Мастер клинков. Начало пути - Распопов Дмитрий Викторович. Страница 24

Рыча и проклиная меня последними словами, нубиец полез в яму вслед за мной, пытаясь вытянуть меня за ногу, чтобы не заходить в неё дальше. Я подтянул ноги к животу и одним глазом наблюдал, как кипящий возмущением учитель, проклиная меня подбирается ближе.

Когда он оказался совсем рядом, мне в голову пришла блестящая мысль: не думая о последствиях, я распрямил ноги и сделал учителю подсечку. Буквально на десять секунд над замком настала благословенная тишина, но не успел я обрадоваться наступившему затишью, как мир взорвался причудливыми ругательствами, о многих вариантах которых я даже не догадывался.

Испачканный теперь не меньше меня, учитель схватил меня в охапку и бросился к ближайшему небольшому озерку, в пяти минутах ходьбы от замка. Купание продолжалось долго, причём преимущественно я находился под водой, а Рон над, запихивая меня обратно при попытках вынырнуть и вытаскивая только затем, чтобы пообещать мне всевозможные издевательства.

Которые он незамедлительно начал воплощать в жизнь, как только мы вылезли из озера. Оставив меня на время на берегу, он пошёл стирать свою одежду. Поскольку я был голым, то меня такие мелочи не волновали. Учитель вернулся с палкой в руках и, больно стегая меня по спине и заднице, заставил подняться и бежать к замку. Под градом ударов пришлось подчиниться и бежать.

Так мы пробегали до самого обеда и хоть я падал на землю в бессилии каждые десять минут, всякий раз Рон палкой заставлял меня подниматься и снова бежать.

На моё счастье, экзекуцию остановила одна деревенская девчонка моего возраста, которая, оказавшись по своим делам рядом с замком, вдруг увидела, как на неё несутся два голых существа: одно белое, которое бежало, при этом дрыгаясь и виляя из стороны в сторону, а другое чёрное, палкой подгонявшее первое и дико завывавшее при этом.

Раздавшийся визг был, наверное, слышан на многие километры вокруг, но именно он заставил учителя поменять первоначальные планы, дать мне одну из своих вещей и разрешить пойти в замок, чтобы одеться.

На следующий день весь замок говорил о злобных демонах, бегающих вокруг замка – мы с Роном благоразумно помалкивали.

Не дав мне позавтракать, проклятый нубиец погнал меня делать физические упражнения. За отказ выполнять следовали удары палкой. Я ругался, грозил ему расправой, но выполнять приходилось, поскольку Рон пообещал мне, что своё жалование будет отрабатывать честно и сделает из меня воина, который сможет защитить себя хотя бы от нубийской старухи. Свои слова он по непонятной для меня причине всегда подкреплял ударами палки.

На моё робкое заявление о том, что нубийских старух в округе нет и в ближайшем будущем не предвидится, Рон с улыбочкой пообещал, что специально для меня он найдёт одну такую. Больше эту тему я старался не затрагивать.

Когда подошло время обеда, я не то что едва переступал ногами, у меня было стойкое желание снова упасть в выгребную яму, да так, чтобы никто не мог меня оттуда достать. После обеда был целый час перерыва, а затем Рон снова начал надо мной измываться.

На мой вопрос когда же я начну заниматься с мечом, мне был дан подробный ответ – когда смогу для начала удержать его в руке.

Занятия продолжались до вечера. Ровно в пять часов за мной пришёл Дарин и полуживого забрал к себе в кузницу. Оказывается, ему принесли срочную работу и требовался молотобоец, чтобы лучше проковать металл. Едва успев сполоснуть лицо и напиться, я был вынужден приступить к работе. Как оказалось мастер Дарин также дал мне обещание, что превратит меня, несмотря ни на что, в кузнеца, хоть и худшего среди гномов.

Надо признаться, с гномом мне в некотором смысле повезло, бить меня он не стал, а всего лишь рассказывал, откуда у меня растут руки, и что если я не исправлюсь, он лично их вставит мне туда, куда надо.

Ужин я помнил смутно, так как максимум, на что меня хватило – это быстро похватать куски со стола и, зайдя к себе в комнату, упасть без сил и уснуть.

Утром, когда меня растрясли за плечо и, с трудом открыв глаза, я увидел перед собой ласково улыбающегося нубийца – мне стало плохо и я притворился мёртвым. К сожалению, это меня не спасло и я был палкой выгнан на улицу.

Две недели жизни по подобному расписанию для меня пролетели как один день. Я уже мечтал о том дне, когда смогу заняться финансовыми делами, хотя, когда я только приступил к осуществлению своих обязанностей хозяина замка, они откровенно навевали на меня скуку. Теперь же, после занятий с двумя учителями, пытавшимися сделать из меня, как они говорили, «нубийца с сердцем гнома», я пересмотрел свои взгляды на управленческие дела, решив, что это именно то, что мне больше всего нравится – сидишь себе в холодке и никто тебя не трогает.

В единственный час моего обеденного отдыха, вместо спокойного расслабления, приходилось контролировать строительство новых построек: называть ремонтом то, что пришлось делать с полуразрушенными строениями, у меня не поворачивался язык.

Все слуги видели издевательства учителей надо мной, но благоразумно помалкивали, так как господин волен развлекаться как хочет. Тем более, что им лучше меня было известно, что случится, если меня убьют. Менять пусть странного, но спокойного хозяина, к тому же вовремя выплачивающего хорошее жалование, на непредсказуемого и жестокого герцога Нарига мог пожелать только безумец.

Возможно, поэтому каждый из них старался на совесть, готовя погреба: один большой, под пшеницу, и второй поменьше, под продукты. Также слугам приходилось заниматься дровником, так как я решил сделать запас дров большим, на всю непредвиденную погоду зимы.

Кроме прочего, я заставил слуг вытащить все бочонки из запасов барона и расставить их сушиться. Когда бочки вымыли и просушили, пришедший бондарь починил те из них, которые особо прохудились. Рогожные мешки, в которых я собирался везти пшеницу на продажу, были вычищены, высушены и залатаны.

В общем, под моим чутким руководством замок стал похож на маленький муравейник: всё время кто-то что-то таскал, пилил, месил и рубил. Желающих попасть под мою горячую – после издевательств надо мной нубийца – руку, к счастью, не было, и мне не пришлось раскаиваться за несоразмерно пострадавших.

За день до назначенного крестьянам срока привоза моей трети урожая пшеницы я предупредил обоих учителей, что пару дней я буду занят, и они могут на меня не рассчитывать. Пришлось, конечно, согласиться на более интенсивные тренировки после этих вынужденных выходных, поскольку только на этом условии эти садисты согласились выпустить меня из своих рук.

Утром я проснулся по привычке рано, ожидая, что меня сейчас скинут с кровати. Только минуту спустя, окончательно проснувшись, я понял, что сегодня можно спать сколько захочу.

К сожалению, понежиться в постели мне не дали прибывшие на сдачу зерна крестьяне. Пришлось быстро вставать, умываться и чистить зубы, пожевав кору дерева, похожего на наш дуб. Жестковатые волокна хорошо очищали зубы, а сок неплохо останавливал кровотечение из дёсен: хотя вкус у коры был отвратительный, но за неимением пасты и щётки другого выхода не было. Тем более что местные зубов вовсе не чистили, только Рон драил свои белые, сверкающие зубы какой-то шерстяной тряпочкой, посыпая её золой. Попробовав однажды последовать его примеру, я вернулся к коре, боль от тряпочки была несравненно хуже неприятного вкуса коры.

Захватив с собой продуктовый гроссбух, я вышел во двор. Там уже вереницей стояли крестьянские подводы, ожидая моего появления. Крестьяне, кланяясь в пояс, радостно приветствовали меня – ещё бы, ведь я сдержал обещание и забираю себе только треть всего урожая со своей земли. Прежде чем начать приёмку, я обратился к передним мужикам с приказом передать мои слова дальше по очереди.

– На следующий год земля остаётся закрепленной за теми же семьями, что и в этом, так что позаботьтесь, чтобы весной всё было готово к посеву.

Мужики радостно зашумели, делясь такой прекрасной новостью с задними рядами. Так, на фоне всеобщего оживления, я начал приёмку пшеницы. Вчера я успел перед сном разлиновать листы, и теперь только заносил количество сданных рогожных мешков в нужные строчки. Особенно тщательно я смотрел за тем, чтобы количество сдаваемого зерна соответствовало количеству земли, отданной крестьянской семье в аренду. С этим проблем не возникало, так как, по словам старосты, мужики сдавали даже больше трети зерна, лишь бы только я на следующий год опять оставил землю за ними.