Дороги и сны - Панкеева Оксана Петровна. Страница 101
– Дерьмо… – тоскливо прорычал претендент на престол и замер, облокотившись о столешницу и спрятав в ладонях лицо.
Одноглазый Астуриас пожал плечами.
– Так добывается власть, – спокойно-деловитым тоном изрек он. – Да, дерьмо присутствует, без него в наше время никак. Да и в прежние времена к трону частенько поднимались по трупам. Политика всегда была делом грязным.
– Если я вас правильно понял, – глухо донеслось из-за стиснутых пальцев, – моей следующей ступенью к трону будет новорожденный младенец?
– Это как раз лишнее, здесь можно обойтись правильно организованной пропагандой и нужным толкованием законов. Но вам предстоит множество других трудных решений. Таково бремя власти, и вы должны быть к этому готовы. Стране нужен король. Не предатель и не сын предателя. Не бестолковый варвар и не вздорная баба. Нужен сильный лидер, умный, отважный и не боящийся трудностей. Вы утверждали, что готовы на все, но первое же серьезное препятствие чуть не заставило вас пойти на попятный. Виконт Бакарри, вы хотите спасти это королевство и править им или нет?
Виконт резко выпрямился и ударил по столу ладонью:
– Хочу!
Голос его звучал уверенно и решительно, но где-то в самой глубине серых глаз затаилось сомнение.
Неделя, проведенная у тех памятных развалин, оказалась не столь скучной, как предыдущая луна, но уже к четвертому дню Кантор был готов разделить любую авантюру Мафея, лишь бы хоть как-то развлечься. Обещанные пятна к вечеру все же появились, несказанно обрадовав и путешественников, и мэтрессу Морриган, которая, услышав о болезни дорогого ее сердцу товарища, вцепилась в посланца хуже клеща и не отцепилась, пока не увидела все своими глазами. Кантор уже обрадовался было возможности хоть немного разнообразить круг общения, но мэтр категорически потребовал, чтобы дорогая подруга занималась своими делами, вместо того чтобы предаваться бесполезному кудахтанью, вводить его в неловкость своими сочувствиями и созерцать его физиономию в столь непристойном пятнистом виде.
На следующий день свалился Жак. Видимо, тоже успел покормить местных паразитов в пригородном клоповнике. Этот как раз не возражал бы, если б над ним кто-то покудахтал и посочувствовал, но ждать подобного обращения от Морриган было по меньшей мере глупо. Поначалу мэтресса немного позлорадствовала, затем обнаружила, что метаться между двумя одинаково несчастными больными, постоянно переключаясь с сочувствий на издевки, утомительно для душевного равновесия. К тому же так недолго сбиться и перепутать, кому чего, что чревато конфузом и сильной неловкостью. Поэтому она все-таки вняла увещеваниям друга и убралась домой, наведываясь только по вечерам, чтобы справиться о его самочувствии, убедиться, что все в порядке, и взять на себя одну смену ночного дежурства. Последнее оказалось более чем кстати, потому что время ночного сна было для Кантора ценно не как возможность выспаться, а как средство пообщаться для дела и для души.
Дел в эти дни свалилось предостаточно – папа все еще добирался до своих какими-то дикими тропами, и каждую ночь его приходилось провожать то к Шеллару, то к Амарго, то к дядюшке Дэну, после чего все эти конспираторы Кантора вежливо спроваживали.
Элмар который день плутал в Вийонском лесу – демоны понесли его напрямик, хотел путь сократить и ненужного внимания избежать, а в результате огромного крюка дал и разбойников в тех местах проредил весьма заметно. По его просьбе Кантор пытался разыскать в лабиринтах снов Азиль, но, как и предполагал, напрасно. Искать сны нимфы было столь же бесполезно, как и сны магов. Зато уж с Ольгой наобщался вдоволь.
История о том, как обдолбанный демон ее сначала чуть не трахнул, а потом чуть не уронил, выбила Кантора из равновесия на несколько дней. Он закатил скандал Шеллару, требуя немедленно что-то сделать или хотя бы дать ответ, до каких пор это издевательство будет продолжаться, затем разругался с папой, который пытался его утихомирить, а потом еще изловил мудрого дядюшку и долго домогался от него каких-нибудь полезных советов. Дядюшка оказался действительно мудр и на советы не поскупился. Правда, все они сводились к методикам сосредоточения, тренировки самообладания и восстановления душевного равновесия в стрессовых ситуациях. Кантор сначала обиделся, но через несколько дней спохватился и о дядюшкиных советах задумался. Когда однажды вечером обнаружил, что в речи невинной девушки Ллит почти половина слов сменилась на матерные и она этого даже не замечает. Что противно, этот прискорбный факт не ускользнул и от внимания больного мэтра. Мэтр ничего не сказал, но посмотрел так, что Кантор чуть язык себе не откусил.
Примерно на третий или четвертый день вернулся в свою лавку Виктор и, услышав о нежданной задержке в пути, снабдил их какими-то лекарствами, которые хоть и не особо ускорили выздоровление, все же немного облегчили состояние больных. Он даже приглашал всех перебраться на время к нему, уверяя, что места хватит, а если кому не хватит, так есть еще гараж, но Кантор отказался наотрез. На сизые лишаи он за эти дни уже насмотрелся и вовсе не считал, что без них его физиономия выглядит недостаточно впечатляюще. Самого Кантора нежданная хворь обошла стороной, ко всеобщей радости, – неизвестно, чего бы наворотил Мафей, останься он здесь за главного. Исправлять этот недосмотр судьбы и собирать заразных блох в пригороде Оазиса кабальеро не имел никакого желания.
Но как и все на свете, эта неделя закончилась. Сначала выполз из-под трех одеял мрачный и сердитый волшебник. Первым делом он устроил помывку и постирушку, затем впервые за время болезни нормально поел, но почему-то обед ничуть не исправил его скверного настроения. Наверное, надо было зеркало от него спрятать, что ли. После ужина почтенный мэтр подробно расписал, кто чего сделал не так за эти дни и как следовало сделать все упомянутое правильно, и так достал всех своими поучениями, что Мафей под первым же благовидным предлогом сбежал, а Кантор, воспользовавшись его отсутствием, чуть ли не напрямик сообщил мэтру, что еще одна такая проповедь – и мальчишка его раскусит.
Днем позже оклемался и Жак. Правда, он был бы не прочь полежать еще денек-другой, но суровый герой чуть ли не силком стянул с него одеяла и заставил встать, привести себя в порядок и готовиться к завтрашнему отъезду. Они и так целую неделю потеряли, ждать, пока Жак наваляется вдоволь, – непозволительная роскошь.
На следующее утро путешественники с облегчением покинули изрядно надоевшую всем стоянку, а еще через день, с трудом вычислив по карте, где они находятся, повернули на север. Вскоре пустынная степь сменилась скромно зеленеющими холмами, затем старая разбитая дорога принялась петлять между небольших пологих гор, которые с каждым часом становились все выше и круче. Деревья на склонах гор зеленели весенней листвой, чудовища пустошей перестали появляться на глаза, а на одном из деревьев Кантор даже заметил обычную белку. Дорога пошла на подъем, заставляя машину натужно рычать, а Жака – пугать всех предположениями, что еще чуть-чуть круче – и мощности не хватит, придется вылезать и идти пешком. Далекие снежные вершины стали ближе и словно бы ниже, в какой-то момент в просвете между ними блеснула извилистая лента реки. И вот к вечеру двадцать первого дня Зеленой луны перед путешественниками открылась небольшая долина, расчерченная лоскутами возделанной земли и утыканная деревянными хижинами.
– Добрались! – восторженно выдохнул Мафей. – Наконец-то!
– Точь-в-точь как мне рассказывали! – столь же непосредственно восхитилась Ллит.
Более практичный Жак притормозил и поинтересовался, не сводя глаз с дороги:
– И что дальше?
– Для начала найдем удобное место, где можно будет остановиться на ночь, – немедленно откликнулся мэтр. – Затем разведаем обстановку. Поезжай пока дальше, поищем, где можно съехать с дороги и притаиться. Да и ориентиры неплохо бы иметь…
Мафей пристально всмотрелся куда-то в даль и вдруг, изменившись в лице, затормошил Ллит, принялся настойчиво о чем-то спрашивать по-эльфийски. Кантор, заинтересовавшись, тоже устремил свой взор в направлении, куда указывал принц, и почти сразу заметил среди густой зелени странное сооружение, напоминавшее пирамиду. Основание его было скрыто от глаз богатой растительностью, и только полуразвалившаяся верхушка возвышалась над деревьями.