Воробей и Колибри (СИ) - "Mind the Gap". Страница 6

____________

25 июня.

Да, я решил, что поеду, успокою нервишки, посмотрю на своего колибри, если, конечно, тот покажется.

Кто бы мог подумать, чем все обернется!!! Пришёл. Увидел. Остался ночевать.

Ай да Пашка, ай да сукин сын. Ах да, я не сказал, что ночевать меня выслали в гостевую? Ну вот. Да, недолго музыка играла, в гостевую, с гостевым же душем-туалетом. Я, правда, с трудом могу вспомнить, как добрался до кровати, помню, что включил воду и сидел на толчке, раскачивался. Интересно, я хоть не приставал к нему? Хорошо бы нет.

Никита. Вот так. Просто Ник.

Из нашей плодотворной беседы удалось выяснить немного, я даже не понял, кем он работает. Вроде образование юридическое. Хотя, что это значит? Я вот знатный экономист – стригу-крашу. И вообще, какое это имеет значение? Про личную жизнь не говорили.

Пробирало меня конкретно, а он то ли не понял совсем, с кем дело имеет, то ли толерантный такой до поры до времени. Ясен перец, что натурал: элементарных знаков не видит, хотя я особенно и не сигнализировал. Хуже, если просто не хотел видеть. Но я бы понял. Я бы точно понял. Нет. Он не смог бы так шифроваться. И это хорошо.

Не знаю уж, зачем и почему, только колибри мой, свет Никитушка, позвал меня заглядывать к нему в любой день, не сверяясь с космическим календарём. И сделал это не по пьяни, а утром, на почти свежую голову и на совершенно полном серьёзе. А я, не будь дураком, и согласился. Как-то неудобно, я его совсем объел и обпил, на завтрак остался только кофе, ну я и решил прийти к нему поскорей снова, с провизией, для закрепления результата. Договорились на послезавтра.

Вот теперь сижу и думаю, а нафига? Нормально ли это, если он вздумает дружить со мной, а я начну всерьез вздыхать о нем в свою одинокую подушку? Я не знаю. Я ничего не знаю. Он приятный. Странно, что я уже дважды сменил о нем свое представление. Интересно, можно ли вообще произвести первое впечатление дважды?

То, что есть сейчас – терять не хочу. Слава б-гу, что ничего нет – нечего и терять. Что будет дальше – думать не хочу. Не хочу лежать подстреленным на пустой дороге. В очередной раз.

Ебическая сила, как же заколебала необходимость продумывать все на два шага вперед. Послезавтра вечером новый сеанс связи с прекрасным. Может, там что-то и решу.

========== часть 4 ==========

Через день Пашка, обвешанный пакетами, проскочил с кем-то из жильцов в знакомую уже парадную, на ходу сообщив консьержке о том, что он “к Никите в двести семнадцатую”, и благополучно позвонился в красивую шоколадную дверь. Пока ждал шагов за дверью, слышал, как собственное сердце бабахает где-то под горлом. Почему-то вдруг опять мелко затряслись руки, выдавая нахлынувшее волнение.

Дверь открылась не сразу. Появившись на пороге, Ник показался Пашке слегка недоуменным и растерянным. Сердце сразу ухнуло куда-то в живот.

- Блин, ты забыл, что ли, что мы договаривались на сегодня? – не смог сдержать разочарования Пашка. Можно, конечно, было бы созвониться и подтвердить сабантуй, но они не обменялись телефонами.

- А? Нет, нет. Проходи. Я пораньше пришёл просто – сидел работал.

- Ну, если тебе надо работать, может, тогда перенесем?

- Паш, успокойся. Все нормально, - с этими словами Ник подхватил пакеты и распахнул забитый под завязку холодильник, - я даже готовился!

После того, как Пашка выгрузил еще и свои сыры, вина и остальные излишества, стало очевидно, что одной встречей тут не обойдется.

Снова, пока Ник метал на стол, Пашка орудовал штопором, снова в самом начале он чувствовал некоторую скованность, но после первого бокала, как и прошлый раз, начал оттаивать. В этот раз света в квартире было меньше, Никита, успев переодеться в домашнее, выглядел совсем плюшевым и сидел босой, подтянув одно колено к груди, обнимая его, и теребя широкую трикотажную штанину.

- Расскажешь, что случилось? - Ник хотел было начать вкрадчиво, но Пашка еще совершенно не был пьян и чувствовал во всем подвох. Удивился про себя, зачем Ник хочет знать обстоятельства его переезда, почему уже не первый раз спрашивает об этом. К тому же возвращаться к теме его несложившейся семейной жизни с изменником Глебом сейчас было совершенно не по настроению…

- Если честно, не хочется… Или это тот вопрос, на который я обязательно должен отвечать?

- Нет, конечно, но ты, кстати, так и не задал свой…

Пашке вдруг захотелось свернуть на что-то легкомысленное:

- Хорошо. Я спрошу: почему ты не модель? Ты мог бы сделать карьеру. А то юрист… это как-то скучно, нет?

Никита рассмеялся:

- Бессмысленное тщеславие, Паша! Я никогда не стремился стать всеобщим достоянием. Вот ты, ты же просто парикмахер, разве это не скучно?

- Ник, ну что ты сравниваешь! Я - личность ничем не примечательная, звездой бы стать не мог. Я хоть и не просто парикмахер, я вроде как топ-стилист и стажировался я в ландОнах и пОрижах, и известность кой-какую имею, но выше головы не прыгну никогда. Даже в своем салоне стайл директором не стану, скорее всего, - Пашка глотнул из своего бокала, пряча улыбку.

- Ты какой-то пессимист, Павел. Выше какой головы нужно прыгнуть по-твоему? – Ник снисходительно ухмыльнулся так, как будто эти разговоры он проходил уже не раз, и дальнейшие его слова заставили Пашку нахмуриться: - Я работаю в команде, Паш, и весьма эффективно использую все то, что ты хочешь сосватать в модели – добиваюсь от нужных людей нужных решений. Влияю на исход дел, которые мы ведем. Если говорить просто, включаю обаяние и склоняю кого надо куда надо. Мне просто не могут отказать. Так что с самореализацией у меня все в порядке, мне не нужно быть моделью, чтобы меня хотели все подряд. Достаточно того, что меня хотят те, кто нужно.

- То есть ты профессионально врешь и припутываешь людей. Как это мило! – Пашка хмыкнул, и Ник почувствовал еле заметное разочарование в его голосе.

- Наоборот, Паш. Я никогда не вру. Кто врет – тот рискует спалиться. Правду тоже можно сказать по-разному. А внешность - это лишь рабочий инструмент, в частной жизни один вред от этой хохломы.

За то время, как была раскатана вторая бутылка, Пашка уже раз пять покурил в открытое окно. На низком столике в другом конце комнаты ворчал лаптоп. Отвлекаясь от Никиты, иногда Пашка наблюдал за экраном, где почти без звука плавно вился и затягивал внимание когда-то любимый им Гринуэевский фильм*. Удивительное, парадоксальное сочетание красоты и уродства, совершенства и увечия, света и тени… Гротесковое отражение жизни, сплетенное из отвратительных картин гниения… А Ник ненавязчиво и без лишнего драматизма пересказал свою биографию в той её части, что касалась исключительно личного. И на поверку оказывалось, что человек, обладавший притягательной внешностью, притягивал слишком многих. Годам к двадцати с небольшим уже успел понять, что большая охота и погоня за очередным сексуальным трофеем не представляют для него никакого интереса, ибо исход всегда одинаков. Его пытаются добиться все, и никто не сопротивляется ему. Просто никто не может отказать. То самое свойство окружающих людей, которое со временем стало его профессиональной фишкой.

Никаких иллюзий о вечной любви и сволочизм, как способ взаимодействия с миром, - полная противоположность тому, что Пашка мог сказать о себе.

Раньше ему казалось, что фильм, мерцавший за плечом у Ника, о том, что вдохновение можно найти даже в упадке, теперь он начинал понимать, что и в красоте есть оборотная, подгнившая сторона… Ассоциации, пришедшие в стремительно мутнеющую голову, неприятно насторожили, и Пашка отвел глаза от очередной завораживающей сцены разложения. А Никита продолжал, словно забывшись:

- Я иногда думаю, а способен ли я еще полюбить? И хочу ли?.. Все мои совершенно разные отношения с совершенно разными женщинами всегда заканчивались одинаково. Они все словно соревнуются, сначала – кто меня получит, потом - кто на себе женит. И я бы даже женился, наверное, чтобы остановить уже эту облаву, но они всегда параллельно ищут лучшие варианты. И пробуют, пробуют. И это, надо понимать, нормально.