергла его ради своего сына. Ястребица всегда получала желаемое, манипулируя своими мужчинами лестью ли, мудростью или силой. Великая была женщина, может быть, величайшая.

– Хелит – не Ридвен, и… в тебе говорит неприязнь к Ллефел, – подметил Альмар.

Риадд говорил складно и логично, но куда королю девать память о захлестывающих с головой чувствах Хелит, когда она целовала Рыжего на лестнице возле Зеркального Зала? Коварные заговорщицы так себя не ведут.

В пути вышла небольшая задержка. Как это всегда бывает, в самый неподходящий момент у Сванни сломалась подкова. Да так неудачно, что Мэю пришлось спешиться, пока кобыла не повредила копыто и не охромела. Удовольствие брести по разбитой мокрой после вчерашнего дождя дороге еще то, и совершенно не способствует улучшению настроения.

– Подвела ты меня, – ворчал Мэй, останавливаясь через каждые несколько шагов, чтобы счистить налипшую на сапоги грязь. – Не могла подождать до Агасты. Где я тебе здесь найду кузнеца?

Сванни искренне стыдилась, но ничем помочь своему хозяину она не могла. Пешком до города два дня топать, а по пути все сплошь крошечные хутора и безымянные деревушки, где не то что кузнеца, коновала стоящего не сыскать. Запасы терпения у Рыжего медленно, но уверенно истощались по мере того, как усиливался дождик. Под ногами чавкала грязь, кобыла покаянно плелась следом, одежда промокла насквозь, ныли старые переломы – дорожный набор неудачника налицо. Но Мэй не роптал, искренне полагая, что раздражение не заслоняет от дождя, а бранными словами подкову не починит даже великий волшебник. Неволшебник тем более.

Смирение почитается богоугодной добродетелью лишь у нэсс, но, видимо, принцип сработал и с униэн. Лесная дорога вывела Мэя прямиком к стоянке бродячих нэсс. Издалека он разглядел бурые палатки и столбы дыма от костров. Три фургона, повозка с большой клеткой, восемь лошадей, целая свора собак – не исключено, что настоящий бродячий балаган. Если так – то Мэй мог считать, что ему повезло. У бродячих всегда найдется походный кузнечный инструмент. В клетке спал упитанный черный медведь, даже ухом не поведший, когда шавки подняли лай на пришлого униэн. Женщины вертелись возле котлов с ужином на костре, мужчины грелись поблизости, а у детишек, от мала до велика, нашлось отличное развлечение. Они бросались грязью и камнями в двуногое существо, привязанное цепью к стволу бетаньи. Существо, как могло, отбивалось, отвечая мучителям тем же: швыряло в них камни, кстати, весьма метко, а также затейливо бранилось на нескольких языках.

Сначала Мэй просто не поверил своим глазам и ушам, но, подойдя ближе, убедился в том, что не ошибся. Существо оказалось – дэй’ном. А если точнее, то на цепи сидел беловолосый и красноглазый дэй’о. Совсем молодой, почти мальчишка. Снежно-белые волосы не стали срезать по той же причине, по которой бродячие нэсс не постригли своего медведя или не побрили бородатую женщину. Уродство, за которое зрители платят деньги. Белые брови и ресницы, серая от холода, не поддающаяся загару кожа, красные, как у лютого зверя, глазищи, пылающие гневом.

Мэя вывел из ступора хриплый голос горбуна нэсс – предводителя балаганщиков:

– Чем мы можем помочь благородному князю?

– Подкова сломалась, – пояснил Рыжий. – Есть ли средь вас кузнец? Или хотя бы инструмент?

– Все есть, добрый князь, – заверил горбун, низко кланяясь. – Сейчас покличу Жареного.

Умелец оправдывал свое прозвище. Всю левую часть его лица обезобразил багровый шрам давнего ожога, вместо глаза зияла темная бугристая яма. Единственным глазом он осмотрел копыто Сванни, сломанную подкову и пообещал все исправить.

– Серебряную шу [19] дадите? – с надеждой спросил он.

– Две дам, лишь бы быстрее, – посулил Мэй.

Большие деньги для бродячих. Горбун и Жареный сразу повеселели.

– Эт мы мигом! Не извольте волноваться!

Рыжий и не думал волноваться. Он разглядывал беловолосого дэй’о, оставленного наконец в покое. У детей нэсс появилось зрелище более захватывающее – живой князь – униянин. Приграничье под боком, и редко кто в здешних землях ничего не слышал о Рыжем Отступнике. О нем даже придумывали сказки, где Мэй, как правило, выступал то в роли главного героя, то – главного злодея.

На радостях Жареный пнул сидящего на корточках дэй’о по почкам. Тот охнул и попытался отползти в сторонку.

– Дэй’ом его мордой в костер сунули, – пояснил горбун.

– Откуда вы его взяли?

– Поймали в лесу возле Дон-Бэннол, – ухмыльнулся нэсс. – Собаки почуяли и выгнали из норы, навроде лисовина.

– Где? – не поверил Мэй.

На землях Исконного Тир-Луниэна жить оседло нэсс не могли, запрещалось законом. Униэн хватило здравого смысла не селить у себя под боком людей, способных заполонить все долы и веси. Кочевать разрешалось, и то далеко не всем. Но чтобы в самом сердце королевства в лесу жил дэй’о… Мэй имел полное право усомниться в честности горбуна.

– Не ври. Ты его у работорговца купил?

Торговать людьми в Тир-Луниэне также было запрещено. За это горбуна и всю его шайку следовало выгнать куда-нибудь в Шастский Кангат или еще куда подальше.

– Небом клянусь, добрый князь! – взвыл нэсс. – Сами поймали зверюку!

– А я сейчас у него самого и спрошу, – заявил Рыжий и направился к пленнику.

Бродячие перепугались не на шутку, ведь правду сказал их предводитель или нет, а дэй’ному ничего не стоит оклеветать мучителей. Мэй имел полное право заявить о нарушении закона местному владетелю, более того, он был обязан так поступить.

Увидев, что к нему идет униэн, красноглазый покорно опустился на колени и склонил голову, превратно истолковав намерения Мэя.

– Горбун сказал, что тебя поймали рядом с Дон-Бэннол. Это – правда?

– Да.

– Как ты там оказался? – удивленно спросил Рыжий.

– Жил, – односложно ответил дэй’о и посмотрел князю прямо в глаза.

В них застыло необъяснимое выражение, близкое к восторженному ожиданию. Он был уверен, униэн сейчас рубанет своим мечом, пресекая бесконечную череду страданий. Дэй’о ждал смерти, точно счастливого избавления.

У Мэя похолодело в груди. Как ощущается ненависть и отвращение, он помнил, но тут все по-другому.

– Как тебя зовут?

Дэй’о жадно глотнул сырой стылый воздух.

– Итки.

«Снежок». В горле пылал жгучий огонь, медленно стекая в желудок. Стоило в Галан Мае выпасть снегу, как Морген вытягивал старшего брата играть в снежки.

– Я сбежал, – пробормотал дэй’о и отвел взгляд.

– Ты хочешь… вернуться в Чардэйк? – пересиливая себя, спросил Мэй.

– НЕТ!!!

Такого ужаса в чужих глазах Рыжий видеть раньше не доводилось.

– Убей меня, хан’рэй! [20] Убей! – хрипло взмолился пленник. – Я слышал – ты честен, милосерден и справедлив. Не возвращай меня ТУДА!