Искатели ветра - Пехов Алексей Юрьевич. Страница 41

ГЛАВА 11

Тальки часто повторяла, что зеркала любят лгать, даже если ты просишь их сказать правду. На приказ показать истину они всегда отвечают смехом и искажением реальности. Юлят, ловчат, изворачиваются и лгут, лгут, лгут.

«Никогда не доверяй зеркалам, милочка. И не поворачивайся к ним спиной. Они могут обжечь», — говорила старая карга, добро улыбаясь и попивая холодный шаф.

Тиа ей не верила — зеркало всегда показывало реальность. Но сегодня все изменилось. Впервые оно обмануло, и Проклятая с ненавистью смотрела на свое отражение, ставшее вдруг чужим.

Хотелось выть. Кричать. Убивать всех, кто попадется под руку: тупых местных жителей, перепуганных набаторцев. Тех, из-за кого она стала такой: суку-девицу, мальчишку-щенка, внезапно проявившего Дар Целителя, и лучника. Последнего в особенности. Она вытащит из него все жилы, а потом заставит съесть собственные глаза. Рыхлый, широкоплечий детина, с пухлыми, отвисшими губами, плоской тупой мордой и белесыми нечеловеческими глазами смотрел на Тиф из лживого зеркального мира. И она не выдержала. Зарычала, словно загнанная в угол волчица, и что есть сил ударила тяжелым кулаком в ненавистное лицо. Зеркало лопнуло. Разбилось вдребезги. Рассыпалось острыми продолговатыми осколками по полу грозя поранить босые ноги. Лицо исчезло и… осталось. Здесь. С ней. У нее. Навсегда. Костяшки правой руки жгло, на доски пола капала кровь. Тиа не обращала на это ровным счетом никакого внимания и изо всех сил старалась унять кипящее в груди бешенство. Теперь она, как никто другой, понимала Аленари, которая всегда разбивала этих лгунов, где бы они ей ни попадались.

Невыносимо знать, что ты — уже не совсем ты. Аленари еще повезло. Она лишилась лица, но сохранила тело. Тиа не могла похвастаться даже этим. В одно мгновение Проклятая потеряла все, что у нее было. То, чем она так заслуженно гордилась. Вечная молодость и красота канули в Бездну. Истинная оболочка оказалась уничтожена, остался лишь дух. А еще — душа и тело дурака, с которым она оказалась связана. Сейчас дух Тиа «стоял» у парня за левым плечом и, удерживая «узы контроля», рассматривал мерзкого урода.

Тело, к которому Тиф оказалась привязана, словно собака на цепи, было смертным. Ему отведен ужасно короткий срок. Рано или поздно оно состарится, умрет, и что тогда? Второй раз рядом не окажется Целителя… Непредсказуемая душа человека «взбрыкнула». Продолжая испытывать боль в руке, Тиа на мгновение выпустила «узы». Прежде чем она успела вновь перехватить контроль над чужим телом, пастух заскулил, увидел окровавленную кисть, закричал:

— Отпусти-и-и-и!!!

Из его глаз ушла мертвенная белизна, они вновь стали голубыми и водянистыми.

Выругавшись, Тиф «обняла» его сзади за шею, стараясь подавить отвращение, зашептала что-то успокаивающее, зрачки Порка расширились, побелели и растеклись, захватывая радужку и белок, превращая их в ужасающее бельмо. Одновременно Тиф отрезала оказавшуюся неожиданно сильной душу от управления этой оболочкой.

Удалось, но с каким трудом! Если бы у призрака Тиа было тело, оно бы взмокло! Каждая попытка овладеть чужой скорлупой стоила ей неимоверного напряжения. А уж когда пришлось выполнять более сложные действия, чем идти или бежать, Проклятой казалось, что ее вот-вот оторвет от спасительного островка и выплюнет в Бездну. Все силы уходили на контроль. О какой-нибудь другой стороне магии не могло быть и речи. Тиф была способна создавать лишь самые легкие заклинания. Сейчас, без собственной оболочки, она не могла воспользоваться всей глубиной Дара.

Проклятая до сих пор не понимала, как это могло случиться. Мальчишка, ударивший ее через хилсс невероятнейшим плетением, едва не стал последним из того, что она видела в этой жизни. Сложнейшая тройная вязь ее щита выгорела до последней эфирной нити. За долю уны до того, как всесжигающий свет поглотил Тиф, та выбросила перед собой единственное, что пришло в голову, — Зеркало Тьмы. Заклятие спасло бы ее, пускай за это пришлось заплатить уродством. Со временем она сумела бы излечиться. Но лучник влез так не вовремя! В тот момент Тиа настолько ослепла от боли, что не только не смогла убить светловолосого ублюдка, но даже стрел не остановила. Последние ее и добили. Тело больше не могло удерживать в себе душу, и Тиф умерла.

Все, произошедшее далее, оставалось для нее сплошной загадкой. Она увидела тьму и свет, дрожащие огоньки живых вокруг себя, ярко-оранжевое трепетание эфира в поднебесье. Попыталась зацепиться за погибшую оболочку, но у нее не было ни зубов, ни ногтей. Проклятую вот-вот должно было утянуть в Бездну, если бы яркий свет магии Целителя все еще не оставался в изнанке мира. Он подхватил серебристую нить души, обжег, сдирая с нее врожденную силу, безжалостно замораживая способности и знания, убивая само естество Дара. Бросил влево, вправо, окунул в ледяной родник, подбросил под палящие лучи, сжал, растянул, скрутил, вывернул наизнанку и выплюнул прямо на один из окружавших огоньков жизни. Острые иглы магии Целителя пронзили Проклятую, связали с чужой душой, якорем заставили болтаться за спиной незнакомого человека.

Тогда она не мешкала ни уны. Понимая, что это ее единственный шанс, оттеснила душу крестьянина в сторону, решительно взяла тело под свой контроль. И содрогнулась.

В чужие глаза ударил свет, жизнь, мир. Кожа почувствовала тепло солнца, нежность ветра. В легкие вошел воздух, и Тиа, открыв чужой рот, закричала, словно новорожденный. Ее, лишившуюся плоти, терзала боль, и пришлось отпустить «узы», отдав человеку то, на что он имел несравненно большее право, чтобы не сойти с ума от незнакомых, невыносимых, чуждых чувств. Только потом, когда выжившая смогла нормально соображать и увидела саму себя, лежавшую на дороге — мертвую, окровавленную и сломанную, она завыла от тоски и жалости к себе, надеясь на то, что это всего лишь сон. Кошмар, поймавший ее в свою паутину. Но никто, кроме Порка, Проклятую не слышал.

Сейчас, по прошествии нескольких дней, она начала верить, что все это и вправду с ней произошло. Жестокая насмешка судьбы. Дух Тиа оказался прочно связан с чужой душой. И разорвать эту связь было нельзя — иначе исчезнет последнее звено между нею и этим миром. Еще горше было то, что она существовала, но не была видима никому, кроме Порка. Без тела, призрачным духом, ей предстояло вечно болтаться за спиной человека. Во всяком случае, до того момента, пока он не умрет. Что будет после, Проклятая старалась не думать. Ее дух освободится, но вряд ли надолго останется без внимания Бездны.

Пока выхода из ловушки не намечалось. Тупик.

— Иди, сядь на кровать, — «прошептала» Тиф на ухо Порку. Тот вздрогнул, но, не имея сил сопротивляться, послушался.

Она следила, чтобы босые ноги дурака не наступали на зеркальные осколки, однако по дороге пастух вновь «взбрыкнул», попытался «сбросить» ее власть. Проклятая, уже хорошо изучившая повадки своего подопечного, была готова к подобному. Натянула «узы», взяла под контроль, зашипела от неосязаемой боли, которую ей причиняли еще не остывшие нити Целителя, перевернула стул и раздраженно выругалась. Чужое тело все еще оставалось непривычным, массивным и гораздо менее поворотливым, чем то, к которому она привыкла за века. Тиа приходилось прилагать массу усилий, чтобы совладать с непокорным человеком.

Ненавистная оболочка приводила ее в состояние бешенства — неудобна, неуклюжа, плохо управляема, от нее ужасно пахло. Изо рта на грудь все время капала слюна. Но она уже начала «работать» над внешностью непокорной куклы. Постепенно, исподволь, меняла лицо, переплетала мышцы, наливая их силой. Ей нужна выносливая лошадка, и желательно, чтобы та не была глупым мерином. Еще недели две, три, и родная мама не узнает этого увальня. Тиф полностью перестроит его тело под себя. Так, как она считает нужным. Единственное, с чем пока не удастся справиться — белесый цвет глаз.

Магия Целителя сожгла многое из того, что у нее было. «Искра» не горела, а тлела, и весь потенциал приходилось тратить на присмотр за Порком. О любых других проявлениях Дара не могло идти речи. Сейчас Тиф была не способна зажечь даже свечу, не говоря уже о том, сровнять с землей деревню. В одно мгновение она лишилась не только облика, но и могучего Дара. То, что осталось, являлось жалкой песчинкой, толикой былого могущества.