Только твоя - Лэнгтон Джоанна. Страница 24

Корделия затрепетала и мгновенно воспламенилась от его прикосновений.

Прошло немало времени, прежде чем они уселись завтракать на красивой каменной террасе в тени усыпанной цветами магнолии. Отсюда открывался такой вид, что дух захватывало. Высокий склон горы был усеян рощицами цитрусовых деревьев, которые протянулись вплоть до голубовато-зеленых вод Тирренского моря. Виллу окружали густые природные сады. Вдали виднелась гавань и небольшой рыбацкий поселок из живописных домиков с очаровательной маленькой церковью и куполообразной звонницей. У пристани, среди множества ярких разноцветных рыбацких лодочек, красовалась яхта Гвидо. Корделия вдруг вспомнила, что он говорил что-то о гостях.

— Так кто к нам собирается пожаловать и когда? — поинтересовалась она.

— Роберто Морелли и его жена Анна. Она американка, так что у тебя будет возможность пообщаться с соотечественницей. Они не смогли приехать к нам на свадьбу, потому что отец Роберто был болен, но обещали сегодня прийти на ланч. Они будут здесь через полчаса.

Корделия помнила, что Роберто Морелли был старым другом Гвидо, и ей стало не по себе.

— Полагаю, Роберто тоже в курсе той трагической истории на стоянке? — резко спросила она.

Лицо Гвидо посуровело. Он долго молчал, а потом хлопнул ладонями по столу и вскочил со своего места.

— Господи! Неужели ты думаешь, что я делился подробностями своей личной жизни со всеми?! — воскликнул он. — Кроме твоего деда, только мои родители и Эугения знают об этом. — Он прошелся по террасе, обернулся к Корделии и, раскинув руки, раздраженно сказал: — Не понимаю, почему ты опять вытаскиваешь на свет Божий эту мерзкую историю?

— Потому что ты до сих не захотел выслушать мою версию, — удрученно прошептала Корделия. — И меня это возмущает.

Он хмуро посмотрел на нее.

— У тебя вообще нет права чем-либо возмущаться! Тебе чертовски повезло, что я решил оставить этот мерзкий эпизод в прошлом и принять тебя такой, какая ты есть!

— Если ты такой благородный, то почему продолжаешь кричать на меня?

— Я? Я не кричу, — смутился Гвидо и понизил голос.

— Так вот, между мной и Умберто ничего не было, слышишь?!

— Я никогда не поверю в это. — Глаза Гвидо сверкнули. — Я помню, как ты смотрела на меня в то утро. Ты была виновата и гордилась этим!

Корделия с горечью вспомнила свое оскорбленное молчание в ответ на его обвинения. Да, вынуждена была признать она, виноваты не только те, кто оговорил меня, но и я сама.

— Узнав то, что я знаю теперь, и оглядываясь назад, я понял, что все это такая ерунда... — Гвидо небрежно пожал плечами. — Наверное, мне следовало сказать это раньше, но стать твоим первым любовником значило...

— Значило для тебя так много, что ты исчез на целую неделю! — подхватила Корделия.

Это тебе за то, что я не имею права ничем возмущаться, мысленно добавила она.

Пальцы ее дрожали. Она была так зла на Гвидо, что готова была вскочить и наброситься на него с кулаками.

— Так почему бы тебе не рассказать, чем вы с Умберто занимались на самом деле? — угрожающим шепотом спросил он.

Она изумленно подняла глаза, и Гвидо в отчаянии воздел руки к небу.

— Это твоя заслуга, что я снова думаю так! — бросил он. — Черт возьми, почему ты не можешь просто забыть об этом? — Он устало опустил плечи, порылся в карманах, достал какую-то коробочку и положил перед ней на стол. — Я собирался подарить это тебе после завтрака.

Корделия уже так завелась, что не могла остановиться.

— Что там? Лекарство от лжи?

Гвидо длинно выругался по-итальянски и ушел в дом.

Посидев немного в одиночестве, она немного успокоилась и открыла коробочку. Там на подстилке из черного бархата лежал изящный медальон, украшенный бриллиантами, внутри которого были две крошечных фотографии — ее матери и деда.

Корделию так тронул этот подарок, что ей стало стыдно за безобразную сцену, которая только что произошла между нею и Гвидо.

Кто из нас повел себя неправильно, он или я? — задумалась она. Кто больше виноват? Как разобраться в чувствах Гвидо? Принимает ли он меня всерьез? Если он любит меня, то почему не верит?

Решив привести себя в порядок, Корделия вернулась в спальню и стала искать косметичку. Высыпав на кровать содержимое сумки, она вдруг обнаружила небольшой коричневый конверт, который раньше никогда не видела. Он был заклеен, и, удивленно хмурясь, она открыла его.

Вырезка из газеты и две цветных фотографии упали на шелковое покрывало. На той, что оказалась сверху, изображение было нечетким, но Корделия все же узнала Жаклин Ксавье, лежащую в объятиях мужчины, который был очень похож на Гвидо. Девушка склонилась над второй фотографией — это был увеличенный фрагмент первой, который не оставлял и тени сомнения в том, что мужчина — Гвидо Доминциани!

Сердце Корделии заныло.

В этот момент внезапно открылась дверь смежной комнаты и послышался голос мужа, окликавший ее. Она поспешно легла на постель лицом вниз, прикрыв фото вместе с сумкой.

Гвидо вошел в спальню и нахмурился, увидев жену в такой странной позе.

— Ты плохо себя чувствуешь? — спросил он.

— Нет, со мной все в порядке.

Он подошел к кровати, присел на корточки и заглянул ей в лицо.

— Ты плакала...

— Нет.

— Лгунья, — простонал Гвидо и провел пальцем по ее мокрой от слез щеке. — Извини, я потерял голову. Я перестаю соображать, когда ты вспоминаешь... — Лицо его снова потемнело. — Пожалуйста, не говори больше об этом. Я становлюсь... — Он не сразу подобран подходящее слово: — Безрассудным.

— Хорошо, — механически ответила Корделия. История с Умберто теперь не имела для нее никакого значения. Вглядываясь в золотистые глаза Гвидо, она молилась, чтобы фотографии оказались старыми и прислала их его бывшая любовница с одной целью — отравить ей жизнь. — Ты уверена, что с тобой все в порядке?

— Да. Мне нужно только накраситься.

— Тебе понравился медальон? Гильельмо сказал, что они вышли из моды вместе с зонтиками и веерами, но я подумал, что тебе он пойдет...

— Очень, — подтвердила Корделия сдавленным голосом.

Наконец Гвидо вышел, и она, привстав, вытащила из-под живота помятую газетную вырезку.

На ней были две фотографии — на первой — обнимающиеся Гвидо и Жаклин, а на второй — она сама в свадебном платье, рука об руку с мужем, выходит из церкви после венчания. Под снимками Корделия прочитала слова, которые мгновенно огненными буквами запечатлелись в ее сознании: “Гвидо Доминциани прерывает свой медовый месяц, чтобы утешить любовницу”.

Значит, это было в ту первую неделю после их свадьбы, с горечью подумала она. Когда же еще? Гвидо бросил ее одну на яхте, чтобы встретиться с Жаклин Ксавье. Эта женщина остается его любовницей!

Выпрямившись, Корделия кое-как запихнула фотографии и газету в сумку. Двигаясь как сомнамбула, она прошла в ванную и умылась холодной водой, а потом, глядя невидящими глазами в зеркало, сделала макияж.

Кто положил этот конверт в мою сумку? — гулко билось в ее мозгу. Горничная с яхты? Та самая, которая так разволновалась из-за послания на зеркале и журнала с заметкой о Жаклин? Тогда Корделии показалось, что юная итальянка ни при чем. Видимо, она ошибалась. Только у этой девицы была возможность побывать в спальне в отсутствие хозяйки и положить конверт в ее сумку. Но кто стоял за этим? Сама Жаклин или опять Эугения?

Корделия была в таком состоянии, что с трудом соображала. Только услышав шум вертолета, она заставила себя выйти из спальни, мысленно твердя: “Мне надо продержаться до ухода гостей, нельзя же выяснять отношения с Гвидо в их присутствии”.

В изящном переливчатом синем платье свободного покроя Корделия стояла на каменной террасе и смотрела, как Гвидо идет встречать прибывших. В летнем костюме медового цвета он был так красив, что сердце ее сжалось от боли.

Да, этот мужчина неотразим, сказала она себе, но с тобой он ведет себя, как самец в брачный период, который испытывает потребность удовлетворить свои первобытные инстинкты. Вас не связывает ничего, кроме секса.