Последнее желание - Сапковский Анджей. Страница 37
– Не стану я убивать двусилов. И других безвредных существ.
– Значит, будешь ходить с пустым брюхом. Разве что сменишь работу.
– На какую?
– А не все равно, на какую? Иди в священники. Был бы вовсе недурен со своими принципами, со своей моралью, со своим знанием человеческой натуры и вообще всего сущего. То, что ты не веришь ни в каких богов, не проблема. Я мало знаю священников, которые верят. Стань священником и кончай проливать над собой слезы.
– Я не проливаю. Констатирую.
Лютик заложил ногу на ногу и с интересом стал рассматривать стершуюся подошву.
– Ты, Геральт, напоминаешь мне старого рыбака, который под конец жизни обнаружил, что рыбы пахнут, а от воды тянет холодом и ломит в костях. Будь последовательным. Трепом и стенаниями тут не поможешь. Если б я увидел, что потребность в поэзии кончается, повесил бы лютню на гвоздь и занялся садом. Розы выращивать.
– Ерунда. На такое самопожертвование ты не способен.
– Ну что ж, – согласился поэт, продолжая изучать подошву. – Может, ты и прав. Но у нас немного различные профессии. Спрос на поэзию и звуки лютни никогда не увянет. С тобой дело похуже. Вы, ведьмаки, сами себя лишаете работы. Медленно, но верно. Чем лучше и тщательнее работаете, тем меньше у вас остается работы. Ведь ваша цель, резон существования – мир без чудовищ, мир спокойный и безопасный. То есть мир, в котором ведьмаки не потребны. Парадокс, верно?
– Верно.
– Давным-давно, когда еще жили единороги, существовала большая группа девушек, которые хранили девственность, чтобы иметь возможность их ловить. Помнишь? А крысоловы со свирелями? Людишки прямо-таки дрались за них. А прикончили крыс алхимики, придумав сильнодействующие яды, к тому же помогли прирученные кошки, белые хорьки и ласки. Зверушки оказались дешевле, приятнее и не хлебали столько пива. Примечаешь аналогию?
– Примечаю.
– Так воспользуйся чужим опытом. Девственницы, занимавшиеся единорогами, мгновенно перестали быть таковыми, как только потеряли работу. Некоторые, стремясь наверстать годы воздержания, со временем стали широко известны техникой и пылом. Крысоловы… Ну этим лучше не подражай, все они, как один, спились и отправились к праотцам. Похоже, теперь настал черед ведьмаков. Ты читаешь Родерика де Новембра? Там, если мне память не изменяет, упоминаются ведьмаки, те, первые, что начали колесить по стране лет триста назад, когда кметы выходили на жатву вооруженными толпами, деревни окружали тройным частоколом, купеческие караваны напоминали колонны наемников, а на защитных валах немногочисленных городищ денно и нощно стояли готовые к стрельбе катапульты. Потому что мы, люди, были здесь незваными гостями. Здешними землями владели драконы, мантихоры, грифоны и амфисбены, вампиры, оборотни и упыри, кикиморы, химеры и летюги. И землю приходилось отбирать у них клочками, каждую долинку, каждый перевал, каждый бор и каждую поляну. И удалось это не без неоценимой помощи ведьмаков. Но эти времена, Геральт, ушли безвозвратно. Барон не позволяет забить вилохвоста, потому что это, вероятно, последний драконид в радиусе тысячи верст и уже вызывает не страх, а сочувствие и ностальгию по ушедшему времени. Тролль под мостом сжился с людьми, он уже не чудовище, которым пугают детей, а реликт и местная достопримечательность, к тому же полезная. А химеры, мантихоры, амфисбены? Сидят в чащобах и неприступных горах…
– Значит, я был прав. Кое-что кончается. Нравится тебе это или нет. Но кое-что кончается.
– Не нравится мне, что ты излагаешь прописные истины. Не нравится мина, с которой ты это делаешь. Что с тобой творится? Не узнаю тебя, Геральт. Эх, зараза, едем скорее на юг, в те дикие края. Вот прикончишь пару-другую чудовищ – и конец твоей хандре. А чудовищ там вроде бы немало. Говорят, как только какой-нить старой бабке жизнь опостылеет, так идет она, сердечная, одна-одинешенька за хворостом в лес, не прихватив с собой рогатины. Результат гарантирован. Ты должен осесть там навсегда.
– Может, и должен. Но не осесть.
– Почему? Там ведьмаку легче заработать.
– Заработать легче, – Геральт отхлебнул из бутылки, – да потратить труднее. К тому же там едят ячневую кашу и просо, у пива привкус чего-то непонятного и комары грызут.
Лютик расхохотался во все горло, опершись затылком об оправленные в кожу корешки книг на полке.
– Просо и комары! Это напоминает мне наш первый совместный поход на край света. Помнишь? Мы познакомились на гулянье в Гулете, и ты уговорил меня…
– Это ты меня уговорил. Тебе самому пришлось чесать из Гулеты, потому как у девушки, которую ты трахнул под настилом для музыкантов, оказалось четверо рослых братьев. Тебя искали по всему городу, грозились вывалять в соломе и опилках. Потому ты ко мне тогда и пристал.
– А ты чуть было из порток не выскочил от радости, что нашел попутчика. До того ты в дороге мог поболтать разве что с кобылой. Но пусть ты прав, было как говоришь. Я действительно тогда вынужден был скрыться на какое-то время, а Долина Цветов казалась мне самым подходящим местом. Ведь считалось, что это край населенного света, форпост цивилизации, самый что ни на есть выдвинутый пункт на границе двух миров… Помнишь?
– Помню, Лютик, помню.
КРАЙ СВЕТА
Лютик осторожно спустился по ступеням трактира, держа в руках два истекающих пеной жбана. Бранясь себе под нос, он протиснулся сквозь кучку любопытствующих ребятишек. Пересек двор, обходя коровьи лепешки. Вокруг выставленного на майдане стола, за которым ведьмак беседовал с солтысом, уже собралось десятка полтора поселенцев. Поэт поставил жбаны на стол, присел и сразу же понял, что за время его краткого отсутствия разговор нисколько не продвинулся.
– Я ведьмак, милсдарь солтыс, – повторил неведомо который раз Геральт, утирая губы. – Я ничем не торгую. Я не занимаюсь вербовкой в армию и не умею вылечивать сап. Я – ведьмак.
– Профессия такая, – пояснил неведомо который раз Лютик. – Ведьмак, понятно? Упырей убивает и вампиров. Всяку погань… укокошивает. Понимаете, солтыс?
– Ага! – Лоб солтыса, пропаханный глубокими бороздами от тяжкого мышления, разгладился. – Ведьмак! Ну да! А как же! Надыть было так сразу!
– Вот именно, – подтвердил Геральт. – Так вот я сразу и спрошу: найдется для меня в округе какая-никакая работа?
– А-а-а. – Солтыс снова принялся так натужно мыслить, что это можно было заметить невооруженным глазом. – Работа? Да нет… Разве что эти… Ну… Живоглоты? Вы о том, есть ли тут живоглоты?
Ведьмак усмехнулся и кивнул, почесав пальцем веко.
– Есть, – пришел к заключению солтыс после долгого раздумья. – А как же. Гляньте туды, горы видите? Там эльфы живут, там ихнее царство. Дворцы ихние, говорю, – ну прям из чистого золота. Ого-го! Эльфы, говорю. Ужасть! Кто туды пойдет, не возвернется.
– Так я и думал, – холодно сказал Геральт. – Именно потому я туда и не собираюсь идти.
Лютик нахально захохотал. Как и ожидал Геральт, солтыс думал долго. Наконец сказал:
– Ага. Ну да, оно, конешно. Но тута есть и другие живоглоты… Видать, лезут из эльфовых краев. Ну есть, милсдарь ведьмак, есть, а как же. Конца-краю им нету. А хужее всех будут привидения, я верно говорю, людишки?
«Людишки» оживились, окружили стол со всех сторон.
– Привидения! – сказал один. – Да, да, староста верно глаголет. Бледная девка по хатам ходит на заре, а детишки оттого мрут!
– И домовые еще! – добавил другой, солдат из местной стражи. – Коням гривы заплетают по стойлам, сталбыть!
– И нетопыри! Нетопыри тожить тута есть!
– И эти, как их, ну, порчуны! Из-за их человек аж коростой покрывается!
Несколько минут ушло на активное перечисление чудовищ, досаждавших местным хозяевам своими гнусными поступками или самим только своим существованием. Геральт и Лютик узнали об отвертах и мамунах, из-за которых порядочный человек в дом не может попасть в пьяном виде, о летюге, которая, вишь ты, летает, сталбыть, и сосет у коров молоко, о бегающей в лесу голове на паучьих ногах, о коболдах, носящих красные шапочки, и о грозной щучине, коя вырывает, слышь, белье из рук стирающих в реке баб и того и гляди возьмется за самих энтих баб. Не обошлось, как обычно, без жалоб на то, что-де старуха Нарадкова по ночам летает на помеле, а днем ворует фрукты, мельник подмешивает в муку желудевый просев, а некий Дуда, говоря о королевском управляющем, обзывает того вором и сволочью. Геральт выслушал спокойно, кивая в притворном внимании, задал несколько вопросов, в основном относительно дорог и топографии, затем встал и кивнул Лютику.