Жена Дроу (Увидеть Мензоберранзан и умереть) (СИ) - Баздырева Ирина Владимировна. Страница 98

— Ай, да девчонка! - хлопнули друг друга по рукам Борг и Харальд.

Краем глаза она заметила мелькнувшую за ней тень. Эльф сиганул с пригорка. Пытается добраться до ее сабли, точнее до своей, раньше, чем она. Ника неслась во весь дух, огибая пригорок, перепрыгивая через пни и коряги. Перед ней открылась полянка, окруженная дубами и разросшимся густым кустарником, где поблескивая в траве, среди одуванчиков лежала сабля. Все это очень походило на приманку. Дорган примчался сюда раньше и теперь сидя в кустах, ждет, когда она выскочит прямо на него. Где-то в кустах хрустнула ветка — Дорган готовится к нападению. Ника не сбавляя бега, взбежала на ствол дерева и оттолкнувшись от него, пролетела те несколько метров, что отделяли ее от клинка. Зрелище должно было быть впечатляющим и неожиданным для эльфа. Он-то ждет ее с другой стороны, несущейся не разбирая дороги и ничего не видя вокруг, как невменяемый кабан секач, гонимый охотниками, а она как птица пролетела над полянкой в свободном полете… ай! ой! Правда вот приземление вышло не совсем удачное. Увлекшись самолюбованием, она, не успев вовремя сгруппироваться, пропахал полянку плечом, ткнувшись лицом в траву, но тут же вскочила с довольным, хоть и перепачканным лицом. Вытерев нос рукавом рубахи, от набившегося в него пуха одуванчиков, она, крепко сжимая клинок, юркнула в кусты и теперь выглядывала из-за них Доргана, в тревожном ожидании. Быть того не может, чтобы он отстал от нее. Он, точно, где-то прячется. Но где? Неужели не видел ее полет, когда она подняла целое облако пушинок, проехавшись в одуванчиках? Кусты напротив закачались. Ника замерла, вытянув шею. Ужасно чесался нос, но она не смела даже шевельнуться. Из них вылез Харальд. Крадучись вышел на полянку, осмотрелся, увидел борозду от Никиного падения, озадачено оглядел ее, нахмурился и бесшумно скрылся в кустах. Ника с остервенением потерла рукавом, жутко чесавшийся нос. Что за дела? Куда делся Дорган? Затаился и ждет, когда у нее кончится терпение? Ника приподнялась, осторожно выглядывая из-за кустов.

— Не меня ли дожидаешься, сердце мое? - раздался сверху его голос.

Подняв голову, Ника увидела эльфа, удобно устроившегося на толстом суку дуба, прямо над нею. Положив ногу на ногу, он улыбаясь, деловито покачивал ногой, склонив голову на бок. Ах, ты! Подпрыгнув на месте, Ника ломанулась через кусты и пронеслась через полянку, чувствуя, что эльф не отставая, несется за ней, перепрыгивая с ветки на ветку. С верху на нее сыпались шишки и сухие листья. Отпихнув с дороги, выскочившего ей наперерез, дворфа, не желавшего пропускать ни мига из их схватки, Ника понеслась дальше. Задрав голову и поняв, в чем дело, Борг крикнул вслед Нике:

— На твоем месте, я бы сбил дроу с дерева, что драную кошку!

— Не встревай, дворф!— посоветовал ему Дорган, промчавшись мимо него по веткам деревьев.

Налетев на широкий ствол сосны, Ника, скользнув за него, начала оглядываться в поисках какой нибудь увесистой палки или сука, всерьез подумывая над советом Борга, ведь лучше всего у нее получается метать камни в цель и было бы неплохо, лишить Доргана его преимущества. Неожиданно, он сам вышел к ней из-за деревьев, с опущенным клинком. Они двинулись, сходясь, навстречу друг другу.

— Я согласен сдаться на всех твоих условиях, сердце мое — сказал он, подходя к ней.

— Нет. Бой не закончен! - нахмурилась она и подняв клинок, взмахнула им так, что подняла его волосы, открыв блеснувшую, в мочке островерхого уха, золотую серьгу.

Клинком поймав ее клинок, заблокировал его гардой к гарде, Дорган заставил ее пятиться, пока она не уперлась спиной в сосну. Вздернув ее саблю вверх и прижав ее к стволу своей, Дорган навалился на Нику, лишая малейшей возможности двинуться.

- Мое терпение кончилось — прошептал он, касаясь губами ее губ. В ответ Ника прихватила его нижнюю губу, отчаянно надеясь, что ее уловка сработает.

Что значит весь вековой опыт бессмертного, перед его изнывающем от нежности сердцем, готовым принять маленькую хитрость за чистую монету. Что значит, ясное сознание того, что тебя надувают, перед мимолетной лаской любимой, от которой сердце тает, как воск под жаркими лучами солнца, а тело слабеет. Ника беспрепятственно высвободила свой клинок и отвела его в сторону, попытавшись прервать их поцелуй. Однако эльф увлекся.

Неподалеку стояла, наблюдая за влюбленными, переживавшая за них, троица. Ивэ довольно улыбалась. Она не ожидала от Ники и половины того упорства, которое она сейчас выказала и в тоже время мучилась от желания разузнать, что же произошло между ними в Подземье, что оба дрались с таким упрямством.

— Нет, я не могу смотреть на такое… — простонал рядом с ней Харальд.

Посмотрев в сторону Ники и Доргана, она издала нервный смешок.

— Ну, это уж слишком! - дворф негодующе уставился на свою дочь. — Это кто ж ее такому научил?

— Уж, точно не я, — с довольным видом, пожала плечами Ивэ и ехидно напомнила: — Что, может знать женщина о боевом искусстве? Чего ты так разнервничался?

Дворф укоризненно покачал головой и прокричал Доргану, уронившему на землю саблю:

— Хватит вам! Ничья!

— Согласен, — кивнул Дорган, на миг оторвавшись от Ники и снова прижимаясь губами к ее шее. Его похоже вовсе не волновало то, что ее сабля, оказавшись меж ними, касается его паха.

Ника тоже была согласна на ничью, а потому ее пальцы, держащие рукоять клинка, разжались.

Звонкие переливчатые трели птиц далеко разносились по утреннему лесу. Не открывая глаз, Ника слушала их, лежа на темной груди мужа. Она прислушалась к его мерному дыханию и поднялась, но он, не открывая глаз, притянул ее обратно к себе. Они покинули свое ложе, когда солнце стояло высоко, перевалив за полдень. Пока Ника готовила нехитрый завтрак, Дорган плескался в ледяной воде ручья, потом присоединился к ней. Сидя напротив и принимая из ее рук теплые лепешки со свежей малиной, сыр и горячий травяной отвар, эльф подумал, что это, их первая, по настоящему, семейная трапеза. Он хотел сказать ей об этом, но взглянув в ее лицо, передумал. Насколько она умирала от страсти и нежности этой ночью, настолько холодна и отчужденна была сейчас. Они ели молча, пока он не спросил:

— Ты не хочешь позвать меня в свой мир? - и сразу замкнулся, увидев, как вытянулось ее лицо.

— Ты так стремишься покинуть меня? - спросил он опять, удивляясь тому насколько сильно это задело его. А Ника поняла, что на этот раз, она не отделается молчанием, так как он решительно настроен поговорить.

Она должна была ответить ему так, как ответила бы самой себе - искренне, без лжи. Только, вот знает ли правду она сама?

— Не тебя я стремлюсь покинуть, а выбраться из той ловушки в которую угодила. Я не хочу никого обманывать и в первую очередь тебя. Вот скажи, кого ты любишь: Фиселлу или Нику? Ты же не видел меня, настоящую?

— Сколько можно доказывать мою любовь к тебе? Я никогда не устану любить тебя. Чего ты еще хочешь?

— Хочу, чтобы ты понял наконец, что чувственность, которую невольно разбудило в тебе тело Фиселлы, еще не любовь.

Зря, она сказала это. Он осторожно поставил кружку с отваром на землю и Ника почувствовала, что между ними, что-то ушло. Человек одним небрежным махом разрушил то, что так бережно взращивал и оберегал нелюдь.

Шед

Они прошли, какую-то неприветливую деревушку, жители которой предпочитали не вступать с пришлыми ни в какие разговоры. Никто не предложил им ночлега, только продали путникам яблоки, да каравай хлеба, посоветовав им не задерживаться здесь. И хотя Дорган держался поодаль, скрывая лицо под капюшоном, похоже именно его присутствие настораживало деревенских. Поэтому пришлось путникам покинуть не гостеприимную деревушку, так и не дождавшись приглашения скоротать этот вечерок, за кружкой местного вина, позабавить рассказами о своих приключениях, да ответить на вопросы, что же происходит на белом свете. Когда позади, за поворотом дороги, остался крайний, стоящий на отшибе деревенский дом, Харальд, шагавший впереди, замедлил шаг. Объяснять, что-то остальным не было нужды, все и так заметили сидящего у дороги на замшелом валуне, старика. Он не двигался до тех пор, пока путники не поравнялись с ним. Тогда старик, остававшийся до того неподвижным, словно сам был изваян из камня, поднялся опираясь на свою черемуховую палку. Он был сед как лунь, а выцветшие подслеповатые глаза его, силились разглядеть тех, кто подходил сейчас к нему.