Генезис - Клеванский Кирилл Сергеевич "Дрой". Страница 44

От наших тел поднимались клубы пара, деревянные сабли покрылись трещинами.

Снова присев, эльф устремился в бешеном по скорости выпаде. Люди неспособны на такое. Подобное усилие разрывает связки и мнет кости. Но эльф справился. Оставались мгновения до того, как он сломает мне ребра. Пришлось выложить козырь. Применив ускорение, я буквально взорвался серией ударов. Сперва метил в печень, но, приметив там блок, не довел удар до конца и тут же направил острие атаки в колено противника. Эльф отскочил. В его глазах не было ни удивления, ни тем более страха — лишь азарт, азарт, что светится у волка, который, охотясь, наткнулся на столь же свирепого соперника.

Оскалившись, эльф крутанул саблями и, сплетая вокруг себя коричневый узор, рванул в атаку. Это был поистине ужасающий прием. Совершенная комбинация из стремительного нападения и крепкой защиты. Я пропускал удар за ударом. Песок уже стал вязким от крови, а я все еще пытался найти брешь в этом коконе. Но тщетно. Сколько бы я ни уворачивался, сколько бы ни рвал ритм боя, ни уходил в бесчисленные перекаты и ни ставил обманки, но вражеский клинок все равно находил свою цель, и тогда новый цветок боли подсказывал мне, что я теряю кровь.

На миг что-то во мне сказало: «Остановись, этого достаточно». И сколь ни было стыдно, но на долю секунды я поддался этому наваждению, но потом решил, что просто обязан выиграть эту схватку. Почему? Потому что мне хочется победить столь сильного соперника.

Отскочив в сторону, я сделал первый вдох. По телу заструился кислород, мышцы стали эластичней и подвижней. В легких еще было место, и второй вдох создал в суставных сумках воздушные пузырьки. Это принесло боль, но вместе с тем и нарастающее чувство свободы. Взвинтив темп до максимума, я, стелясь по самой земле, метнулся к сопернику. Он сделал то же самое. Мы неслись друг на друга, как две гоночные машины, решившие проверить, кто из водителей трусливее. Но ни один из нас не был трусом. Мы столкнулись на середине. Мои руки, в тот миг больше похожие на кнуты, взвились в хлестком, изломанном выпаде — я целил во вражеское сердце. Сабли эльфа молниями устремились к моему. Раздался стук. И я услышал треск. Это кости, не выдержав симбиоза скорости и силы удара противника, поддались сабле темного. И когда жадная до душ бездна уже готова была накинуть на мое тело могильный саван, я услышал второй треск. Это эльф отправлялся следом за мной.

Глава 12

Дневники сумасшедших

Я шел по коридору. Казалось бы, что в этом такого. Даже маленький ребенок, у которого только-только прорезались первые зубки, уже успел миновать сотни таких помещений. Да и вообще странное это слово «коридор». Вроде бы ты где-то находишься, но в то же время пункт назначения еще далеко впереди. Коридоры — это своеобразная свободная зона, место как бы существующее, но вместе с тем его никто не замечает. Разумный пропускает его через сито проблем и переживаний, и серое унылое место остается лишь легким туманом на задворках сознания.

Та же судьба постигла бы и этот коридор, будь он хотя бы раз… ну не знаю, может, в миллион? — короче. Все демоны бездны! Я шлялся по этой кишке уже не помню сколько времени. И ни тебе белых стрелок, ни зеленой таблички с надписью «выход». Да и антураж у этого пространства был соответствующий — камень да редкий факел, угрюмо разгоняющий едкий полумрак. Но я не отчаивался: шел себе, закинув руки за голову, да насвистывал приятный мотив. Да и чего напрягаться, если после магического истощения и сломанных ребер ты просто-напросто заблудился в стране Морфея?

Кстати, дядька этот, Морфей, та еще зараза. Вот кто-нибудь, хоть кто-нибудь может вспомнить, когда ему посылали действительно приятный сон? После которого, проснувшись, ты ощущаешь себя если не повелителем всего мира, то хотя бы президентом Америки. Нет! Ни фига подобного! И даже если вам выпало счастье любоваться поистине приятной картинкой, то не стоит питать пустых иллюзий. Резкий звон будильника или кошка, цапнувшая вас за пятку, а может, и еще какой конфуз вытряхнут вас из этой утопии, как пыль из пылесоса.

Так что лично я к Морфею и ему подобным питал уже на протяжении семи лет не самые теплые чувства. Но в этот раз властелин сумеречных миражей превзошел все былые заслуги. Мало того что никак проснуться не могу, хоть боли от щипков и не чувствую, так меня в какой-то коридор засунули. Коридор! Без дверей, без звуков и ощущений. Аттракцион под названием «Почувствуй себя мыслью в голове чиновника» (не в обиду чиновникам будет сказано, вы ребята в принципе нормальные… хотя кого я пытаюсь обмануть).

И вот, когда я уже был готов на самую дикую авантюру — развернуться на пол-оборота и пойти в обратную сторону, до не самого тонкого слуха дотянулась призрачная мелодия. Она легким туманом обволакивала сознание и тянула за собой. Пришлось ускорить шаг. И с каждым метром (или в чем измеряют сновидения) я приближался к источнику этой мелодии. Наконец я замер перед входом. Тяжелая, дубовая, крепко сбитая дверь перекрывала дальнейший путь. А там, где-то в глубине неизвестности, играла музыка.

Звуки духовых перемешивались с легким течением клавишных, создавая некую успокаивающую идиллию. Хотелось замереть и, не дыша, прикоснуться к чему-то безмятежному. Но мгновение спустя в спокойный поток встраивались струнные ноты, а следом еле различимые полутона скрипки полностью довершали картину. Я слышал, музыка всегда о чем-то говорит. И это правда. В большинстве своем она воспевает любовь или что-то близкое к этому. Многие даже полагают: «О чем еще петь и играть, как не о любви?» Но только не в этот раз. Мелодия, что раздавалась из-за двери, пела совсем о другом. Через несколько секунд, когда стихла скрипка, я приоткрыл дверь. Раздался протяжный скрип, будто древние петли не чувствовали на себе липкую смазку уже как минимум вечность. В глаза ударил яркий, нестерпимо яркий свет.

М-да. А ведь я уже почти забыл эту тошнотворную белизну. Ни единой трещинки, ни пятна или еще какого инородного штришка не разрушало целостности лекарского полотна. Будто бы его выточили из цельного куска мрамора. А может, сюда каждый вечер отсылают провинившихся учеников, дабы они красили и красили стены и потолки. Правда, в этот раз крыло все же выглядело иначе. Раньше я считал себя единственным посетителем белых халатов. Но неожиданно для себя осознал, что не один в этом царстве. На койках где лежали, а где полусидели десятки студиозусов. Кто-то еще спал, не обращая внимания на то, что за окном уже давно рассвело. Другие уткнулись в книгу и делали вид, будто им не до внешнего мира, а некоторые тихо постанывали, теряясь в забытье. Около таких сидели лекари, от них ощутимо тянуло магией, но что они делают, я понять не мог.

Сам же я очутился уже на «своей» койке. Седьмая от выхода, рядом с северной стеной, прямо напротив широкого окна. Там, на улице, уже не гнулись деревья от лихого ветра, не видно было темных серых туч на неродном небе. Вместо этого я видел голубую высь и маленькие, еще еле заметные и слабые, но все же наливающиеся соком почки. Зима, собрав чемоданы, укатила в свои законные владения, а на оживающую землю вступила изящная ножка красавицы весны.

Кстати, о красавицах. Около моего изголовья сидела Лейла. Как всегда, в простом, но даже с виду дорогом платье, она листала какую-то брошюрку. «Рагос весной» гласил заголовок. Ах да, совсем забыл рассказать. Рагос, небольшое королевство, расположенное у южных морей, — законодатель моды для всего Ангадора. Даже чванливые светлые эльфы, их скрытные темные собратья и воины кирки и молота всегда присматриваются и прислушиваются к тамошним течениям. Ну а про нас и говорить не приходится. Если и появляется что-то новенькое в светской жизни Империи, то знамо откуда ветер дует.

— У меня карма такая — просыпаться в твоем присутствии или это судьба?

Герцогиня оторвалась от журнала и окинула меня грозным взглядом. От этого ее милое личико приобрело резкие черты.