Клинок выковывается - Распопов Дмитрий Викторович. Страница 35
И это все на фоне того, что Газар откровенно нагло нападал на пограничные территории, собирая добычу из ценностей и рабов. Пограничные войска устали мотаться из одной области в другую, гоняясь за неуловимыми конными отрядами газарцев. Со стороны Тарона тоже не все было спокойно, южный сосед претендовал на Шатар, который век назад принадлежал ему, но был завоеван одним из предков нынешнего короля. С этой целью Тарон, обладавший лучшим флотом, чем северный сосед, умело использовал свои корабли для каперства. Купцы, которые ходили вроде бы в своих водах, не всегда были уверены в том, что безопасно дойдут до порта назначения.
В целом, как я понял из рассказов Арина, Шамор представлял собой государство, в котором попеременно правили герцоги, и моя мысль о том, чтобы наладить отношения с Наригом, была вполне продуктивной.
Однажды у нас зашла речь о паладинах, и тут я понял, что агент является их ярым сторонником, точнее сказать, фанатиком веры. Потому-то и убежденность в том, что я являюсь шпионом магов, вызывала у него такую ненависть. Как только я это понял, то, чтобы не задеть его фанатизм, стал в разговорах с ним предельно осторожен, при каждом удобном случае почти напоказ молился и постоянно носил на виду символ Единого. Уже через пару встреч я понял, что поступил правильно, Арин перестал воспринимать меня как шпиона магов.
Если герцоги были явной властью в королевстве, то Святой орден паладинов – тайной. Имея не облагаемые налогами земли, свои вооруженные отряды, а также службы сыска и дознания, этот орден быстро разубеждал тех, кто вдруг решал, что с ним можно не считаться. Даже герцоги в своих махинациях никогда не посягали на привилегии церкви, поэтому орден на их темные делишки закрывал глаза. Была своеобразная негласная договоренность между светской и духовной властями, никто не лез в дела друг друга, и всем было от этого хорошо.
Были, конечно, спорные моменты, но брат Антоний всегда находил компромиссы. Об этом священнике агент вообще говорил только в восторженных выражениях. Именно брат Антоний, истинно верующий, сделал орден таким, каким он был сейчас, именно он, манипулируя прихожанами церквей, добился того, что орден стали бояться не только простолюдины. Даже самый крупный чиновник, пусть даже он был родственником одного из великих герцогов, не мог с полной уверенностью сказать, станут ли его защищать, если вдруг выйдет спор с паладинами. Это было на руку как ордену, так и самим герцогам. Они умело пользовались ситуацией, не позволяя соперникам слишком зарываться.
Арин столько рассказал мне о церкви, ордене и паладинах, что я понял: встать у них на дороге – все равно что чиркнуть спичкой в комнате, полной газа. Так что главным правилом при моем общении с орденом должно стать одно: чем дальше я от него буду, тем лучше.
Когда же я попытался осторожно узнать, что Арин думает о магах, то ясно понял: он мечтает только о том, чтобы поймать если не мага, то хотя бы их шпиона. Причем вовсе не из желания получить награду, она его не интересовала. Ему просто хотелось такого типа лично замучить, настолько сильна была его ненависть. К сожалению, до причин ее мне не удалось докопаться – он сразу замыкался в себе и молчал, и, чтобы не вызвать подозрений в моей заинтересованности в этом вопросе, приходилось переключаться на другие темы.
– Господин барон, к нам гости. – Чей-то голос перекричал грохот удара кузнечного молота.
Закончив с ковкой заготовки для топора, я отложил ее в сторону и, положив молот на землю, утер со лба пот. Повернувшись к говорившему, я увидел перед собой парня моего возраста из пополнения дружины.
Дружинник, преданно глядя мне в глаза, повторил:
– Гномы, господин барон, просят вас.
– Ну, веди, не будем заставлять гостей ждать, – пожал плечами я и, сняв фартук, вышел из кузни.
Вот уже второй день я работал один, мастер отбыл вниз, не объяснив, зачем ему это понадобилось. Меня немного задело это игнорирование, но Дарин намекнул, что тот привезет нечто, от чего я буду в восторге. И хотя объем работы увеличился вдвое, мне пришлось с этим смириться. Наша кузня от других отличалась: если в тех трудился один кузнец и куча подмастерьев, то в нашей работали только я и Тарак. Впрочем, это было почти единственным отличием, поскольку заказы ко всем поступали одинаковые и в таком количестве, что махать молотом приходилось все больше и быстрее. Правда, нормоконтроль готовой продукции у Тарака никаких изменений не претерпел, он с неизменным постоянством возвращал на переделку все, что считал браком, даже гвоздь с маленькой заусеницей на шляпке. Это и являлось вторым исключением, другие кузни были менее строги в вопросах качества изделий, и с переделкой мучился один я.
Двоих незнакомых гномов в полном боевом вооружении я заметил сразу, они стальными башнями выделялись среди своих собратьев, окруживших вновь прибывших, чтобы расспросить о жизни внизу. Ведь не все члены семей бывших каторжников согласились перебраться к нам наверх, большая часть гномов ходила в бобылях и очень тосковала по оставленным внизу родным. Это, кстати, я намеревался обсудить при первой же будущей встрече с Торгидором. Я хотел попросить у него разрешения для бывших каторжан спуститься к семьям и самим попробовать уговорить их присоединиться к ним.
К моему удивлению, при виде меня собравшиеся гномы почтительно расступились, наклонив в знак уважения головы. Вновь прибывшие сначала недоуменно посмотрели на то, как их соплеменники кланяются чужаку, но когда я подошел вплотную, они уловили исходящий от меня запах и жар кузни, а также увидели руки со следами ожогов раскаленным металлом.
– Барон Максимильян? – голос одного из прибывших был очень вежлив.
– Для вас тан Максимильян, – я приветственно улыбнулся.
Стоящие вокруг гномы тоже заулыбались, для них я давно уже стал своим. Видя всеобщее настроение, незнакомцы расслабились, и их лица стали менее суровыми.
– Его величество король Торгидор шлет вам приветствие и свое королевское благословение, – затараторил один из них, смотря мне в глаза.
– Мое почтение и верность королю, – ответил я стандартной гномьей формулой.
– Его величество повелел передать вам этот пакет, который прибыл с королевским гонцом. – Гном вытащил из наплечного мешка пакет и передал его мне. – А также он просил после ознакомления с содержимым прислать с нами ответ и отчет о текущем положении дел.
Я с интересом посмотрел на пакет, усыпанный многочисленными печатями, и с учащенно бьющимся сердцем вскрыл его. Пергамент был таким же, как на приказах о моем назначении, а украшавшая его большая королевская печать не оставляла места для сомнений в подлинности документа. Развернув его, я ознакомился с текстом и нахмурился. Письмо было кратким, но донельзя конкретным:
«Чрезвычайному и полномочному послу Подгорного престола от Его королевского величества, помазанника Бога на земле, владыки Шамора, Нумеда III.
Сим письмом повелеваю Вам прибыть первого цвета ко двору для участия в празднованиях, посвященных дню моего перворождения. Доклад о деяниях своих на поприще посла, в количестве трех экземпляров, следует приложить к сему письму и сдать в Тайную канцелярию, герцогу Валенса».
У меня возникло твердое убеждение, что король это письмо даже не видел, а составил его Валенса, уж очень явно за данным посланием торчали его уши.
«Блин, и времени осталось не так уж много, – пришла следующая мысль, – всего-то меньше месяца. А ведь прибыть в Шамор необходимо за несколько дней до назначенного срока, пока куплю необходимую для приемов одежду, разберусь с герцогом – в общем, дел предстоит немало. Думаю, на месте надо быть хотя бы дней за пять-шесть, а значит, для того, чтобы подготовить тут все на время моего отсутствия, в моем распоряжении остается всего ничего. Вряд ли мой визит в королевство будет коротким, на торжества по поводу празднования дня рождения короля одного дня маловато, судя по историческим примерам, можно предположить, что неделя – самый оптимальный срок».