Дикие грехи (ЛП) - Райт Сюзанна. Страница 58

Когда Трей предупредительно зарычал, взгляд Данте был высокомерным, самодовольным и всезнающим.

– Знаешь, ты бы мог просто попросить её остаться навсегда.

В тот момент Трей его ненавидел. Ненавидел за прозорливость. Ненавидел за то, что друг заставил его четко увидеть, как сильно он этого хотел. Такие чувства чертовски его пугали.

Он и волка своего ненавидел. Ненавидел за постоянную борьбу с Треем при мысли об уходе Тарин, за то, что так собственнически к ней относился, без видимой на то причины.

Он так же ненавидел Тао, за то, что тот желал Тарин, он ненавидел волка, с которым однажды она создаст пару, и ненавидел её дядю за то, что тот сказал правду, которую Трей пытался игнорировать. Но больше всего он, мать его, ненавидел себя за то, что чувствовал что-то к женщине, которая даже не удосужилась пометить его.

– Зачем мне это делать?

– Вам обоим хорошо вместе. Вы смеетесь все эти дни. Вы ведете себя, как ведут настоящие пары.

– Послушай, Данте, признаюсь, она мне нравиться. Тарин веселая и хороша в постели. Но даже если бы она мне не нравилась, или будь на её месте другая – это не имело бы никакого значения, мы бы всё равно создали пару и спали вместе. Это всего лишь сделка.

Трей знал, что его слова прозвучали достаточно грубо.

Он также понял, что Тарин его услышала, когда уловил в воздухе её аромат. Чёрт.

Тарин последовала за запахом Трея, надеясь выследить его и заставить перестать изводить себя глупыми мыслями, когда услышала слова Данте.

– Знаешь, ты бы мог просто попросить её остаться навсегда.

Ведь говорят же, что тот, кто подслушивает, ничего хорошего не услышит.

В этом случае выражение оказалось верным. Она не пытала особых иллюзий по поводу их отношений, и резкий ответ Трея только подтвердил её убеждения, так же она не надеялась, что он что-то чувствует к ней.

Все же ощущение было такое, словно раскаленное копье пронзило её насквозь. Почему? По той же причине, от чего её горло сдавило, а грудь болезненно заныла… Она любила Трея Коулмена. Понимание выбило воздух из её легких.

Боже, как это было ужасно. Она любила парня, для которого была лишь обыкновенной партнершей для секса. И для него не имело значения – она с ним, или другая женщина. Иными словами, Тарин была для него пустым местом.

Её волчица – которая и до того не была уверенна в своем партнере, потому, что так и не пометила Трея – очень хотела свернуться в клубок и скулить. Тарин так и подмывало ударить осла прямо по лицу. Несвойственное желание сбежать пересиливало все другие мысли.

Бежать быстро-быстро. Убраться подальше от этого человека, который имел такую власть над ней. Найти место, где можно побыть одной, и лицом к лицу встретиться со своей болью.

Поскольку разговор резко остановился и в воздухе повисла неловкость, Тарин поняла, что они почувствовали её присутствие.

Она могла вести себя так, будто и не подслушивала.

И хотя желание броситься на Трея было огромным, Тарин довольно часто имела дело с мудаковатыми Альфа-самцами и знала: крайне необходимо разуверить их в том, что они могут тебя обидеть.

Они тебя растопчут, если почувствуют слабость, как её отец и Роско. Она не могла позволить Трею понять, что она что-то к нему чувствовала.

Нацепив на лицо непринуждённую улыбку, она вышла из-за деревьев и направилась к столику во внутреннем дворе, следя за напрягшимся Треем и Данте, на лице которого появилось извиняющееся выражение.

– Чёрт возьми, Данте, обязательно поддевать его, когда он в плохом настроении? – игриво спросила она.

– Я, хм, мы просто…

Она закатила глаза и отмахнулась от его попытки объясниться.

– Я пришла взглянуть, закончил ли Трей забивать свою голову ненужными мыслям, но как вижу – нет, поэтому, я оставлю его, пусть еще похандрит.

Чувствуя себя последним дерьмом, Трей сказал:

– Тарин, подожди…

– Я обещала Шайе позвонить, так что увидимся позже, парни.

– Тарин, подожди.

Он потянулся вперёд и схватил её за запястье, но когда попытался притянуть к себе, она отмахнулась от него, как от паука.

– Я сказала, увидимся позже.

– Послушай, то что я сказал…

Он не мог подобрать слов, потому что, как говорил ей прежде, он не был хорош в извинениях. Он вообще не умел изъясняться.

– Трей, это не имеет значения.

– Нет, имеет.

Это имело огромное значение, потому что он ощущал её боль, мог чувствовать её.

– Ты всего лишь сказал правду. В твоих словах нет ничего нового, я и раньше это знала.

Трей зарычал. Он был зол на себя, за то что ляпнул то дерьмо, и на нее, за то что ушла от него.

– Тарин?

Его обращение осталось без ответа.

Данте вздохнул:

– Ты облажался по полной.

До конца дня Тарин занимала себя по полной. Она позвонила Шайе. Ездила с Грейс в бакалею. Пробежалась вокруг границы их стаи. Приняла душ. Постирала. Надрала задницу Трику в Марио Карт. Чёрт, она даже посмотрела по телевизору передачу о вязании с Гретой, во время которой они как всегда выясняли, кто из них упрямей и тверже духом.

Делала всё, что угодно, лишь бы не думать о Трее, или о его словах, а что важнее о том… что он был ей не безразличен. Она не скажет слово на букву "Л". Она официально вычеркнула его из своего словаря.

Тарин очень старалась за ужином казаться нормальной, но она была практически уверена, что никто на это не купился, поскольку ребята собрались вокруг нее в жесте поддержке, сердито поглядывая на Трея.

Она упорно продолжала играть свою роль. Когда Трей заговорил с ней, она ему ответила, и когда он усадил её себе на колени, она ему позволила.

В том, как крепко, и в то же время нежно он держал её, чувствовалось отчаяние. Подобно тому, как человек держал бы бабочку – аккуратно, потому что она маленькая и хрупкая, но бдительно, потому что она ветрена. Его прикосновения не были соблазнительными или дразнящими.

Они были мягкими и успокаивающими, своего рода извиняющимися. Но это не могло унять её боль и помочь расслабиться. Как она могла успокоиться от прикосновений парня, который… был ей не безразличен, когда она для него была никем?

После ужина Тарин вела себя как обычно – она улеглась на самый удобный в мире диван посмотреть телевизор. Когда настало время идти спать, она не могла сдвинуться с места.

Наверное, это было глупо, но ей в голову пришла мысль, что, побудь она немного подальше от него, то смогла бы опять возвести психологический барьер, что позволил бы держать его на расстоянии.

Помог заморозить боль. Но даже когда она лежала там, напоминая себе, что все это не настоящее, что Трей для нее не важен, что вскоре её часть сделки будет выполнена, другая её половина желала просто показать ему фигу и уехать.

Она не была уверена, что сможет находиться рядом с ним каждый день, зная, как мало для него значит.

Затем она взглянула на волков в комнате и поняла, что не может бежать. Это касалась всех, не только Трея. Они не заслуживали страданий из-за одного негодяя.

Она всю жизнь имела дело с засранцами. Одним больше, одним меньше, какая разница? Он не был первым мудаком, к которому она испытывала нежные чувства, и для кого ничего не значила.

Хотя давящее ощущение в груди немного ослабело, она знала, что не сможет лежать с ним в одной постели. Тарин прекрасно понимала, что он будет тесно прижиматься к ней ночью, а когда она проснется, подарит очередной оргазм.

Не сегодня. Сегодняшняя ночь – время восстановления стен, и чтобы сделать это, ей нужно было держаться на расстоянии.

Поэтому, вместо того, чтобы пожелать всем спокойной ночи и направиться в спальню, Тарин медленно закрыла глаза и устроилась поудобнее, находя успокоение в окружающих запахах и голосах вокруг себя, пока они не убаюкали её, и она не погрузилась в сон.

Поведение других самцов, кидающих предостерегающие взгляды, говорившие держаться подальше от его пары, должно было вывести Трея из себя.