Жена Дроу (Увидеть Мензоберранзан и умереть) (СИ) - Баздырева Ирина Владимировна. Страница 37

— Ника! Нет!… Подожди… не надо! - закричал Дорган, выронив кровоточащий кусок туши, из враз ослабевших рук. Диск тут же взмыл вверх, и заметно увеличив скорость, оторвался от нагнавших его было эт’гами, завернув за уступ и лишив эльфа ужасного зрелища.

Широко раскрытыми глазами он смотрел перед собой, твердя как заклинание одно: “нет, нет, нет”, понимая, что, даже вернувшись на такой скорости к уступу, он уже ничего не сможет изменить, слишком быстро все произошло. Его сознание отказывалось принять очевидное, и невозможно было вынести последующую за этим боль. Пока что шок словно заморозил все его чувства. Сердце застыло. Лишь сознание билось, напоминая о том, что Ники уже нет. Помертвевшими губами, он все шептал свое “нет”. Как-то разом все потеряло для него значение. Потухшим, остановившимся взглядом он смотрел на катящийся за диском темный вал, поглотивший Нику, и не видел его. Он умер вместе со смертной. Жизнь уже не имела никакого смысла. Целые столетия ему предстоит нести непомерную тяжесть вины, изнывая от тоски и боли, сознавая, что он виноват в гибели девочки. Живое, горячее сердечко! Его обретенная было душа. Лучше уж вслед за ней, бросится к прожорливым эт’гами. Но он еще успеет это сделать. Хотя, даже их души не смогут воссоединиться навсегда. Ее душа бессмертна — его нет, потому что сам он бессмертен.

Усилием воли Дорган подавил отчаяние и горе, стряхнув с себя оцепенение, сознанием того, что сперва должно завершить начатое. Он успеет. Раз он втянул бедняжку во все это, так хоть пусть ее смерть будет не напрасной. Да, он завершит дело, а после… О, Аэлла, даруй мне смерть воина! - взмолился он. Диск летел с нужной скоростью и Дорган только успевал разбрасывать в алчущую массу эт’гами куски уже обескровленного мяса и тем только еще больше разжигая аппетит этой хищной мерзости. Позади показался край Цветущей долины, и Дорган принялся кидать оставшиеся от туши внутренности, заманивая тупо движущуюся массу на ее середину.

Как только первая, накатившая, волна эт’гами хлынула на колыхающийся ковер, с жадностью набросившись на пульсирующие “бутоны”, как “долина” вздыбилась сплошной завесой тычинок, судорожно выбрасываемые ими. Лепестки “хризантем” задергались, заметались.

Освободившись от остатков туши, диск приобрел легкость, и теперь стремительно метался по “долине”, уворачиваясь от едва не пробивавших его, взметывавшихся вверх, “тычинок”. Дорган яростно работал клинками, не останавливаясь ни на миг, не давая себе передышки. Сверху ему было видно, как поток эт’гами занял все прибрежное пространство “долины” и под напором задних рядов неуклонно продвигался по ней вперед, пожирая хищные “цветы”. Плети “тычинок” рефлекторно клонились в ту сторону, где “долине” причиняли наибольшую боль прожорливые эт’гами, уже заполнявшую ее собой. Но и “хризантемы” не уступали им в своей алчности. Ядовито-красные лепестки хватали мерзких слизней, затягивая, заталкивая их в середину “цветка”, и только на миг еще мелькнут в воздухе шевелящиеся членистые ножки или жвала. Плети “тычинок” тоже трудились вовсю, обвивая гигантских насекомых, давя и ломая пополам так, что их серая, вязкая слизь сгустками разлеталась во все стороны. И Дорган оказался покрыт ею с ног до головы так, что его длинные волосы слиплись в лоснящиеся влажные пряди. А гоблины гнали и гнали нескончаемый поток эт’гами в Цветущую долину. Дорган уже машинально рубил и сек, радуясь охватившему его отупению, которое хоть как-то заглушало пронзительную боль. Перед ним то и дело всплывал образ то смеющейся Ники, то смущенно отталкивающей ногой упавшую юбку, или робко смотрящую на него с какой-то затаенной надеждой, и тогда, сцепив зубы, он с новым приливом сил начинал яростно работать клинками.

Наконец, появился замыкающие отряды гоблинов, добивающий хвост движущегося потока эт’гами. Цветущая долина уже захлебывалась от нашествия гадов. Неожиданно ее поверхность приподнялась и опала, словно долина издала тяжкий скорбный вздох. Плети “тычинок” одновременно, как по команде, дергаясь в конвульсии, втянулись в “бутоны”, раззявив на своих концах присоски. “Хризантемы” напрягли ядовито красные лепестки, и Долина, вздыбившись, начала стремительно опадать, образовав бездонную шевелящуюся яму кровавого цвета, в которую попали эт’гами.

Дорган на диске отлетел к надежным в своей незыблемости скалистым стенам пещеры, наблюдая как от кромки “берега” отходит край Долины, отслаиваясь от камней все больше и больше, пока не сделалась похожей на гигантский, стянутый у горловины, кожистый, туго набитый мешок. Это был самый необычный и гигантский хищник когда-либо виденный дроу. Края огромного мешка сомкнулись. Бледно-коричневые, с крупными порами кожистые края мешка пульсировали, толчками переваривая пищу. С эт’гами было покончено. Бой закончился победой гоблинов, все-таки остановивших прожорливых паразитов и очистив от них свои родные пещеры. Победный восторженный рев потрясал своды пещер, разносясь по переходам и лабиринтам Подземья. Победа не радовала только Доргана - ему предстояло остаться со своей болью один на один. Он чувствовал такой упадок сил, что не мог шевелить ни рукой, ни ногой. Он не мог думать ни о чем. Он застыл как изваяние среди ликующих гоблинов, потрясающих своим оружием и оглашая каменные своды радостными криками и ревом. Диск медленно плыл над землей, гоблины почтительно расступались перед ним. Но Дорган, отрешенно глядя вниз, видел, что даже костей не осталось от тех несчастных, что попадали в гущу эт’гами. Он жестоко страдал, что не увидит даже останков Ники, чтобы предать их достойному погребению. Упрекать себя уже не было сил, ему просто не хотелось жить. Зачем жить, когда только познав полноту жизни, вдруг утратил весь ее смысл. Как ему жить без нее? Конечно, со временем он бы оправился и его боль, если бы не ушла, то сгладилась, притупилась, и все равно с гибелью Ники часть его умерла. С ней он узнал нечто такое, чему у темных эльфов не было определения, а у людей называлось счастьем. Да, ничего не осталось от павших на пути эт’гами гоблинов, лишь размазанные по камням влажные пятна да серая слизь. Вокруг валялись неподвижные изломанные трупы эт’гами. Даже съедаемые заживо прожорливыми паразитами гоблины старались уничтожить перед своей смертью хоть одного врага.

Так же, как и Дорган по тоннелю бродили в тщетных поисках останков соплеменников утомленные битвой гоблины. В отличие от них, что могли опознать друзей и родных по украшениям и оружию, Доргану ничего не осталось от его счастья, даже пятнышка родной крови на холодных камнях Подземья.

Диск миновал поворот и Дорган невольно взглянул на тот злосчастный выступ, с которого сорвалась Ника, и схватился за горло. Ноги перестали держать его, и он как подкошенный рухнул на колени. Его что-то душило, не давая вздохнуть. Сердце колотилось где-то в горле, и разве оно способно выдержать подобное испытание?

На самом краю выступа, свесив ноги вниз и беспечно болтая ими, бок о бок сидели Вождь и Ника. Чем они занимались Дорган, ослепленный болью, так и не понял. Но они были так увлечены, что не замечали ничего и никого вокруг. Остановив диск под выступом, немного придя в себя и уняв рвущееся из груди сердце, Дорган понял, что произошло. По-видимому, в последний роковой момент Вождь позаботился о его жене, успев поймать ее за руку и втащить обратно на уступ. Начав было на диске подниматься к ним, эльф остановился, с удивлением прислушиваясь к их разговору.

— Да нет же! Ты опять все делаешь не так. Смотри как надо, - горячилась Ника.

Послышалось натужное сопение, чавканье и кваканье, после чего раздался звонкий смех, от которого у Доргана вновь перехватило дыхание:

— Ах ты, зверушка… но знаешь, у тебя получилось уже лучше. Смотри, куда ты попал.

Вождь ласково заурчал в ответ.

— Нет, нет, не туда. Попробуй вперед и вверх… Да понимаю я, что твоя пасть не предназначена для этого, но все таки попробуй.

Снова послышалось натужное сопение, чмок и смех Ники.

— О! Опять попал на себя ! Показываю еще раз. Смотри внимательнее, как это делается.