Сердце Дьявола 2 - Белов Руслан. Страница 24

– Не бери в голову, – ответил Баламут на мой вопрос. – Понимаешь, мы... как бы тебе сказать... мы – на том свете... А здесь... а здесь все по-другому...

– На том свете!? – переспросил я, пугаясь. – А как же Ад? Мы же в Аду?

– Ад, понимаешь, тоже на том, то есть, на этом свете... – ответил Худосоков, грустно улыбнувшись.

– Так ты хочешь сказать, – я прочертил подбородком полуокружность, – что все это Ад?

– Ну да... И Ад настоящий... Видите ли, уважаемый Евгений, представления того света, я имею в виду тот, который вы недавно покинули, об этом (Ленчик прочертил подбородком неполную четверть окружности) в силу определенных, большей частью субъективных причин, а также недостатка информации, значительно отличаются от реального положения дел... Понимаете, нет ничего вечного, в том числе и вечной боли... Человек быстро привыкает ко всему и, например, жарка на сковородке неприятна наказуемому лишь в течение нескольких дней...

– Значит, ада нет?

– В общепринятом понимании – нет.

– А как же наказание? Очищение? Лицензия твоя, наконец? Драка в офисе?

– Это все "трешка" перестаралась. Офис, лицензия, охранники в защитной форме, – поморщился Ленчик. – Любит она, как и ее предтеча, прошлогодняя Двушка, глюков напустить. А что касается очищения... Видишь ли, этот "рай" – это классное наказание, абсолютное, я бы сказал... Представь, что тебе предстоит провести на этом райском острове, ну, хотя бы 999 лет...

– Мне!!? Мы с "трешкой" договаривались на пятнадцать суток.

– Лоханула она вас. Обвела вокруг пальца. Вечно будете сидеть... И я тоже, и Крутопрухов с российским доном Карлеоне... Посмотри туда.

Я взглянул в сторону, указанную подбородком Худосокова, и увидел дона Карлеоне, сидевшего, обречено раскачиваясь, под накренившейся кокосовой пальмой.

– Видишь, какой плохой... – сочувственно вздохнув, продолжил Худосоков. – А ведь всего второй день пошел.

– Я доволен им выше крыши! – сказал Бельмондо, тепло глянув на дона Карлеоне.

– Что-то мне все это не нравится... – покачал я головой.

– Еще бы... 999 лет – это тебе не пятнадцать суток. – Ленчик улыбнулся с искренним состраданием в глазах. – Выпить хочешь? А то я сейчас тебе такое расскажу...

– Конечно, хочет, – пьяно заулыбался Баламут. – Принеси ему рома.

Худосоков встал и принес из каюты полдюжины больших желтых груш, граненый стакан и литровую бутылку кубинского рома "Негро".

В дни юности, подымаясь в горы, в свою геологоразведочную партию, я частенько брал с собой пару "бомб" этого крепкого напитка в качестве подарка для товарищей. Мне вспомнилась последняя бутылка – мы выпили ее с начальником поискового отряда Игорем Кормушиным в моей землянке в базовом лагере Кумархской ГРП. Сидели за шатким, деревянным раскладным столом у маленького оконца, конечно же, на зеленых, опоясанных брезентовыми ремнями ягдтанах, ягдтанах, набитых истрепанными журналами документации штолен и буровых скважин, закусывали докрасна жареным сурком, диким луком, горячим, только что из пекарни, хлебом и говорили обо всем на свете... С Игорем Кормушиным было о чем поговорить... Джеймс Ласт, Иисус Христос и Андрей Платонов, способы изготовления хрустящих маринованных огурчиков... О, господи, как мне было тогда хорошо! Вот где был рай – на разведке, среди товарищей и гор, среди грохота взрывов и рева бульдозеров!

...Мои реминисценции прервал стакан с ромом, образовавшийся перед глазами. Вручив его мне, Худосоков одарил брезгливым взглядом задремавшего Баламута и заговорил:

– В прошлом году, когда "двушка" сюда меня закинула, я поклялся вас достать. Но подумал, подумал и пришел к мысли, что месть ради мести – это пошло... И решил заняться Колодцем. Незадолго до смерти я узнал, что через него можно попасть не только куда угодно, но и туда, откуда все появляется, туда, где источник всего и конец всего. И еще я узнал, что этот источник можно контролировать, если заглушить Колодец машиной типа "двушки", заглушить в определенном месте, которое "трешка" остроумно назвала синапсом.

В общем, поставил себе задачу и взялся за Колодец. Но ничего у меня не получилось. Хотел залезть в него – пустил до пояса, но потом выбросил как из пушки. Короче, и так я с ним, и эдак, разговаривал даже и на колени становился – ноль внимания.

Но я не отчаялся – здесь отчаиваться дохлое дело, да и чувствовал: должно что-то прояснится, должно что-то произойти! Ведь не природой любоваться меня сюда посадили!

Так и случилось. Сижу однажды на берегу, закатом от нечего делать любуюсь. Когда солнце к горизонту прикоснулось, за спиною шум невнятный послышался. Оборачиваюсь и вижу: из Колодца... я вылезаю! Я обомлел, а он вылез, похлопал глазами от удивления, потом под ноги себе посмотрел, потому что второй, вернее, третий я меж ними появился... Я полчаса с разинутым ртом стоял, но после успокоился и начал потихоньку разбираться...

– Ну, зачем ты так, кисонька! – недовольно воскликнул Бельмондо.

Мы с Худосоковым посмотрели на него и увидели, что слова были адресованы прелестной полинезийке, в страсти поцелуя прикусившей ему то ли губу, то ли язык.

– Ну и что дальше? – отвернулся я к собеседнику, недоумевая, почему Борис сидит на яхте, а не лежит со своей красавицей в прохладных островных зарослях.

– В общем, начал я этих двойников изучать, – продолжил Худосоков, не по-мужски холодно посмотрев на упругие ягодицы и бедра совершенно забывшейся девушки. – И скоро узнал, что они ничего не помнят из моей жизни и почти ничего не знают, но очень послушные. И самое главное, я убедился, что колодец пускает их в себя без всякого напряга. Спустя несколько дней память у них восстановилась, но нормальными они и не думали становиться. Не хватало в них чего-то. И, главное, себя они чувствовали созданными для чего-то... Или для кого-то... И потому резких телодвижений не делали и на самостоятельные поступки были не способны. Как стиральная машина...

Яхту качнул порыв ветра. Баламут, не раскрывая глаз, спросил Худосокова.

– Пиво есть?

– Сам возьми, не фон-барон, – не взглянув на него, бросил Ленчик. И, досадливо помотав головой, продолжил свой рассказ:

– Через недельку еще парочка моих дубликатов нарисовалась. К этому времени я уже придумал, что делать. Перво-наперво послал разведчика в Колодец, с заданием в Центр попасть. Через день он, к моему удивлению, вернулся и рассказал, что в Центре все нормально, все функционирует, хотя Горохов персонал потихоньку выедает... Я обрадовался, провел инструктаж и послал троих компьютер собирать, руками синехалатников, конечно, но те не захотели им подчиняться. И тогда я залег под пальмой, полежал немного, полежал и придумал, как цели своей достичь.

Я все понял... Понял, как Худосоков восстановил "трешку"... Нашими руками. И, сжав кулаки, приподнялся в шезлонге.

– Ты что, Черный! Брек! – подался назад Ленчик.

– Не трогай его, Женька, не ломай кайфа... – послышался сонный голос Баламута. Повернувшись к нему, я увидел, что Николай довольно жмурится на солнце. И напустился:

– Так он твоих убил, и домашних Бориса тоже, чтобы ты на Искандер поперся "трешку" ему восстанавливать!

– Ну-ну... Опять Ария Глинки из оперы Грибоедова "Иван Титаник", – усмехнулся Николай, не открывая глаз. – Здесь Ад, Черный... Или рай, какая разница? А мы – всего лишь души... Очень, между прочим, неплохо устроившиеся.

– Какие души! Смотри, как кровь его поганая сейчас потечет!

Схватив бутылку рома за горлышко, я ударил ею Худосокова по темени. Худосоков ойкнул и упал, обливаясь кровью. Не прошло и минуты, как он задергался и умер...

– Ну и дурак! Сам палубу мыть будешь, – сказал на это Бельмондо, с трудом оторвавшись от губ девушки. – Я, пока ты в себя приходил, пять раз его убивал.

– И пять раз он оживал... – усмехнулся Баламут.