Чистое сокровище - Мэй Сандра. Страница 2
Кэти прекрасно помнила – до сих пор! – как замерла возле ошпаренного и разъяренного красавца, изрыгавшего ужасные, судя по всему, проклятия, которые звучали, тем не менее, очень музыкально – ибо произносились на языке влюбленных и поэтов, Петрарки и Данте… на итальянском, одним словом.
Кэти отчетливо понимала, что это конец, что после произошедшего остается только выйти из кафе, дойти до Темзы и утопиться… но в этот момент мелодично дзинькнул колокольчик – и в кафе стремительной походкой влетела Андреа. Они договорились вместе съездить за подарками – родители Андреа ждали обеих девушек на Рождество в замке.
При виде Андреа ошпаренный итальянец неожиданно замолк, вытаращил глаза, а потом разразился не менее бурной, но куда более доброжелательной тирадой, больше напоминавшей курлыканье влюбленного голубя. Андреа в ответ одарила голубя благосклонной улыбкой, допустила к ручке и принялась болтать с жертвой Кэти самым светским образом…
Короче говоря, Кэти была прощена, в замок они поехали втроем, а после рождественских каникул в газетах появилось объявление о помолвке мисс Андреа Карлайл, дочери лорда и леди Карлайл, с Чезаре Биньони, графом Kappa – да, именно на его аристократическую грудь Кэти Гроувз столь удачно опрокинула поднос с горячим кофе.
Андреа вышла за Чезаре, Кэти была подружкой невесты на пышной свадьбе, однако букет не поймала – впрочем, она ничуть не расстроилась. В наследство от Андреа ей досталась должность младшего хранителя в Британском музее, а квартирка перешла в ее полное распоряжение.
Кэти выбросила лишнюю мебель, заставила подоконники подслеповатых окон, выходивших на помойку, многочисленными цветочными ящиками и горшками, купила канарейку (мама считала, что канарейка – это мещанство) и зажила в свое удовольствие. Лорд и леди Карлайл пару раз приглашали ее в замок, но без Андреа Кэти как-то стеснялась, а потом и приглашения сошли на нет. Девушка работала, по вечерам ходила гулять, либо оставалась дома и читала книги… жизнь впервые казалась абсолютным раем.
То, что это еще не рай, стало ясно примерно через год, когда глубоко беременная Андреа и совершенно потерявший от счастья голову Чезаре приехали в Лондон, пришли к Кэти в гости и стали показывать фотографии своего дома. Кэти не верила своим глазам и в глубине души полагала, что это розыгрыш, и Андреа просто скачала из Сети снимки разных итальянских палаццо и музейных залов – потому что вот этот амурчик совершенно очевидно работы Челлини, а мраморный фонтан тянет век эдак на четырнадцатый…
Но что ж поделать, Чезаре был настоящим графом Kappa, а этим самым графам принадлежали – Кэти не ошиблась – самые настоящие палаццо. Андреа, впрочем, относилась к ним вполне равнодушно – что неудивительно, учитывая ее детство, проведенное в средневековом замке.
– Нет-нет, там замечательно и изумительно, мне кажется – малышу это идет на пользу, но… нельзя же жить в музее, правда? Я имею в виду – обедать, ужинать, принимать гостей, ходить в туалет, стоять под душем… У меня же профессиональный вывих – я хожу по коридорам и размышляю, сколько стоит вот эта уродливая вазочка семнадцатого века и что будет, если я ее случайно разобью…
– Андреа, сага mia, если хочешь, – разбивай все…
– Я понимаю, любимый, тебе для меня ничего не жалко – но я же искусствовед! Я не могу крушить раритеты – а времена моей грациозности остались в прошлом.
Кэти фыркнула и осторожно погладила огромный живот подруги. Под ладонью что-то требовательно трепыхнулось… Кэти замерла со счастливым и немного испуганным видом. Че- заре, приобняв свою молодую жену за точеные плечи, вдруг сказал со своим мягким итальянским акцентом:
– Сага mia, посмотри, как Катарина похожа на Madonna piccolo! У нее совершенный леонардовский овал лица…
Кэти очнулась и вспыхнула. Андреа рассмеялась.
– Чезаре, не смущай ее. Кэт считает себя обычной девушкой – да, Кэти? Все мои попытки убедить ее в том, что она красавица, оканчивались неудачей.
– Да ну тебя! Скажите лучше, почему вы приехали в Лондон, когда тебе пора рожать?
– Видишь ли, Чезаре – сирота, у него в Италии полно родни, но только дальней, а мне бы хотелось, чтобы мама и папа первыми приветствовали своего внука. Рожать будем здесь, да, милый?
Чезаре в ответ лишь поцеловал руку своей красавицы-жены… и Кэти вдруг почти воочию увидела эту прекрасную пару лет эдак через пятнадцать-дйадцать: властная и прекрасная Андреа впереди, а за ее спиной маячит покорный и по-прежнему влюбленный Чезаре.
Почему-то от этого видения стало грустно. Кэти решительно тряхнула золотистыми кудряшками.
– Значит, у нас еще есть шанс погулять по Лондону?
– Ох… не знаю, не знаю. Если только в ближайшие пару дней – потом, мне почему-то кажется, я буду страшно занята.
Андреа ошиблась ровно на пару дней. В ту же ночь, после возвращения от Кэти в отель, у нее начались схватки, и к утру Чезаре Биньони, граф Kappa стал не только счастливым супругом, но и счастливым отцом.
Это произошло два года назад, а сегодня, пятнадцатого июня, Кэти Гроувз получила письмо от Андреа и Чезаре. Они приглашали ее провести у них в доме целое лето!
Кэти обрадовалась. Нет, не так. Она пришла в дикий восторг. И еще – да, придется признать сей нелицеприятный факт – показала язык маминой фотографии.
Мама так давно превратилась в виртуально-мифологическую личность, что Кэти привыкла вести с ней споры при посредстве вот этой фотографии: юная мама с сурово поджатыми губами и дерзким взором чемпионки крепко сжимает мускулистой рукой некое изогнутое чудовище, в котором только очень искушенный взгляд может опознать красу и славу Англии – боевой лук.
Дело в том, что в конце мая Кэти Гроувз уволили из музея. Очень извинялись и сожалели – но уволили. Нельзя сказать, чтобы после этого она впала в депрессию – депрессии были ей неведомы от рождения, но некоторое замешательство все же испытала. Как всегда в таких случаях, вслед за замешательством пришло время бесед с маминой фотографией. Мама была сурова и категорична:
«Это произошло потому, что ты неправильно себя позиционировала!»
– Мама, это потому, что у них и так раздут штат, а специалист из меня аховый, если честно…
«Вот именно! А почему? Да потому, что ты никогда не стремилась стать первой».
– Первым всегда достается больше всех.
«Неправда. Они одни на вершине – от кого же им может достаться?»
– С вершины больнее падать. И потом, скучно же в одиночестве.
«И это моя дочь! Как ты собираешься действовать дальше? Наметила цель?»
– Э-э-э… да. То есть… не очень. Сначала думаю отдохнуть немного…
«От чего, позволь тебя спросить? Ты три года провела в уютном и тихом хранилище, не отрывая свою задницу от стула и треская на завтрак, ланч и ужин булочки с корицей».
– Неправда! Я вообще похудела на три фунта, если хочешь знать. И я не сидела, я работала!
«Вот и работай дальше. Разошли свои резюме, подбери подходящие вакансии, договорись о встрече. Отдыхать будешь на пенсии!»
– Мама, я и позже прекрасно устроюсь…
«Не смеши меня! Ты слишком ленива и безынициативна. Если не начнешь искать работу сейчас – опять пойдешь в официантки».
– Ну и что?
«Ничего. Так и пройдет вся твоя жизнь. Ты не выедешь за пределы не то что Лондона – своего квартала. Ты, липовая специалистка, так и не увидишь мир, не прикоснешься к фрескам Равенны…»
– К фрескам Равенны прикасаться нельзя. Они очень старые.
«Как можно быть искусствоведом – и ни разу не посмотреть на подлинники Леонардо, Боттичелли, Вероккио? Мне это непонятно».
Вот в связи с этим и был показан язык – потому что Кэти представилась прекрасная возможность увидеть красавицу-Италию со всеми ее фресками, статуями и фонтанами во плоти. И заметьте: она сама палец о палец не ударила, чтобы этого добиться. Выходит, мамина теория потерпела поражение… нет, теперь надо говорить по-итальянски: фиаско!!!