Манюня - Абгарян Наринэ Юрьевна. Страница 44

Мы с Маней переглянулись и продолжили дальше играть в настоящих женщин.

Всего каких-то полчаса, и сильная половина человечества в лице наших доблестных отцов явила миру всю мощь своего аналитического, а местами и пытливого ума. Ради того, чтобы вытащить из погреба два литра домашнего вина, была снесена одна оконная решетка, порушена часть стены и ободрана обивка на практически новом стуле. У отца все руки были в ссадинах, а у дяди Миши на спине по шву треснула сорочка.

Зато от победного сияния их лиц таяли арктические ледники, а перелетные птицы поворачивали вспять свои стаи.

— Видели? — гаркнули они нам.

— Аха! — радостно улыбнулись мы.

— Во-во! — хмыкнули они и пошли домой продолжать прерванный банкет.

Когда наши папы скрылись за углом, мы с Манькой подняли с земли маленький деревянный прутик, поддели им язычок замка и с легкостью открыли дверь погреба.

Постояли какое-то время перед открытой дверью. Зашли в погреб, захлопнули дверь. Повернули специальную пимпочку, замок щелкнул, и дверь открылась.

Мы вышли и уставились на Васю.

Вася понуро стоял под открытым небом и прятал от нас свои глаза.

Это был день, когда зерно сомнения во всесилии мужчин дало первый крохотный росток в наших неокрепших душах.

«Бедненькие», — подумали мы и пошли дальше копать клад. Деньги при таком раскладе ведь кому-то надо было зарабатывать.

ГЛАВА 21

Манюня и тушеные овощи, или Как мсье Карапет нас к красоте приучал

— Ба, а можно мы пойдем к мсье Карапету?

Ба только что накормила нас тушеными овощами и маялась совестью. Потому что она как никто другой знала — не существует на свете более ненавистного для нас блюда, чем тушеные овощи.

Ба нарезала кубиками картофель, болгарский перец и баклажаны, кружочками — помидоры и репчатый лук и тушила все это добро под крышкой на маленьком огне. Называлось ненавистное блюдо «аджапсандали на скорую руку». Подавалось оно обильно посыпанным свежей зеленью и красным сладким перцем, с кусочком подтаявшего сливочного масла.

— Или вы покушаете овощей, или не встанете из-за стола, ясно? — подбадривала Ба, со стуком ставя перед нами тарелки с псевдоаджапсандали. Мы принюхивались и закатывали глаза.

— Бааааа, ну сколько можно-готовить этот ужасный обеееед!

— Сколько нужно, столько и можно, понятно? — отрезала Ба и садилась напротив. — А теперь вы быстренько покушаете, а потом еще протрете до блеска тарелки.

— Ааааааа, — торговались мы, — поедим немного и всеоооо! Пять ложек! Ладно, семь!

— Чтобы тарелки сияли чистотой, — не поддавалась Ба, — иначе если оставите их грязными, то что случится?

— Наши мужья будут некрасивыыыыымииии, — выли мы.

— Ага, — поддакивала Ба, — и каждый раз, просыпаясь с утра и глядя на безобразное, волосатое и клыкастое лицо своего мужа, что вы будете думать?

— Что он такой некрасивый потому, что мы в свое время не доедали тушеныыыые овощиии!

— Вот! — победно хмыкала Ба.

Она умудрилась внушить нам, что если оставлять за собой на тарелке еду, то будущий муж лицом будет напоминать объедки. И мы в это свято верили!

Самосовершенствование — процесс необратимый. А в условиях, приближенных к боевым, — еще и неизбежный. Поэтому мы с Маней находились в постоянном поиске каких-нибудь обходных путей, чтобы облегчить наше горькое существование. Бесконечно эволюционировали, если можно так выразиться.

Сначала мы просто ныли и прикидывались больными. Но Ба не дрогнула перед нашими мелкими инсинуациями и пригрозила добавкой. Тогда мы попытались, не вдаваясь в подробности, заглатывать овощи целиком. Но Маня подавилась кусочком картофеля и, если бы не вовремя подоспевшая Ба, то она таки добилась бы своего. Но Ба не дала Мане спокойно протянуть ноги, она могучим ударом в спину вернула ее к жизни, усадила обратно за стол и пододвинула тарелку.

— Прожевывай тщательнее, — велела.

Наконец я придумала новый метод безболезненного поедания тушеных овощей.

— У тебя на нёбе есть такая точка, которую если мысленно отключить, то можно не чувствовать вкуса, — втолковывала я Мане.

— Покажи, где? — полезла она мне в рот.

— Ну вот смотри, где-то там есть такая точка, которую если отключить…

— А где твои гланды? — перебила меня Маня.

— Тебе гланды или точку? — рассердилась я.

— Точку! И гланды!

— Гланды удалили, когда мне было три года. А точку… Ну вот же она, — ткнула я пальцем куда-то себе глубоко в глотку, и меня чуть не вывернуло: — Буэ!

— Буэ, — с готовность откликнулась Манька.

— Этттто еще что такое! — зашла в кухню Ба. — На минуту отвлеклась, а вы уже устроили марафон, чей муж будет уродливее?

— Ба, а у Нарки гланды удалили в три года, — заюлила Маня.

— Не поешь овощей, и тебе удалим, ясно? И не забудь протереть до блеска свою тарелку!

— А я не собираюсь жениться! — заныла Маня. — Поэтому мне можно не есть овощи.

Ба глянула на внучку поверх очков.

— Мария, если даже ты когда-нибудь решишь все-таки жениться, а не выходить замуж, то и это не спасет тебя от участи поесть сейчас тушеных овощей!

— Покажи еще раз, где там у тебя точка? — снова полезла мне в рот Маня.

— Если вы в течение пяти минут не съедите аджапсандали, то я вам обещаю, что кругом у вас будут одни только болезненные точки! — рявкнула Ба.

Мы молча взялись за ложки.

Как вам объяснить, чем отдают тушеные овощи? Возьмите школьный фартук, разрежьте его на полоски, заправьте мелом и скрипичным ключом. Добавьте двойки по алгебре и геометрии. Томите сутки в молоке с пенкой. Вот так уныло пахнут и выглядят тушеные овощи.

Но любому испытанию приходит конец. Минут пятнадцать мучений, нытья и закатывания глаз — и дело сделано, ненавистное блюдо плещется у нас в желудках.

— Ба, посмотри, какой у меня будет муж, — сунула Маня под нос Ба протертую до блеска тарелку, — скажи красавчик?

— Красавчик-красавчик, — хмыкнула Ба, — все извилины ему стерла!

— Какие извилины? — опешила Маня.

— Да шучу я, — отмахнулась Ба, — посмотрим теперь, какой у Нарки будет муж!

У Нарки муж получался не таким красивым, как у Мани. Нарка с раннего детства не дружила с тушеным луком, поэтому ее муж грозился ходить всю жизнь с полукольцами лука на лице.

— Эх ты, — постучала костяшками пальцев по моей голове Ба, — ладно, так и быть, выручу тебя.

Она взяла кусочек хлебной корочки, протерла им тарелку и запихнула остатки тушеного лука в мой распахнутый от удивления рот.

— Ммыыыые, — замычала я.

Ба ловко зажала пальцами мои ноздри. Мне ничего не оставалось, как наспех прожевать и проглотить остатки обеда.

— Потом мне спасибо скажешь, — буркнула Ба и убрала тарелки со стола.

— Ба, а можно мы пойдем к мсье Карапету? — выползли мы из-за стола.

Ба маялась совестью, и поэтому минут пять была особенно уязвимой.

— Можно, — со скрипом согласилась она, — только ненадолго, на полчасика всего, ясно?

— Ясно! — припустили к выходу мы. Нужно было успеть выскочить из дома до того, как Ба перестанет маяться совестью.

Мсье Карапет жил в большом, утопающем во фруктовых деревьях доме из белого камня. Второй этаж своего дома он превратил в просторную мастерскую, где писал удивительные по красоте картины. Мы с Маней любили, затаив дыхание, наблюдать за тем, как он работает. Мсье Карапет не возражал против нашего присутствия, наоборот, вел с нами долгие беседы «за жизнь» и поил горячим шоколадом из чашек тонкой ручной работы.

— А можно нам простые чашки? — попросила Маня в первый раз, когда мсье Карапет поставил перед нами поднос с горячим шоколадом и печеньем «Курабье».

— Почему? — удивился мсье Карапет.

— Мы обе косорукие и можем легко разбить такую красоту, — потупилась Манька. По тому, как уныло завалился набок Манин боевой чубчик, можно было догадаться, как сильно она волнуется.