Темные объятия - Кеньон Шеррилин. Страница 12

И до чего же хочется поцеловать эти сочные губы!

Словно завороженная, Саншайн следила за тем, как Тейлон изучает ее взглядом. Его обсидиановые глаза пылали пламенем, способным растопить ледник. Он еще ни разу к ней не прикоснулся, но Саншайн могла бы поклясться, что он сжимает ее в невидимых объятиях, обдает жаром своей страсти. Казалось, воздух вокруг них потрескивает, словно насыщенный электричеством.

Невероятно. Немыслимо. Никогда в жизни она не испытывала ничего подобного. Ни с одним мужчиной.

А в следующий миг он опустил голову и поцеловал ее, и от этого поцелуя все ее тело захлестнула жаркая волна, а голова буквально пошла кругом.

Язык его прорвался в крепость ее рта, и Саншайн застонала от наслаждения. Тейлон обнял ее, снял с высокого табурета и притянул к себе: сквозь тонкую ткань платья она ощущала жар его сильных ладоней. Сила его могучих мускулов, яростный мужской запах, бьющий в ноздри, напряженное мужское естество под тонким полотенцем... все это было слишком... она с трудом справлялась с собой.

Этот человек — не бесплотное «ходячее совершенство», а земной мужчина из плоти и кропи. Он знает, как обращаться с женщиной. Саншайн это чувствовала по его поцелую, по умелым ласкам, по тому, как крепко и в то же время бережно сжимал он ее в своих объятиях.

Пылая желанием, она вцепилась в его обнажённые плечи — и ощутила, как еще более затвердело его естество, отделенное от нее лишь двумя слоями тонкой ткани.

Никогда еще ни один мужчина не реагиров

ал

на нее

так

!

Казалось, таинственный гость умирает от голода — и только она одна может

его

насытить.

Когда он наконец оторвался от ее губ, она вдруг осознала, что повисла на нем всем телом и что он держит ее на весу, даже не напрягая расслабленных мускулов. Господи, какой же он сильный!

Он провел большим пальцем по ее припухшим губам. Черные глаза светились теплом и нежностью, поразившей ее едва ли не более, чем поцелуй.

— Талия у меня — тридцать три дюйма, а шаг — тридцать восемь.

— М-м... — откликнулась она, едва ли понимая, о чем он говорит, и потянулась к нему, молчаливо прося о новом поцелуе.

При виде ее лица, ошеломленного и счастливого, в груди у Тейлона что-то дрогнуло.

— Поцелуй меня еще раз! — прошептала она — и сама припала губами к его губам.

Сжав ее лицо в ладонях, он нежно и бережно исследовал глубины ее рта — осторожно, следя за тем, чтобы она не задела языком его клыки и не узнала о нем правду.

Но сдерживаться было нелегко. Сладость ее рта опьяняла, терпкий аромат пачулей и скипидара доводил до безумия. Как хотелось приподнять подол ее платья и скользнуть рукой меж соблазнительных бедер...

Язык ее скользнул в опасной близости от клыков.

Тейлон со вздохом прервал поцелуй.

Они по-прежнему стояли вплотную: несколько ближе друг к другу, чем требует вежливость, — и гораздо дальше друг от друга, чем ему бы хотелось. Он скользнул взглядом по ее телу, чьи очертания не скрывало полупрозрачное платье. Что за женщина! Ее не назовешь хрупкой или худой — у нее сильное тело, округлые женственные формы. Ему нравятся именно такие женщины.

Стиснув зубы, он боролся с желанием прикоснуться к ее нежной груди — руками, губами, языком.

А еще лучше — клыками...

— Что ж, — проговорила она наконец каким-то сдавленным голосом. — Спасибо. Мне понравилось. — Взгляд ее скользнул вниз, к полотенцу, прикрывающему его бедра. — Ах да: брюки. Я должна купить вам брюки. Пока мы не сделали что-нибудь такое, о чем я потом... нет, не так: о чем я потом жалеть

не буду.

Стив, повторите еще раз, какой у вас размер?

— Я Тейлон.

— Тейлон. Размер. Штаны. Размер штанов...

С ласковой усмешкой Тейлон следил за тем, как она пытается сосредоточиться, — а сама никак не может оторвать от него жадный, страстный взгляд. Ему все больше нравилась эта женщина. Чудачка, да, — но чувствуется в ней что-то очень свежее и чистое.

— Ладно. Все. Я иду. Покупать. Штаны. Для Тейлона.

С этими словами она выбежала из кухни, — но тут же вернулась.

— Ключи, — объяснила она, взяв со стола розовый кошелечек. — Ключи от машины.

Снова исчезла — и снова вернулась.

— Деньги. Кто же ходит в магазин без денег?

И снова вылетела за дверь. Тейлон пригла

дил

ладонью мокрые волосы. Он был уверен, что это не последнее ее возвращение. Так и вышло.

— Туфли, — сообщила она, снова появляясь на пороге. —

Я

чуть не ушла босиком! — И сунула ноги в пару туфель-сабо, стоящих у двери.

— Может быть, пальто? — не выдержал Тейлон, видя, что она снова направляется к выходу. — Вообще-то на дворе зима.

— Пальто... зима... да, точно. — Сдернула с вешалки какой-то потертый коричневый балахон, торопливо сунула руки в рукава. — Вот теперь все.

— Подожди!

Она обернулась.

Едва сдерживая смех, Тейлон подошел к ней, расстегнул неправильно застегнутый ворот и застегнул его как следует.

— Спасибо, — проговорила она с улыбкой, от которой что-то сладко заныло у него внутри.

Ответить ей он не смог — только кивнул. В голове с ошеломляющей ясностью сияла потрясающая картина: он сбрасывает с нее это чертово пальто, — а с ним и все остальное, подхватывает ее на руки, несет к кровати...

— Скоро вернусь! — пообещала она и выпорхнула за дверь.

Только тогда Тейлон позволил себе расплыться в улыбке. Ну и женщина!

Не зря ее имя — «солнечный свет». Она — настоящее солнышко! Теплый весенний денек с капелью и проталинами. После долгой, очень долгой и суровой зимы. Много лет прошло с тех пор, как он в последний раз вот так улыбался сам себе, думая о какой-то смертной.

Много лет он вообще старался о смертных не задумываться. Так безопаснее — и для них, и для него.

— Она тебе нравится?

Обернувшись, Тейлон увидел в воздухе знакомое потустороннее мерцание.

— Она... интересная женщина, — ответил он Сиаре.

Призрак подплыл ближе. Бледные щеки Сиары окрашивал нежный, едва уловимый румя

нец,

напоминающий о небе перед рассветом, о границе ночи и дня. И сама она вот уже много столетий существовала на границе двух миров.

Сиара отвергла и вечный покой, и возможность перерождения. Отвергла, не желая оставлять брата в одиночестве.

Быть может, с его стороны это эгоизм, — но Тэйлон радовался ее обществу. Особенно в былые времена, до изобретения технологий, которые позволяют Темным Охотникам общаться друг с другом, оставаясь в разных концах света.

В то время он жил в тягостном одиночестве. Братья-Охотники были далеко, а к смертным, опасаясь своего проклятия, он не осмеливался обратиться ни за утешением, ни за дружбой.

Единственное утешение приносили ему нечастые посещения сестры.

Однако всякий раз, видя Сиару, Тейлон с горечью вспоминал о том, как навлек на нее с

мерть.

Как не сумел ее спасти. Не будь он так

им т

рижды проклятым болваном, она прожила бы долгую счастливую жизнь, которую заслужила. Жизнь, полную радости. У нее были бы любовь, семья...

Но ее убили — убили подло и жестоко, мстя за его, Тейлона, опрометчивость и глупость.

Первая их встреча — вскоре после смерти — потрясла Тейлона. Он считал, что заслужил ненависть, даже презрение сестры, но Сиара ни в чем его не винила.

Ни слова упрека. Лишь сострадание и любовь.

«Я обещала, что никогда не оставлю тебя,

brathair

.

И сдержу обещание. Я всегда буду рядом».

Многие сотни лет лишь Сиара давала ему силы жить и действовать. Ее дружба, ее любовь — вот все, что имело для него значение.

Сиара коснулась синяка на его правом бедре. Тейлон, разумеется, не чувствовал прикосновения призрака — лишь легкий холодок, от которого по коже побежали мурашки.

— Больно?

— Да нет. Все нормально.

— Не обманывай меня, Спейрр, — улыбнулась Сиара. Она называла его кельтским именем, которое он носил при жизни.

Он потянулся к ней, чтобы убрать со лба белокурую прядь, но тут же вспомнил, что не может к ней прикоснуться.