Изумруд твоих глаз (СИ) - "Росса". Страница 59
- Этого я не знаю. – Крис как-то странно посмотрел на меня. – Тебе бы аналитиком работать, - с завистью протянул он. – А вот кто стоит у руля этого заговора мы не знаем. Леона подставили мастерски. Ари грохнули молотком, на котором отпечатки пальцев Леона, а рядом с трупом валялась его же зажигалка.
- Лёнька у меня, конечно, дурак, но не до такой же степени, - тяжело вздохнул я. – Вряд ли бы он оставил на месте преступления такие улики. Всё равно, что подпись оставить. Это сделал я.
Разговор с Крисом поселил в моей душе тяжёлое чувство безысходности. Видимо Лёньку я не увижу долго, если не смогу найти, кто всё это подстроил. Поднялся в свою комнату и обессилено опустился на кровать. Голова гудела. Почему-то вспомнилось утро того дня, в который его арестовали. Если бы можно было туда вернуться. Я прикрыл глаза и провалился в воспоминания.
****
Утро было солнечным. Это я понял сразу, как только открыл глаза. Сквозь неплотно задёрнутые шторы пробивались солнечные лучи. Они скользили по стенам, полу, оставляя играющие солнечные блики. Один такой лучик упал на Лёнькино лицо. Он забавно поморщился. Я улыбнулся, разглядывая своего парня. Красивый. Лучик скользнул по Лёнькиному лбу, носу, а затем губам, и я повторил его путь указательным пальцем. Касаясь почти невесомо, чтобы не разбудить, но Лёня спал чутко…
- Доброе утро, - он открыл глаза и улыбнулся мне.
- Доброе, - я выдал улыбку в ответ, продолжая задумчиво рассматривать его и чертить пальцами замысловатые узоры на его груди.
- О чём задумался, бельчонок? – он притянул меня к себе, нежно поцеловал, а затем устроил мою голову у себя на плече.
- Почему счастье никогда не бывает безоблачным? – тихо спросил я, поудобнее устраиваясь в тёплых объятьях.
- Женечка, если бы оно было вечным и всегда радужным, мы, наверное, не смогли бы понять, что это и есть счастье. Нам не с чем бы было сравнивать. – Лёнька поцеловал меня в макушку.
- Но меня бесит, что моё счастье вечно омрачается ожиданием вселенской подлости…
- А ты не жди. Живи только сиюминутным мгновением. - Лёнька процитировал:
- Не оплакивай смертный вчерашних потерь,
Дней сегодняшних, завтрашней меркой не мерь.
Не былой, не грядущей минуте не верь,
Верь минуте текущей. Будь счастлив теперь.
- Омар Хайям был великим философом, - улыбнулся я. – Но мне у него больше нравится другое четверостишие:
Чтоб ты не делал, рок с кинжалом острым – рядом,
Коварен и жесток он к человечьим чадам.
Хотя б тебе в уста им вложен пряник был, -
Смотри, не ешь его, - он, верно, смешан с ядом.
- Солнышко, ты пессимист, - Лёнька запустил руку в мои волосы и стал нежно перебирать прядки. – У нас утро поэзии?
- А ты хочешь заняться чем-то другим? – я приподнялся и лукаво посмотрел на него, а затем перекинул ногу через его бёдра и уселся сверху. Склонился над ним, так что мои губы почти касались его, и выдохнул ему в рот,
- Хочешь поцелуй?
- Хочу, - тихо прошептал он.
Я осторожно провёл языком сначала по его верхней губе, потом по нижней, а затем впился в них жадным поцелуем. Языки сплелись, начав борьбу, друг с другом, и я, как всегда, уступил. Лёнькины руки скользили по моим плечам, посылая по всему моему телу электрические импульсы. Я качнул бёдрами и потёрся своим пахом об его плоть. Лёнька не сдержался и застонал.
- Я буду жить этим мгновением, - ещё раз качнул бёдрами и сорвал ещё один стон с любимых губ, - и сейчас, сиюминутно - я хочу тебя. Всего без остатка, - я выпрямился и прочертил руками дорожку на его груди. – Возьмёшь меня?
Он смотрел на меня снизу вверх, серьёзными глазами, в которых уже разгорались страсть и желание. Он молчал, а я в нетерпении заёрзал на его бёдрах, почувствовав, как его возбуждённая плоть упирается в меня.
- Ну же? Или ты хочешь, чтобы я умолял тебя?
Лёнька рыкнул и резко перевернул меня, подминая под себя, накрывая своим разгорячённым телом. Я вцепился в его плечи, стараясь притянуть его ещё ближе, раствориться в нём. Он целовал меня: неистово с упоением, словно жаждущий путник, который нашёл источник и решил, выпить его до дна. Его губы скользили по моему телу, нигде не задерживаясь надолго, рождая во мне чувство неудовлетворённости. Нестерпимо хотелось захныкать, как маленькому ребёнку, который так хочет получить игрушку, а ему её не дают. Нестерпимый жар разливался по телу. Лёнька освободил меня от боксёров, выпуская на волю мой член, который уже начал слегка болеть от возбуждения. Я потянулся к нему и тут же получил по рукам.
- Нет. Не трогай себя, пока я не скажу. Или мне тебя привязать?
Я только улыбнулся, но руки убрал. Лёнька продолжал свою пытку, сосредоточившись на моих сосках. Он целовал их, слегка покусывал, тут же зализывал место укуса. Я начал метаться на подушке. Наслаждение было слишком острым, а боль от неудовлетворённости становилась всё сильней. И это сочетание боли и наслаждения забирало у меня остатки разума. Хотелось кричать на Лёньку, требовать, чтобы он, в конце концов, сделал что-нибудь. Он как будто услышал мои мысли и резко перевернул меня на живот. Я застонал от предвкушения. В голове только одно желание, чтобы он взял меня. Но он не стал этого делать. Его губы заскользили вдоль моего позвоночника, а затем он осторожно раздвинул мои ягодицы и лизнул анус. Всё что я испытал до этого, не шло с этой лаской ни в какое сравнение. Это было пошло, но безумно приятно. Меня тряхнуло, и я застонал. А Лёнька продолжал ласкать меня языком, слегка проникая в моё тело. Я вцепился в простынь, захотелось заорать от неимоверного наслаждения. Наконец он оторвался от меня, но лишь для того, чтобы войти в мою уже на всё готовую плоть. Лёнька не стал медлить, войдя резко и сразу на всю длину, задел простату, и меня выгнуло. Толкнулся ему навстречу, а он почти вышел из меня, а затем снова вошёл так же резко и глубоко. Я окончательно потерялся в ощущениях. Уже неважно было, что с нами будет через час, день… Важна была только эта минута. Ощущение его горячей плоти скользящей во мне. Его рук крепко и властно стискивающих мои бёдра. Его губ, которые то и дело целовали мои плечи и спину. И я, наконец, не выдержал, захлебнулся криком, который вырвался из моего горла. Тело просто затрясло от невероятно красочного оргазма. Это был даже не фейерверк. Взрыв. Ослепительная вспышка чистейшего удовольствия, от которого, оказывается, тоже можно терять сознание.