Запутанные отношения (Риск эгоистического свойства) - Алюшина Татьяна Александровна. Страница 3
Невероятно хотелось в душ, выпить горячего зеленого чаю и спать! Она устала, вымоталась после ночного дежурства и тяжелейшей операции.
А тут такие дела!
Она узнала этого Кирилла Степановича сразу. И успела на пару секунд почему-то обрадоваться, до того, как прочла в его глазах осуждающие выводы в свой адрес.
— Странно, — подивилась вслух Катерина. — А тогда совсем не показался придурком с завышенным самомнением… Ой, да и ладно! — тут же окончательно раздражилась она. — Да и бог с ним! Чего вдруг завелась? Сто лет он тебе сдался!
Действительно, сто лет!
Ерунда это все и лирика! Надо воду с пола собирать, открыть все окна-двери, проветривать и сушить помещения, и оценить наконец масштаб разрушений!
«У него красивые глаза», — проскочила предательская мысль, подивив девушку.
Правду говоря, они тогда встретились при не совсем обычных обстоятельствах.
Странно.
Она планомерно обходила парк в поисках подходящего местечка для Петрушиной могилки. И это должно быть не абы какое место, а что-то на пригорке, непременно с хорошим видом на пруд, усадьбу вдалеке, прохаживающихся по дорожкам людей, чтобы Петрушеньке было спокойно и радостно. Словом, в полном соответствии со сложившейся в ее воображении умиротворяющей картинкой.
В процессе поиска подобрала пригодный на роль могильной плиты плоский камешек, сорвала парочку первых весенних проклюнувшихся цветочков и таки нашла, что искала.
На пригорке, на открытом месте, в двух метрах от молодых сосенок, небольшой холмик, как раз с открывающимся прекрасным видом — именно то, что надо!
Подстелив целлофановый пакет на землю, Катя встала на колени, достала из сумки железный садовый совочек, взятый напрокат у соседки для осуществления захоронения, вынула трупик Петруши, заботливо завернутый в новехонький мужской носовой платок, купленный сегодня, выступающий в роли савана, вздохнула печально и приступила к рытью могилки.
Минут через пять безрезультатного тюканья совком девушка укрепилась в подозрении, что долбит камень, присыпанный небольшим слоем земли. Она сдвигала копательные работы в разные стороны от первоначально намеченного места, но результат не менялся — камень!
Чертыхаясь потихоньку, Катька упорно продолжала попытки, представляя, как эти копания да и она сама выглядят со стороны, но уж больно местечко было подходящее, и совсем не хотелось искать другое.
— Помочь? — раздался над ней низкий мужской голос.
Катерина повернула голову и увидела туфли.
Дорогие такие, мужские туфли известной фирмы. В таких по весенним паркам не ходят. И вообще нигде не ходят, только от лифта к кабинету, и от него же к машине, через мраморный холл.
По мере продвижения взгляда вверх следовали брюки, пиджак, белая рубашка, галстук все того же ролевого денежного направления, что и туфли — от машины через холл в кабинет и обратно — и мужчина, упакованный во все это.
Больше вопросов он не задавал, присел на корточки, мягко, но настойчиво забрал у нее совочек, присмотрелся к местам проведенных земельных «изысканий».
— Вот здесь, — указал сантиметрах в двадцати в стороне от, как подтвердили испытания, каменного холмика.
Быстрыми, сильными движениями выкопал глубокую ямку, посмотрел, явно остался доволен результатом и вернул совок.
— М-да, — прокомментировала она свою несостоятельность как гробовщика и сноровку добровольца-копателя.
Комкать церемонию из-за присутствия постороннего не стала, неспешно опустила Петрушу в ямку, старательно засыпала землей, прихлопнула пару раз совочком, водрузила камушек, возложила цветочки, печально вздохнула, прощаясь.
Дождавшись конца траурной церемонии, мужчина поднялся с корточек, подхватил Катерину под локоток, помог ей встать.
— Спасибо, — за все сразу поблагодарила она.
— И кого мы похоронили? — спросил серьезно незнакомец. — Убиенную вами мышь или любимого хомячка?
— Я не столь кровожадна, чтобы убивать мышей, и не так инфантильна, чтобы держать хомячка, — улыбнулась уголком губ Катерина и, выдав очередной слабо скорбный вздох, разъяснила: — Это был Петруша, волнистый попугайчик. Член семьи.
— Давайте знакомиться, — предложил он, протянув раскрытую для рукопожатия ладонь.
«Ну надо же! — подивилась девушка, рассматривая большую ладонь. — Весь такой стильный, в костюме и туфлях того еще уровня, при апломбе, соответствующем костюму, и так явно, как красный флаг, сам себе нехилый начальник, а руки, как у грузчика, все в застарелых мозолях!»
Катя обратила на это особое внимание, когда незнакомец копал. Большие, широкие ладони с длинными пальцами — слава тебе господи, есть еще герои! — без маникюра, модного ныне у хозяев мужской жизни страны. Понравились ей эти руки!
— Я не знакомлюсь на улице, — тоном скромненькой смолянки призналась она.
— Придется! — улыбнулся он. — Это обязательное условие я выставляю всем дамам, которым рою ямки!
Вот лучше бы не улыбался!
Улыбка смягчала начальственную суровость, молодила, делая привлекательным. Загорелись смешинками светло-карие глаза, на правой щеке появилась ямочка, превращая в нормального симпатичного мужика из холодно-отстраненного хозяина жизни.
Катерина сдалась.
Положила свою ладошку в его протянутую руку.
— Кирилл, — представился он, продолжая дружески улыбаться.
— Катерина, — отозвалась она. — Кирилл…
Наклоном головы и чуть приподнятой бровью призвала огласить отчество.
— Степанович, — усмехнулся другой смысловой улыбкой «Степанович».
Улыбка понимания. Наверняка у него в арсенале улыбок этих на все случаи жизни, вариантов не счесть!
— Предлагаю помянуть усопшего, — выдвинул идею новый знакомый.
— Трагически погибшего, — уточнила обстоятельства кончины пернатого Катерина.
— Тем более. Чаем? Кофе? Вином? Водочкой? Или по классике: только чистый спирт? — немудрено шутил Кирилл Степанович.
— Это мое второе железное правило, после «не знакомиться на улице», — вновь смоляночкой заявила она. — Не принимать предложений испить совместно для закрепления знакомства.
— Поскольку вы уже нарушили первое, да к тому же я принимал активное и непосредственное участие в погребении, думаю, и это правило можете с чистой совестью обойти.
Кирилл попал в этот парк, да еще в середине рабочего дня, настолько случайно, что по всяким определениям было так же невозможно, как, скажем, схождение солнца со своей орбиты: то есть теоретически, чем черт не шутит, но практически без каких-либо вариантов. Он ехал с объекта, умаялся в кромешных пробках, а ему требовалось подумать, лучше всего в тишине и покое, и уж всяко не отвлекаясь на процесс вождения машины, который в пробках больше напоминал игру из серии «не успел — пропусти другого», и так по полметра в минуту в лучшем случае.
Бойцов обладал устойчивой психикой, но у любого терпения есть свойство заканчиваться, и, поддавшись секундному импульсу, он, перестроившись через ряд под припадочные сигналы участников дорожно-транспортного ползания, свернул на парковочную площадку возле парка, мимо которого проезжал в тот момент.
День на дворе происходил будний, он же — рабочий, места на стоянке имелось в избытке — выбирай не хочу! Остановив машину у самых парковых ворот, мужчина посидел немного, поражаясь самому себе, выбрался из машины и неспешно пошел в парк.
Идея оказалась весьма успешной: где ж еще хорошо думается, как не на природе, под неторопливый прогулочный шаг! Сразу свернул с центральной дорожки на тропинку, петляющую между деревьев, и шел без всякого направления, думал, размышлял, с удовольствием вдыхая весенний, насыщенный обновлением воздух.
И вдруг заметил эту девушку, которая стояла на коленках и безуспешно пыталась копать камень.
Почему остановился и подошел к ней?
Почему решил помочь?
А бог его знает!
Может, из-за темно-рыжих, с медным отливом волос, собранных в хвост, непокорных прядок, вырывавшихся из плена, подхваченных ветром, который, шутя, все кидал их ей в лицо, а она откидывала изящным движением головки. Может, из-за тонкой коленопреклоненной фигурки. Может…