В оковах льда - Монинг Карен Мари. Страница 81

Я снова и снова мысленно возвращаюсь, разбирая материалы каждого места, чтобы добавить их к общей картине.

— Это невозможно, — бормочу я. Это хуже иголки в стоге сена. Я ищу десяток иголок в десятке разных стогов, которых вообще больше нет, потому что все они взорвались. Может, он гоняется за красным пластиковым стаканчиком «Соло»? Есть у них такие в Марокко?

Я разбираю остаток мест и понимаю, что мне нужна информация для визуализации тех, которые замерзли, пока меня не было. Пусть у Риодана офигительный командный пункт, зато у Танцора уже полностью сведенные списки.

Плохо, что я тут заперта.

Я смотрю на дверь. Не помню я, чтобы Лор, уходя, щелкал замком. Ему нравится создавать эффектные заварушки.

Я стоп-кадрирую к двери, пробую ручку и улыбаюсь.

— Дэни, я не думаю, что это хорошая идея, — говорит Джо.

— Он сказал, что мне нельзя выходить без кого-то из его людей. Тебя послушать, так вы с ним вроде как горошины в Джо-стручке. Что делает тебя одной из его людей. Так или нет? Потому что, как я понимаю, если чувак забавляется с тобой каждый день и не считает тебя одной из своих, то тебя не просто дурят — ты сама дура. — Ненавижу манипулировать Джо. Это слишком легко, когда подключается ее сердце. А когда дело касается Риодана, у нее вообще душа нараспашку. — Подруга, ты наружу в последнее время выходила? — напираю я. Мне нужно уходить немедленно. У меня двадцать минут ушло на то, чтобы добраться из командного пункта в основную часть Честерса. И у меня плохое предчувствие, ведь Риодан не собирался надолго оставлять меня одну с теми компьютерами. Я бы себя не оставила. Если бы я правда там застряла, я бы сейчас уже возилась с ними, пытаясь хакнуть его систему. — Мир рассыпается на части. Люди умирают! Я просто хочу быстро смотаться по одному делу. Вот и все. Одно маленькое дельце. Оно почти не отнимет времени.

— Я сначала схожу к нему и спрошу, можно ли.

— Ты хоть знаешь, где он? Потому что я его уже несколько часов не видела. Разве сейчас не утро? Он еще не поднимался на верхнюю площадку? Он все еще вызывает тебя туда для быстрячка на столе или тебя уже повысили до кровати и всего такого? Что у него, какая-то система продвижения по карьерной лестнице? Если тебя хватает на неделю, делаешь это на стуле, а если на две…

— Ты сейчас грубишь, — говорит она. — Прекрати.

— Да просто к слову пришлось. Я бы хотела увидеть, что у тебя настоящий роман, Джо. Ты этого достойна. Ты тут самая красивая, и все бы с удовольствием с тобой встречались. Ты знаешь, что у него есть мясо, молоко, хлеб и все такое? У меня сегодня был чудесный обед. Тебя он тоже так кормит?

Она пытается скрыть удивление, но у нее не выходит.

— Разве он на тебя уже не злится?

— Насколько я понимаю, уже нет.

— Мясо?

Я облизываю губы, все еще чувствуя вкус.

— Антрекот.

— Молоко?

— А то. — Я киваю. — Слушай, я всего лишь хочу заскочить к Танцору и забрать списки.

— Он правда сегодня кормил тебя мясом и молоком?

Я смеюсь, но смех выходит грустный. Все мы изголодались по настоящей домашней еде. Когда пришла весна и появилась первая зелень, девочки в аббатстве начали поговаривать о том, чтобы снова выращивать овощи. Все производства после Падения Стен рухнули за месяц. Если хотите что-то испечь, придется заводить генератор, чтобы включить духовку. Или заполучить ту неведомую фигню, которая у Риодана в Честерсе, и все равно испечь получится только что-то без масла, молока и яиц. Джо огорчается по поводу того, что он дал мне хорошую еду, почти так же, как огорчится, узнав, что он ее не любит.

— Я бы позвонила и попросила Танцора прислать их с курьером, но, слушай, телефонов и курьеров больше нет. Теперь мы можем пойти? Мы вернемся раньше, чем кто-либо заметит, что нас нет. И если у вас с Риоданом действительно «что-то», он не станет на тебе отрываться. Ему понравится, что у женщины есть характер и независимость. — Ага, щас. Риодан терпеть не может характер и независимость. Он любит маленьких послушных роботов.

— А чем еще он тебя кормил?

Если бы я занималась с кем-то сексом и он кому-то, кроме меня, давал вкуснющую еду, я была бы в жуткой ярости. Насколько я понимаю, близость должна делать тебя избранной. Потому что иначе это просто близость тел, как у тех ребят в телевизоре, которые меняются партнерами и причиняют друг другу боль.

— Свежей клубникой и мороженым, — вру я.

— Мороженое? Издеваешься? Какое?

Мы выходим под снег. Брошенные машины сверкают ледяными корками. Скелеты деревьев блестят, словно покрыты бриллиантами. Сугробы все растут. У Честерса собралась толпа, но она мрачная и тихая, и я понимаю, что эти люди не посетители, которые хотят попасть внутрь, а просто ребята, которые ищут, как пережить наближающуюся катастрофу. Похоже, все любители вечеринок уже внутри. Эти завернуты в покрывала, на них шапки, наушники, перчатки… У этих ребят дома нет генераторов, и погода, став опасно холодной, выгнала их на улицы — искать источник тепла, пока еще не стало слишком поздно.

Мы с Джо смотрим на них, проходя мимо.

— Впустите нас, — говорят они. — Мы просто хотим погреться.

Легко понять, что в клубе тепло — очень тепло, потому что над Честерсом земля не замерзла. Брусчатка над ним — это неизолированная крыша, и от исходящего тепла тает снег. Этого намека на тепло достаточно, чтобы народ стоял снаружи, подпрыгивая, и ждал.

Здесь есть старики, которым нечего выменять на еду, выпивку или возможность тусоваться в Честерсе. Массивные здоровенные люди-вышибалы, которых Риодан держит снаружи, отгоняют их от двери, и толпа передвигается к свободной от снега куче камня и дерева, которая раньше была клубом над землей. Они разводят костры в бочках. Они собирают дерево из ближайших домов и складывают в поленницы. Выглядят они при этом так, словно решили остаться тут надолго. Вроде как пока их не впустят. И выглядят они слишком побежденными, чтобы драться. Часть народа начинает петь «О, благодать». Вскоре к ним присоединяются еще пятьдесят голосов.

— Может, ты сумеешь вдолбить немного ума в своего «парня» и заставишь его впустить этих людей внутрь, — говорю я.

— Попробую, — говорит Джо. — Или можно отвезти их на автобусе в аббатство.

— А как же Неравнодушные? Им что, блин, все равно? Они же собирались раздавать генераторы направо и налево?

— Даже если они раздают, — отвечает Джо, — некоторые из этих людей слишком старые, чтобы искать и приносить бензин для их обеспечения. Тебя не было несколько недель. Многое изменилось за это время. Сейчас все говорят только о погоде. Пережить прошлую зиму было не так сложно, потому что в магазинах хватало еды, а ночи были теплыми. Но сейчас все запасы закончились. Мы не ожидали зимы в июне. Все генераторы исчезли. Люди меняются. Они бьются друг с другом за выживание. Нам нужно долгое теплое лето, чтобы вырастить и запасти еду для будущей зимы. Нам нужно искать запасы в других городах.

— Они умрут, Джо. Если мы не остановим Короля Белого Инея, мы потеряем оставшуюся половину нашего мира. — Я оборачиваюсь на толпу, которая греется у горящих бочек над Честерсом. Женщина помогает детям подойти поближе, чтобы они могли вытянуть руки над огнем. Старики выглядят слишком хрупкими, чтобы брести по всему этому снегу и льду, они смотрят на детей уставшими глазами, которые видели смену трех четвертей века, но никогда не видели ничего похожего на то, что случилось после этого Хэллоуина. Мужчины, которые выглядят так, словно до Падения Стен были офисными работниками, теперь окружают женщин, детей и стариков. Все они потеряли свое место в мире. Нет работы. Нет чеков. Ни одного из правил, по которым они раньше жили. Они выглядят измученными. Отчаявшимися. Это меня убивает. Народ начинает новую песню, новый гимн. В такие времена людям нужна вера. Нельзя ее кому-то дать. Они либо верят, либо нет. Зато можно попытаться дать им надежду.