Коллекционер - Фаулз Джон Роберт. Страница 33
На следующий день все повторилось снова. Она не поднялась с постели, когда я вошел. Но уже не спала, лежала и наблюдала за мной.
Ну что? – спрашиваю.
Она не ответила, лежала молча.
Я говорю, если вы думаете меня за нос водить всякими такими штучками, в постельке отлежаться, ничего у вас не получится.
Это заставило ее ротик-то раскрыть.
– Вы не человек. Вы – выродок, гадкий, гнусный, скользкий, как червяк. Только на то и способны, что детским грехом по ночам заниматься.
Я сделал вид, что не слышу. Пошел приготовил ей завтрак. Когда вернулся с чашкой кофе, она сказала:
– Не приближайтесь ко мне. – Да таким злющим тоном, прямо куда там.
Предположим, я вас здесь оставлю одну, говорю ей, чтоб подразнить. Что с вами будет?
– Если бы у меня только хватило сил, я бы убила вас. Раздавила бы. Как скорпиона. Я это сделаю, вот только поправлюсь. Я бы даже и непошла в полицию: тюрьма для вас – слишком мягкое наказание. Я бы вас своими руками убила.
Я знал, она злится, потому что поняла: спектакль ее провалился. Она же от меня заразилась, а у меня был всего-навсего насморк.
Что-то вы много болтаете, говорю ей. Забыли, кто тут хозяин. А вот я возьму и забуду, что вы тут. Никто в жизни не узнает.
Она на это только глаза закрыла.
Ну, после этого я ушел. Поехал в Луис, за продуктами. В обед пришел, она вроде спала, ну, я сказал, мол, еда готова, она только чуть шевельнулась, так что я оставил ее в покое.
В ужин она оставалась в постели, но сидела и читала своего Шекспира (я ей когда еще купил).
Я спросил, может, ей получше, ну конечно, тон был саркастический. Ну, она продолжала читать и не подумала ответить, я чуть было Шекспира этого у нее не выхватил из рук, чтоб не забывалась, но сдержался. Через полчаса, когда я сам поужинал, снова спустился к ней, а она и не притронулась к еде, а когда я этот факт прокомментировал, она сказала:
– Меня тошнит. Я очень плохо себя чувствую. У меня, видимо, грипп.
И все же глупости у нее хватило тут же сказать:
– А как вы поступите, если мне понадобится врач? Поживем – увидим, отвечаю.
– Очень больно кашлять.
Это всего-навсего простуда, говорю.
– Нет, это не простуда, – а сама прямо криком кричит.
Самая настоящая простуда. И бросьте притворяться, тут дураков нет.
– Да не притворяюсь я.
Ну конечно же, нет и ни разу в жизни не притворялись. Никогда.
– О Господи, вы же не человек, не мужчина. Если бы только вы были мужчиной.
А ну повторите, что вы сказали, говорю. Я за ужином выпил еще шампанского, нашел в Луисе магазинчик, где его полбутылками продавали, так что я был не настроен ее глупости терпеть.
– Я сказала, вы не человек, не мужчина.
Ах так, говорю, а ну вылезай из постели. Давай, давай, нечего разлеживаться. Теперь я тут командую.
С меня было достаточно, я и так долго терпел. У других на моем месте давно бы терпение лопнуло. Подошел к ней и сдернул одеяло, потом схватил ее за руку повыше локтя и потянул, а она начала драться и царапаться, все пыталась до лица дотянуться.
Ну подождите, говорю, я покажу вам, где раки зимуют, узнаете что почем.
Веревки были у меня в кармане, и хоть и пришлось с ней немного повозиться, я все-таки ей руки связал и рот заклеил. Может, слишком туго связал, только она сама напросилась. И к кровати ее привязал, веревку покороче приспособил, а сам пошел за фотоаппаратом, вспышку принес и всякое такое.
Конечно, она сопротивлялась, и головой трясла, и глазами сверкала, и волком смотрела, и даже притворялась, что в обморок падает, но я не отставал. Снял с нее, что было надето, и хоть она сначала отказывалась, в конце концов стала делать все, как я велел, и лежала и стояла как надо. (Я до тех пор не начинал фотографировать, пока она не соглашалась сотрудничать.) Так что я сделал все снимки, какие хотел. Снимал, пока все лампы не вышли.
Моей вины тут нет. Откуда я мог знать, что она хужее больна, чем кажется. Казалось, что у нее всего-навсего простуда.
Снимки я проявил и отпечатал в ту же ночь. Самые лучшие те, где я лицо отрезал. Да и все равно с заклеенным ртом она не больно-то смотрелась. Самые лучшие были, где она стоит в туфельках на высоких каблуках, вид со спины. Привязанные к спинке кровати руки создавали, что называется, интересный ракурс. Должен сказать, я был очень доволен, как все получилось.
На следующий день, когда я к ней пришел, она уже встала, в халате была, вроде меня ждала. Что она сделала, очень меня удивило, она сделала шаг ко мне и опустилась передо мной на колени. Все равно как пьяная. Я заметил, что лицо у нее красное, прямо горит, она глаза ко мне подняла и плачет, прямо до истерики себя довела.
– Я очень больна, – говорит, – у меня воспаление легких. Или плеврит. Вы должны вызвать врача.
Я говорю, встаньте с пола и ложитесь в постель. Потом пошел приготовить ей кофе.
Когда вернулся, сказал, вы же сами видите, что не больны, если б у вас было воспаление легких, вас бы ноги не держали.
– Я задыхаюсь по ночам. И вот здесь очень болит, я могу лежать только на левом боку. Пожалуйста, давайте смеряем температуру, сами посмотрите какая.
Ну, я измерил ей температуру, было 38, 9, но я знал, что есть всякие способы набивать температуру.
– Здесь душно, нечем дышать.
Здесь вполне достаточно воздуха.
Она сама была виновата, нечего было меня раньше разыгрывать.
Ну, все равно я поехал в Луис и взял в аптеке какое-то лекарство от приливов крови и от гриппа и еще ингалятор, и она все это взяла, не отказалась. Попыталась поесть за ужином, но не смогла, ее вырвало, и выглядела она совсем плохо, так что, должен сказать, я первый раз поверил, что, может, она и вправду больна. Лицо у нее было красное, потное, пряди волос намокли и прилипли ко лбу, но ведь все это она могла и нарочно сделать.
Я убрал за ней, дал ей лекарства и собирался уже уйти, но тут она попросила меня сесть к ней на кровать, чтоб ей не надо было громко разговаривать.
– Вы думаете, я могла бы заговорить с вами, если бы не была тяжело больна? После того, что вы сделали? Сами напросились, говорю.
– Вы же видите, я в самом деле больна.
Это грипп. В Луисе очень многие болеют.