Умри ради меня - Плам Эми. Страница 13

Но каким бы ни было прошлое Винсента, я не в силах была понять его отстраненность и холодность после гибели Юла под колесами поезда. Как вообще кто-либо может уйти оттуда, где только что погиб его друг, уйти ради того, чтобы самому скрыться от закона? От всего этого меня до костей пробирало холодом. В особенности потому, что я уже начинала что-то чувствовать к Винсенту.

Я вспоминала, как он поддразнивал меня в музее Пикассо. Пристальный взгляд, то, как он держал мою руку перед домом Юла. Тот покой, который я ощутила, когда он взял меня за руку в такси. Эти мгновения то и дело вспыхивали в памяти, напоминая, почему Винсент так мне понравился. Я снова и снова отгоняла их, переполняясь отвращением к самой себе из-за собственной наивности.

Наконец однажды вечером Джорджия зашла ко мне в комнату.

— Что с тобой происходит? — спросила она со своим обычным тактом.

Она уселась на ковер и бесцеремонно прислонилась спиной к бесценному комоду в стиле ампир, которым я никогда не пользовалась из страха сломать ручки ящиков.

— О чем это ты? — ответила я, избегая взгляда сестры.

— О том, черт побери, что с тобой происходит. Я твоя сестра! Я вижу, когда что-то не в порядке.

Я вообще-то и сама хотела поговорить с Джорджией, просто не знала, с чего начать. Как я могла бы рассказать ей, что тот парень, которого мы видели прыгающим с моста, на деле оказался преступником, с которым я вдруг стала встречаться… ну, то есть до того момента, когда увидела, как он удирает с места гибели своего друга, не пролив ни слезинки?

— Ладно, если не хочешь говорить, я могу просто начать угадывать, но я все равно вытащу это из тебя. Ты боишься идти в новую школу?

— Нет.

— Это из-за твоих друзей?

— Каких друзей?

— Да брось ты!

— Нет.

— Из-за мальчика?

Видимо, выражение моего лица меня выдало, потому что сестра тут же наклонилась ко мне, скрестив ноги в позе «а-ну-давай-выкладывай!».

— Кэти, почему бы не рассказать… ну, кто бы он ни был… пока дело не зашло слишком далеко?

— Ты мне не рассказываешь о своих парнях.

— Да просто потому, что их слишком много. — Джорджия рассмеялась, но тут же, вспомнив о моем мрачном настроении, добавила: — К тому же ни один из них и не стоит упоминания. Пока что.

Она выжидающе замолчала.

Мне было некуда деваться.

— Ладно… это один парень, который живет неподалеку, и мы вроде как встречались несколько раз, пока я не узнала, что он того не стоит.

— Не стоит почему? Он женат?

Я невольно хихикнула.

— Нет.

— Наркоман?

— Нет. То есть я так не думаю. Скорее он… — Я посмотрела на Джорджию, наблюдая за ее реакцией. — Скорее у него проблемы с законом. Ну, вроде как он преступник или что-то в этом роде.

— А! Да, я бы сказала — ничего тут хорошего, — задумчиво согласилась Джорджия. — Хотя мне было бы интересно познакомиться с таким.

— Джорджия! — воскликнула я, швыряя в нее подушку.

— Извини, извини. Мне не следовало так шутить. Ты права. Такой парень вряд ли годится в близкие друзья, Кэти-Бин. Но в таком случае почему бы тебе просто не похвалить себя за то, что ты вовремя спохватилась, и не поискать компанию поприличнее?

— Я просто поверить не могу, что так в нем ошиблась. Он выглядел просто идеалом. И с ним так интересно. И…

— Он хорош собой? — перебила меня сестра.

Я упала на кровать и уставилась в потолок.

— Ох, Джорджия… Он не просто хорош. Он потрясающ. Изумителен, глаз не оторвать! Но теперь это не имеет значения.

Джорджия встала и посмотрела на меня сверху вниз.

— Мне жаль, что у тебя ничего не получилось. Было бы здорово увидеть, как ты наслаждаешься компанией какого-нибудь пылкого француза. Я не хочу тебя подталкивать, но как только тебе захочется снова вернуться к жизни, вспомни, что можно хоть каждый день ходить на разные вечеринки.

— Спасибо, Джорджия, — сказала я, касаясь ее руки.

— Да я на все готова ради моей сестренки.

А потом не успели мы опомниться, как лето кончилось и пришла пора отправляться в школу.

Мы с Джорджией свободно говорили по-французски. Папа всегда говорил с нами на этом языке, к тому же мы проводили так много времени в Париже во время каникул, что французский стал для нас таким же родным, как английский. Поэтому мы могли бы пойти в старшие классы французской школы. Но французская система образования так сильно отличается от американской, что нам пришлось бы одолеть слишком много трудностей.

Американская школа в Париже — это одно из тех странных местечек, где эмигранты сбиваются вместе, защищаясь от чужого мира, и стараются делать вид, что они по-прежнему дома. Я видела в этой школе прибежище потерянных душ. Моя сестра смотрела на нее как на возможность завести побольше интернациональных друзей, к которым можно будет ездить в гости, в их родные страны, после окончания занятий. Джорджия обращалась с друзьями как с неким снаряжением, весело меняя одно на другое по мере необходимости, — не то чтобы намеренно, просто она ни к кому особо не привязывалась.

Что касается меня, то, будучи моложе, я знала, что мне предстоит провести два коротких года с этими людьми и что некоторым из них придется вернуться домой еще до того, как закончится учебный год.

В общем, едва войдя в тяжелые двери школы в первый день занятий, я прямиком отправилась в канцелярию, чтобы узнать расписание, а Джорджия сразу подошла к компании девушек, выглядевших слегка напуганными, и принялась болтать с ними так, словно знала их всю жизнь. В общем, наше положение в школе определилось в первые же пять минут.

Я не ходила в музеи с тех самых пор, как встретилась с Винсентом в музее Пикассо, и потому меня охватил легкий трепет, когда я однажды днем, после занятий в школе, подошла к Центру Помпиду. Наш учитель истории задал нам написать рефераты по каким-нибудь событиям, случившимся в Париже в двадцатом веке, и я выбрала волнения 1968 года.

Скажите «май шестьдесят восьмого», и любой француз тут же подумает о всеобщей бессрочной забастовке, парализовавшей экономику Франции. А я решила сосредоточиться на продолжавшемся неделю жестоком столкновении полицейских и студентов университета Сорбонна. Нам было предложено писать работу от первого лица, как будто мы сами участвовали в событиях. И потому вместо того, чтобы рыться в исторических монографиях, я решила просмотреть газеты тех дней, чтобы найти для себя подходящую фигуру.

Нужные мне материалы хранились в большой библиотеке, находившейся на втором и третьем этажах Центра Помпиду. Но поскольку остальные этажи занимал Национальный музей современного искусства, я предполагала объединить выполнение школьного задания со вполне заслуженным мной осмотром интересных произведений.

Устроившись в одной из библиотечных кабинок, я быстро просмотрела несколько микрофильмов о самых богатых событиями днях массовых беспорядков. Десятого мая произошли самые яростные схватки полиции и студентов. Я сделала несколько выписок, потом вернулась к заголовкам, выбирая передовицы. Трудно было представить, что такие жестокие события могли произойти совсем рядом, на другом берегу реки, в Латинском квартале, в пятнадцати минутах ходьбы от того места, где я сидела.

Я сменила подборку статей. Восстание было подавлено четырнадцатого июля, в День независимости Франции. Многие студенты, а заодно и туристы, приехавшие на праздник в Париж, оказались в больницах. Я сделала еще несколько выписок, а потом вернулась к тем двум страницам, на которых были напечатаны некрологи, к которым прилагались черно-белые фотографии.

И тут я увидела…

Примерно в середине первой страницы. Это был Винсент. Волосы у него были немного длиннее, чем теперь, но в остальном он выглядел точно так, как месяц назад. Оледенев, я прочитала текст.