Вампиры – дети падших ангелов. Музыка тысячи Антарктид - Молчанова Ирина Алексеевна. Страница 47

А спустя сорок минут золотистая машина въехала в темный двор. Фонарь у подъезда почему-то не горел. Пальто, шапка и сапоги остались в замке Бриана Джонсона. Вильям обещал вернуться за ними.

Катя сидела, крепко обхватив себя руками, и смотрела в одну точку на приборной доске. На этой самой машине был сбит Костя. Хотелось плакать от испытываемых эмоций, точнее — от чувства, которое не могла из себя выдавить. Не было в ней жалости. Собственное безразличие поражало и пугало. Она как будто заразилась им, как вирусом, за один лишь танец с равнодушным Лайонелом.

— Тебе больно? — спросил Вильям, легонько прикасаясь к ее плечу с кровавыми отметинами.

— Нет, — покачала Катя головой, — но я ощущаю себя странно.

— Я понимаю. Ты напугана, расстроена и… я не защитил тебя.

Девушка в упор посмотрела на него.

— Вильям, разве может быть так, чтобы совсем не испытывать жалости?

Он помолчал, затем со вздохом признался:

— Может. Тот, о ком мы говорим, не ведает жалости.

Катя не выдержала его нежного доверительного взгляда, закрыла лицо ладонями и расплакалась. Он решил, что она имеет в виду его брата — тирана с ледяным сердцем, даже не подозревая, что это она, она позабыла, каким бывает сострадание.

Заходящее солнце ярким желтком сползало за крышу соседнего дома, снег искрился под оранжево-розовыми лучами.

Катя сидела с прикрытыми глазами на подоконнике, подставив лицо свету. Иногда она оттягивала край сиреневого джемпера и смотрела на пять багровых точек, оставленных острыми ногтями. Так было проще не сойти с ума, когда в очередной раз вдруг начинало казаться, что рождественский бал, фонтан с кровью, вампиры — всего лишь жестокие игры ее свихнувшегося воображения.

— Катя, иди есть! — позвала из-за двери мама.

— Не хочу, — ответила девушка.

Мать влетела в комнату и остановилась посередине, уперев руки в бока.

— И чего теперь, с парнем не срослось, значит, нужно сидеть с постной миной у окна и отказываться от еды?

— Мама-а, — утомленно вздохнула Катя.

— А что? Не так, скажешь?! Целый день как сомнамбула по квартире ходишь! — Валентина Васильевна взмахнула рукой. — Во сколько ты вчера явилась? Думаешь, какой-то парень уважать тебя станет? Как же, держи карман шире! Ему чего надо-то, Владу твоему… — Мать скупо поджала губы, подождала, будут ли выдвинуты какие-то предположения, и, не дождавшись, выкрикнула: — Сама знаешь!

«Как я еще умудрилась родиться?» — невесело подумала девушка, но сказала только:

— Мама, он не такой.

— Ой, — ударила себя в грудь мать, — ей-богу, смешно слышать. Все они такие!

Пиликнул сотовый. Катя встрепенулась и схватила лежащий рядом телефон. Пришла эсэмэска с незнакомого номера.

— Ожила, — проворчала Валентина Васильевна, неодобрительно покачивая головой. — Да что с тобой?! Руки аж трясутся, как у наркоманки!

На экране высветилось: «Хочу тебя увидеть! Помнишь, как доехать до логова ужасных вампиров? Солнце еще высоко…»

«Помню! Это приглашение?» — быстро напечатала Катя.

«Да», — пришел мгновенный ответ.

Вчера они расстались, так ни о чем и не договорившись.

Сердце сладостно замерло.

«Хочу тебя увидеть», — мысленно повторила она и, с трудом сдерживая счастливую улыбку, соскочила с подоконника.

— Забегала-забегала, — возмутилась мать. — Ты хоть знаешь, кто вот так по щелчку сразу бежит?

Катя не слушала ее, она сменила джемпер на белый свитер, надела голубые джинсы, быстро расчесалась и выбежала в коридор.

— Правильно, — крикнула мама вслед, — игнорируй мать, умная ведь, взрослая стала…

И на это девушка ничего не сказала. Вышла на лестницу, крикнула: «Буду поздно!» — и побежала вниз, на ходу наматывая вокруг шеи красный шарф.

До метро Катя доехала на маршрутке. Некоторое время поблуждала во дворах, разыскивая нужный поворот. Но длинный переулок узнала сразу.

Чем дальше девушка углублялась вдоль по улице, тем безлюднее становилось.

Жилые дома, новостройки сменились на развалины, потянулись длинные заборы с уродливыми зданиями. Машин поубавилось, а вскоре они и совсем исчезли.

Из трубы на повороте, как и в прошлый раз, шел дым. Катя подошла к ржавым зеленым воротам и в нерешительности остановилась, разглядывая в щели, казалось, нежилой дом.

После шикарного замка Бриана Джонсона было трудно представить, что главный вампир города живет в сущей развалине. Окна дома едва достигали земли, кое-где красное кирпичное покрытие от времени осыпалось, оставив серые дорожки, пятна и впадины. Бетонные ступени крыльца покосились, часть козырька, укрытого снегом, обрушилась и валялась неподалеку от ворот, рядом с сугробом, откуда торчало рваное резиновое колесо.

При воспоминании о Лайонеле в груди медленно разлился жидкий огонь. Стало страшно и в то же время до неприличия хорошо, в животе точно перышко на ветру задрожало.

Катя нащупала в кармане сотовый, но не вынула. И прямоугольной башне возле окна показался силуэт и тут же исчез, а затем с протяжным скрипом открылись ворота.

Девушка еще раз взглянула на башню. В заходящих лучах солнца светились красные кирпичи, острые края крыши отбрасывали блики на колючую проволоку и голые деревья, а снег вокруг походил на розовую сахарную вату.

Катя задумчиво улыбнулась. Если красоту замка Джонсона мог увидеть абсолютно каждый, дом братьев оценить было непросто. Казалось бы, тут не на чем остановиться взгляду, но стоило присмотреться получше, и уже не хотелось отводить глаз. Неровное, угловатое, мистически мрачное строение завораживало, таило в себе нечто нехорошее, но безумно притягательное. В этой части пустынной улицы повсюду витал дух опасности.

Девушка вошла в дом, в прихожей ее встретила Ксана, одетая в длинную до колен синюю футболку, леггинсы и домашние тапочки. Она настолько походила на обычного человека, что Кате сделалось не по себе.

— Пойдемте со мной, — позвала Ксана, принимая у нее из рук пальто.

Прислуга отвела ее по коридору в ту самую комнату, где семейство вампиров отмечало Новый год. В углу по-прежнему огоньками сверкала наряженная елка, стол убрали, посередине гостиной стояли два кресла и маленький столик с кофейником, тарелкой печенья и одной кружкой на блюдечке. За решеткой возле стены лежал чернокожий мальчик. Больше в комнате никого не было.

Катя обернулась, чтобы спросить у Ксаны, где Вильям, но девушка кивнула ей на столик, предложила: «Угощайтесь», — и скрылась за дверью.

Йоро с любопытством подполз ближе к решетке.

— Привет, — пробормотала Катя, осторожно опускаясь в кресло.

Мальчик смотрел на нее глазами цвета молочного шоколада и не отвечал.

— Ты, наверно, не говоришь, — вздохнула девушка, поудобнее устраиваясь в кресле.

Оборотень поднялся на ноги, просунул тонкую руку между прутьями и указал пальцем на столик.

— Дай мне печенье, — без всякого акцента произнес он.

Девушка замешкалась, а негритенок поторопил:

— Ну же, я хочу есть!

Катя взяла тарелку, поднялась и сделала несколько шагов по направлению к решетке.

Мальчик терпеливо ждал, не спуская взгляда с горки печенья.

— Тебя плохо кормят? — спросила девушка, ставя тарелку на пол и пододвигая ее ближе к худой черной руке с маленькими пальчиками.

Йоро сцапал печенюшку, проглотил ее и, перехватив Катин взгляд, устремленный ниже пояса, воскликнул:

— Эй, ты чего уставилась?!

Девушка вздрогнула и, пятясь, забормотала:

— Прости, я… я не хотела… — Она налетела на кресло и с размаха плюхнулась в него.

— Ты смешная, — хрустя печеньем, заметил мальчик.

Ей хотелось ответить: «Ты тоже», но она промолчала.

Некоторое время тишину нарушало лишь чавканье, наконец Кате надоело ждать, и она поинтересовалась:

— А ты не знаешь, где Вильям?

— Конечно знаю, — весело отозвался маленький чертенок, подбрасывая печенюшку и на лету хватая ее ртом.

— Ну и где же?