Распутья. Добрые соседи - Панкеева Оксана Петровна. Страница 10

— Чем же я заслужил такое недоверие? Неужели всему виной лишь стиль общения и манера одеваться? Или я и тебе подсознательно напоминаю какую-нибудь сволочь, с которой ты когда-то имел несчастье столкнуться?

— Поменьше слушай Толика. — Витька досадливо поморщился, пытаясь скрыть смущение, но это у него не особенно получилось — чтобы еще и не покраснеть в такой ситуации, надо уметь регулировать кровообращение, как шархи. — Зойкин адвокат был ростом мне по плечо, и у него были пузо, лысина и кучерявая черная борода. На тебя он ни разу не похож. Просто что-то в тебе есть… Я это нутром чую, а объяснить не могу. Умом-то я понимаю, что ничего такого, но все время, что я с тобой общаюсь, я словно постоянно ожидаю подвоха. Не знаю почему.

Элмаров кузен понимающе кивнул, уставившись себе под ноги.

— Могу объяснить. Дело не во мне, дело в тебе. У вас, воинов, есть свое чутье не нюх, как у нас, а что-то сродни инстинктам диких животных. И вот этим, как ты изволил изящно выразиться, «нутром» ты чувствуешь свою беззащитность перед такими, как я. Ту самую, о которой я упоминал несколько минут назад. Это тебя бесит, отталкивает и провоцирует на агрессию.

— Что, Элмар тоже?..

— Нет, на момент нашего знакомства Элмар еще не имел опыта общения с этой категорией людей. И с первых же минут понял, что каким бы я ни был — я на его стороне. Между нами никогда не было противостояния. Зато с Кантором мы постоянно бодаемся. Хуже, чем с тобой. При всем взаимном уважении. Вот такие вот классовые проблемы… Нет, не пытайся с ходу что-то возражать, подтверждать или вслух размышлять над услышанным. Потом, когда будет время, спокойно, наедине с собой все это обдумай.

— Думаешь, поможет? — попытался пошутить Витька, но усмешка вышла кривая и не особенно веселая.

Король слегка дернул правым плечом.

— Какая разница? В любом случае, о таких вещах задумываться следует. Очень много интересного можно узнать о жизни и о самом себе — если, конечно, не кривить душой и принимать все как есть. И кстати. Меня совершенно не трогает твоя майка, и тебе нет никакой необходимости изменять привычной манере одеваться.

— Да мне по хрену, что ты думаешь о моей майке! — сердито ругнулся Витька, заливаясь краской пуще прежнего. — Я просто не хочу больше выглядеть идиотом, если опять появится твоя кузина.

— Вот как? — Его величество слегка замедлил шаг — то ли от удивления, то ли устал уже ходить кругами вдоль забора. — Если я верно помню вкусы кузины, полуголые мужчины ей всегда нравились намного больше, чем одетые. Закономерно, что она в итоге влюбилась в эгинца.

— Послушай, я не собираюсь ее очаровывать, а просто хочу выглядеть цивильно в ее присутствии. Она заслуживает уважения, согласен?

— О, если такова твоя манера выражать уважение, не смею возражать. Однако из этого следует, что твоя обычная манера расхаживать в чем попало призвана выражать пренебрежение? Да-да, я знаю, что я зануда, и не стоит с таким видом хвататься за голову.

— Да ты ж кого угодно достанешь! Неужели, по-твоему, все вокруг только и делают, что ходят, размышляют «Почему я так поступаю?» или «Почему мне нравится то и не нравится это?» и только и ждут, когда ты об этом спросишь, чтобы выложить готовый ответ?

Король остановился, переводя дыхание, и зачем-то оглянулся на дом.

— Нет, конечно. Я знаю, что обычно люди подобными вопросами не задаются и ответов на них не знают. Потому и спрашиваю, чтобы ты хоть раз об этом задумался и, может быть, лучше понял сам себя.

А тебе не приходило в голову, что обо всем этом я за свою жизнь наговорился с Дэном, причем так наговорился, что меня от этих разговоров уже тошнит?

— Настолько, что твой бедный друг даже заговаривать об этом не решается?

— Это он тебе сказал? Или ты сам придумал?

— Если он действительно мог сказать что-то подобное, значит, я не «придумал», а «угадал».

— Да ни хрена ты не угадал! Мы перестали об этом говорить просто потому, что отпала необходимость. Вот когда я в лавочку устроился и все вроде устаканилось, так и перестали. А тут ты вдруг решил меня жизни поучить. Может, хватит ерундой заниматься да вернемся в дом? Ты уже находился, как я вижу.

— А ты как себя чувствуешь? В силах еще немного погулять или тоже вернешься?

— А чего я один буду, как дурак, вокруг дома слоняться?

— Я хотел попросить тебя прогуляться с Тиной. Или каким-то иным способом ее занять, чтобы беседа с Ольгой, которую я запланировал на ближайшие пару часов, прошла в должном уединении. Откладывать ее дальше нельзя, а Тина вдруг приехала как раз сейчас.

— Пару часов? Ты припух, что ли? Что я буду делать все это время? Ходить кругами в почтительном молчании?

— Зачем? Просто поговори с ней.

— О чем? О жизни на Каппе? Говорить-то придется мне, она почти все время молчит! И врать придется через слово, а я не могу ей врать!

— Скажи ей правду. Элмару ведь сказал, и ничего, мир не рухнул. Тебе так трудно оказать даме небольшую любезность?

— А ее ты спросил? Или сейчас тоже попросишь в качестве «небольшой любезности» выгулять и развлечь увечного воина? Чтобы мы надоедали друг дружке, а не тебе?

— Не говори глупостей. Ты чем-то привлек ее внимание, это еще в прошлый раз было заметно. А в последнее время она настолько утратила интерес к жизни, что я готов хвататься за любую, даже самую призрачную ниточку, способную вернуть мою бедную кузину в мир живых. И если это будешь ты, то демоны с ним со всем, пусть будешь ты. Ты хотя бы живой и отвечаешь, когда к тебе обращаются.

Хотя все это здорово смахивало на уже знакомые манипуляции, при помощи которых ему в свое время всучили Матрену, отказаться Витька не смог. Может быть, потому, что впервые за всю прогулку услышал в обычно спокойном и размеренном голосе собеседника искреннюю боль и горечь.

До крыльца его величество едва дополз — видно, перестарался с гулянием на первый раз. Или просто увлекся разговором, как с ним это обычно бывает. Скорей всего, второе, потому что взъерошенный и сердитый дядя Витя выглядел примерно как Диего после очередных «десяти минут», затянувшихся на три-четыре часа.

Наскоро обменявшись приветствиями, король, вдруг понес совершенно несуразную чушь о лесных ягодах, птичках и ежиках, непостижимым способом привязав все это к дальней беседке и не менее дальним лесным краям, где прошло дяди-Витино детство, сделал вывод, что непременно и вот прямо сейчас же надо гостю все это показать, но сам он уже не в силах ходить, а Ольга к тому же не знает где, и не будет ли так любезна дорогая кузина…

И так ловко он заморочил всем головы, что Ольга опомнилась, только глядя в спины удаляющимся гостям, а сами они, судя по всему, спохватятся не раньше, чем добредут до упомянутой беседки.

— Ваше величество! — укоризненно заметила она, провожая взглядом смущенного дяденьку и его печальную спутницу. — Вы что, у цыган уроки брали? Еще немного, и я бы полезла за кошельком, хоть у меня его и нет! Если вам надо спровадить лишние уши, неужели нельзя просто объяснить?

Король не то улыбнулся, не то поморщился и опустился в кресло, вытянув больную ногу.

— Дело не в лишних ушах. Я хотел, чтобы они пообщались между собой наедине. Может, Тина хоть немного отвлечется, ее так редко что-то интересует… Но не мог же я сказать им об этом прямо. Пришлось воспользоваться известным мошенническим приемом. Полагаешь, у меня бы и с кошельками получилось? Может, стоит попробовать?

— Вы еще в сводничестве себя попробуйте, — посоветовала Ольга.

— О нет, с этим точно не получится. Тут надо особое чутье иметь, вот как у Кантора, например, или у мэтра Максимильяно. Кантор тебе ничего не говорил на эту тему? Я имею в виду, о Тине.

— Ваше величество, кажется, вы опять заритесь на мой кошелек, которого нет. Вы же сами просили их обоих пообщаться с вашей кузиной, и, помнится, оба вам честно отчитались о результатах.

— Нет, я не об их успехах, вернее, отсутствии оных. Мне показалось, что наш гость чем-то заинтересовал Тину, и я хотел уточнить, правда это или мне все же показалось. Я, честно говоря, боюсь надеяться… И за нее боюсь. Она же целыми днями может сидеть и мысленно разговаривать с покойным супругом. Разве это нормально? Она даже сквозь Кантора смотрит, как будто он стеклянный!