Всего одно желание (СИ) - "Сан Тери". Страница 16

Итаниец пытался не трогать Романа, пытался избежать стычек и столкновений. Начал избегать по возможности, стремился к нему и бежал от него, но... любое неосторожное слово - и у Романа падает планка. Королёк, встопорщив пёрышки, немедленно лезет в драку, а Сорре хочется выть от собственного бессилия, необъяснимой муки. Роза желала убить, но не могла понять: червь никогда не желал убивать розу. Он не хотел осквернять, хотел, чтобы она заметила его существование, перестала ранить взглядом, разрешила греться в лепестках, признала, что они равны...

Объяснить Артани, что титул ничего не значит? Алексису хотелось смеяться в сухой истерике. Усадить Романа напротив и больно, наставительно настучать пальцем по глупой макушке, объясняя, что качество человека не зависит от количества звёздочек над головой, не зависит даже от наличия короны на башке.

Артани хочет корону? Сорра мог бы одолжить парочку, только гусеница, превратившись в прекрасную бабочку, никогда не простит надменную розу, отвергающую низших за уродливое обличье, но бабочка... стремится к розе. Не может не стремиться, и не объяснишь... Почему бабочка любит розу? Гордую розу - ромэ.

Очередной цветок рассыпался в бессильных пальцах. Алиса забыла подставить банку, и бутон остался валяться, безжалостно раздавленный ногой, а на лепестки, ища напрасной поживы, присела глупая светлая бабочка, не желающая улетать.

Бьорк, неторопливо перелистывая страницы учебника, следила за Алексисом кротким созерцательным взором. Время близилось к полудню, и ученикам был предоставлен час послеобеденного отдыха. Покончив с трапезой, парочка уединилась в саду, спрятавшись среди зелёных зарослей. День обещал пройти хорошо, но, увы – несносный Роман попался Алексису на глаза. В этом, по мнению мудрой Алисы, и состояло самое главное преступление графа. Сколько она убеждала, уговаривала оставить мальчишку в покое. Разве возможно доказать слепому, что небо синее? Абсолютно всё, что происходило с участием Романа, не могло быть оправдано. Артани ди Валь оказывался виноват по умолчанию. В том, что родился и дышал тем же воздухом, что и Алексис Сорра. В противоположность другу, ди Бьорк считала Романа очаровательным, и совершенно не замечала недостатков мужественного бунтаря.

Проходя в столовой мимо парочки, Артани споткнулся и специально опрокинул на напарника поднос. Случайность, вроде... точнее, не случайность. Именно Алексис подставил парню подножку, вырыв яму в итоге себе самому. Окажись поднос полным, итаниец вправил бы напарнику кривые ноги и дырявые руки, не оглянувшись на последствия. К счастью, поднос оказался почти пустой. Алексиса слегка забрызгало соком, но сок оказался вишнёвым и безнадёжно испортил Сорре новенький костюм, одетый по случаю начинающегося выходного. От обоюдного убийства на месте спасло присутствие преподавателей.

Что касается Бьорк, девушка была в восторге от этой сцены. Падая, граф завалился на Алексиса, и Алиса могла несколько секунд любоваться чужой крепкой задницей. Алексис изволил терроризировать ромейнца, не позволяя выпрямиться и оторваться от себя. Роман пытался восстановить равновесие, и парни успели наговорить друг другу множество гадких слов, пока сцена откровенно не затянулась и, желая покончить с Соррой, Роман не придумал ничего умнее, чем заехать ему подносом по голове.

Чем завершилась история, Алиса не смогла узнать. Граф бегал быстро, но не быстрее Алексиса. Парни, разбив часть посуды, умчались прочь, и быть бы драке, но Романа спасло появление мэтра Горимуса, за спину которого трусливый ублюдок, по словам возмущённого Алексиса, нагло спрятался.

Сорра не признался Алисе, что ублюдок нахально показал ему язык, и проказливая выходка, не вяжущаяся с достоинством графа, подействовала на гнев ушатом ледяной воды. Сорра хотел злиться, но не смог - остался стоять на месте. А стоило ученику и преподавателю уйти (у Романа внезапно возникло много вопросов по предмету) – итаниец расхохотался, откинув голову, а потом, постояв, закрыл лицо ладонью, пряча знание, чтобы через секунду явить миру бесстрастное выражение, где в отражении льдистых глаз сохранился образ легкомысленного Артани.

Четыре недели в Академии пошли Роману на пользу. Он смог нормально питаться, и болезненная худоба, вызывающая у Сорры смешанные чувства, вроде невидимо ноющей зубной боли, сменилась красотой гладких перекатывающихся под загаром кожи мышц. На тренировках девушки теряли дыхание, не зная кого выбрать. Золотистый, компактный и ладно сложенный ромейнец не уступал экзотичному итанийцу, а завораживающая сексуальность Сорры обладала поистине звериной притягательностью.

От любовных посланий шкафчик Алексиса ломился: и чего он только там не находил – от приглашений на свидания до откровенно провоцирующих деталей нижнего белья с приколотыми записками. В Итании Сорра ни одной юбки не пропускал, и в Анремии не отказывал себе в удовольствиях, но... случайные любовницы не могли погасить сжигающее Алексиса пламя. Секс перестал приносить прежнее удовлетворение - сделался пресным, потерял вкус и остроту. Перебирая девиц одну за другой, он совершенно отчаялся, понимая, что они – не то, что нужно - не могут спасти от неведомого голода.

Отчаявшись, он переспал с Лисом Браво - любителем подставить зад, но... близость вызвала откровенное недоумение и разочарование. Сорра не интересовался мужчинами раньше, и не видел повода интересоваться впредь. Застёгивая штаны, уязвлённый Браво высказал немало обид: он не подстилка для удовлетворения чужого любопытства, а если некоторые думают, что Браво будет счастлив, когда до него снизойдут - он развеет заблуждение. Раз Алексиса пробило узнать о мужской любви, Браво согласится при одном условии: Сорра разрешит себя покрыть в ответ. Браво, исполнит роль куда с большим пылом, чем абсолютно бесчувственный итаниец, ибо с тем же успехом Лис мог переспать с бревном.

На гневную отповедь Сорра лишь презрительно усмехнулся и равнодушно пожал плечами. Он получил своё, но не нашёл ответа и потерял интерес. Браво, должно быть, спятил, раз верит, что Алексис Сорра подставит зад мужчине. Не в этой жизни.

Он перестал ходить на свидания, но письма не перестали приходить. Ставить заклятия на шкафчик мало помогало – маги народ изобретательный. Радовало, что девушек в Академии было не слишком много. «Иначе бы он кого-то убил».

Выгребая любовные записки из шкафчика ромейнца, где он позволял себе нагло шариться в отсутствие графа, Алексис откровенно психовал, глубоко уязвлённый пониманием, что в Академии существует немало желающих сблизиться с Артани. Нет, Роман ничего не получит - иначе Сорра разорвёт его на куски, и начнёт с тех, кто осмелился. Собственно, он и начал, методично отыгрываясь на всех неосторожных, позволяя себе недопустимое: колкими насмешками доводить девушек до слёз. Кто бы сомневался - на защиту немедленно взвивался королёк, заставляя Сорру стервенеть от одной мысли о возможных свиданиях.

Зациклившись, итаниец не упускал случая проверить на тренировках - занимаясь не столько избиением оппонента, сколько возможностью осмотреть на предмет наличия засосов или других следов страсти. Один раз вломился в ванную, изобразив, что не заметил присутствия в комнате королька, но лучше бы не вламывался... Обнажённый Артани - зрелище не для слабонервных; а Сорра побаловал себя не только зрелищем, спровоцировав ромейнца наброситься.

О чём они оба думали? Алексис не мог сказать, вынужденный срочно ретироваться, прикрывая руками собственный мучительный стояк. Поразмышлять по поводу случившегося возможности не представилось. Артани - слава всем богам, одевшийся - вылетел из душа, а Сорра... Сорра сбежал, позорно поджав хвост, точнее не хвост...