Спортивная.Выход на правую сторону (СИ) - "Motoharu". Страница 14

Костя заказал жареного кролика в белом соусе без гарнира, Лаврив какую-то морскую лабуду в водорослях. Решено было пить красное вино. Как-то без спора, единогласно. Лаврив спросил у Кости, будет ли он красное, тот кивнул.

- Спрашивай свои вопросы.

Вино было чудесным. Густым и насыщенным, сладковатым и тёплым, как кровь. Давненько Костя не пил такого вкусного вина, обычно Людка выбирала. Но вкуса у неё не было, ни в чём.

- Кто ты по специальности?

Костя на миг растерялся и не сразу сообразил, о чём его спрашивают. Готовился совсем к другим вопросам, интимным, провокационным, откровенным. Чтобы можно было соврать, не краснея. Отчего-то очень хотелось соврать Лавриву и посмотреть на его реакцию: догадается или нет.

- Я маркетолог.

- Рекламщик? – Лаврив жевал свои ярко-зелёные водоросли и запивал вином. Бокал он держал так, словно тот не весил ни грамма, легко, тремя пальцами, постукивая кольцами о стекло. И всё-таки Костя не мог не признать, что он был красивым. Не как девочка или модельный мальчик. А как человек, уверенный в себе и знающий, как он выглядит со стороны. Лавриву явно нравилось, как он выглядит со стороны. И Костя не мог не проникнуться его уверенностью.

- Экономист-маркетолог.

- А причём здесь лес и госслужба? Нравится ничего не делать?

Взгляд напротив мгновенно стал жёстким. И Костя нервно усмехнулся, поняв, в чём дело и куда будет направлена атака Лаврива. Знакомая, навязшая на зубах ситуация, мама избирает ту же самую тактику.

- Мне нравится моя работа, - парировал он.

- Да что ты? – острая как бритва улыбка полоснула по глазам. Лаврив обнажил блестящие клыки и тут же облизал их. Откусил резиновую на вид водорослину и, скосив на неё глаза, буднично добавил: – Ты поэтому хочешь покончить с собой?

Костя похолодел. По рукам прошла дрожь, словно кто-то прикоснулся к позвоночнику оголённым проводом. И на секунду всё тело онемело от неосознанной ещё боли. Откуда? Чёрт тебя побери, откуда ты знаешь?! Нужно что-то сказать, обязательно нужно как-то загородиться. Но так близко, изнутри на него ещё никто не смотрел. Лаврив как профессиональный охотник содрал с него кожу и смотрит, чуть улыбаясь, на окровавленную тушку. Думает, что с ней сделать: зажарить или съесть живьём.

- Не фантазируй, - только и смог выдать Костя. Он надеялся, что прозвучало беспечно. Плеснул вина в бокал, пара капель сорвалась с дрогнувшего горлышка бутылки на белоснежную скатерть. Вытесненная шелковая лилия стала кроваво-красной.

- Ты пользуешься услугами проституток?

И опять вопрос мимо кассы. В сторону, на сто восемьдесят градусов. Лаврив гонял Костю по углам. И попадал в то, что было неприятным, болезненным и необсуждаемым. Мстил. Тутти-Фрутти выбирал темы в ответ на Костины вопросы о первом разе и отношениях с родственниками. Значит, ему было настолько же неприятно? Хотелось бы, чтобы это оказалось истиной.

- Нет. Не пользуюсь тем, чем пользовались другие.

- А если бы я сказал, что стою две штуки, ты бы снял меня? Полная анонимность, никаких напоминаний после… просто секс на час.

Костя фыркнул, вдруг развеселившись.

- Переигрываешь, товарищ. Если бы ты стоил две штуки, я бы на тебя даже не посмотрел. Не уважаю тех, кто продаётся.

- Ты знаешь, что я делаю депиляцию, и что я сплю с мужчиной. Но ты всё равно меня хочешь. Тебя насиловали в детстве? Какой-то дальний родственник, тот, кому ты не мог не доверять, поэтому не был готов.

Костя несдержанно усмехнулся, слишком громко, слишком нервно. Это получилось непроизвольно. Словно эти бестактные вопросы как рыболовным крючком зацепляли что-то на дне воспоминаний и тянули на поверхность. Костя не хотел увидеть, что там было, на дне. Всё, что угодно, грязное, мерзкое, затхлое. В душе зарождался страх и желание просто встать и уйти. Молча встать и, забив на гордость и мужское достоинство, уйти. К чёрту эти разговоры, к чёрту этого пидараса с ледяными глазами и всезнанием. Холодная, расчётливая сучка. Нафига ему это? Но Костя продолжал сидеть, словно его приклеили к стулу. Встать было физически невозможно.

- Нет, даже ремнём не били за провинности.

Лаврив о себе говорит, предположил Интуитивный Костя. Каждый говорит о себе и на других смотрит сквозь призму своего личного опыта. Костя на секунду представил, как мелкий Лаврив идёт в ванную со маминым знакомым, например, с дядей Вовой. Он не знает, что его ждёт. Как он может знать? Только в общем, как в порнушке показывают. Думает, что будет круто, будет секс. Наконец-то будет секс. Экстремальный, горячий секс с женатым мужиком. Он предвкушает, его греет ощущение, что он уводит от жены такого классного мужчину, что дядя Вова всё-таки повёлся. И никто не знает, что они затеяли. Секрет. В ванной прохладно и темно, но это хорошо, это очень хорошо, потому что внутри всё горит. И сначала всё происходит именно так, как представлялось, очень хорошо и приятно. И даже немного лучше, потому что неправильно. Но это же дядя Вова. Он заботливый, как говорит его жена, он уважает Федю, он всегда слушает, что тот говорит и смотрит так, словно раздевает и ласкает. А потом что-то меняется в ощущениях. И сразу этого нельзя понять, потому что голова уже лёгкая и возбуждение мешает сосредоточиться и почувствовать жёсткость рук, нетерпение и абсолютное безразличие. А потом становится плохо, очень плохо и больно. И страшно. Кажется, что это никогда не закончится. И внутри всё дрожит от боли и унижения. И вода шумит, ледяная, и брызги обжигают лицо, а руки давят на шею, чтобы не вырвался, грубо зажимают рот, чтобы не кричал. Главное, заставить себя терпеть и не плакать от мысли, что что-то закончилось, сломалось. Детство закончилось, и что с этими взрослыми играми делать - вопрос открытый. И больше нет уважения к большим надёжным мужчинам, больше нет страха перед болью, нет слёз, потому что смиряться он не будет, себя жалеть не будет. Он теперь взрослый мальчик, знающий один секрет. Потерпит и выиграет.

Всё это пронеслось в голове Кости со скоростью электрического разряда, как и желание убить этого дядю Вову, сломавшего Тутти-Фрутти. Всех этих дядь, ломающих то, что им вздумается. А может быть, это и не история про Лаврива, просто эмоция… просто что-то знакомое. А ему казалось, что ничего общего у них быть не может априори.

Лаврив отставил пустую тарелку и долил вина в бокал себе и Косте. Поднял вверх, предлагая тост.

- За тебя, за твою искренность. Я впервые встречаю такого милого гомофоба.

Лаврив улыбнулся, сузив глаза, мягко, не кусаясь. Та муть, что поднялась со дна, постепенно рассеивалась, просачивалась сквозь настоящее мгновение. Растворялась в улыбке напротив. Лаврив спрашивал о постыдном, но это нисколько не унизило Костю. Наоборот, стало не по себе от того, насколько стало легче. И смотреть на гомосексуалиста, не паникуя, смотреть его глазами на себя, на окружающий мир. И не так уж он и плох, этот мир. Совсем не плох.

- Ну с пидараснёй твоей тоже можно смириться, если продолжать быть честным.

- Значит, мир? – Лаврив подмигнул и коснулся Костиного бокала своим, слегка потёрся, привычно заигрывая.

- Мир, - ответил Костя уверенно и легко стукнул бокалом в ответ. – Чин-чин.

14.

После памятного ужина в «Мюнгхаузене», где Костю спрашивали про изнасилование в детстве и проституток, смотреть на Лаврива стало легче. И сосуществовать с ним на единой территории тоже стало возможным. К Лёшке он не лез хихикать, к Косте тем более. Здрасти, до свидания, где договор и когда будет директор на месте. Других общих тем у них не было. Ну разве что одна про поездку в Выборг. Но и там Лаврив проявил чудеса скромности, сказав, что приставать не будет, и Костя может не корчить такую убитую гримасу. Кажется, с ним собрался ехать в Выборг его мужик. Это всё Маринка распространяла сплетни. Шушукалась с Марией Игнатьевной, которая тоже любила обсудить, кто во что одет и как будет расплачиваться за ипотеку. Костя не хотел, конечно, слушать. Но обрывки разговора долетали до его рабочего места, и приходилось воспринимать.