Когда птицы молчат (СИ) - "Птичка Певчая". Страница 48

Контрасты этого дня держат меня на грани стресса. Даже если железо постоянно охлаждать и нагревать, в конце концом оно не выдержит. А я точно не железная.

Но я просто не могу сейчас рассыпаться. Не хочу, чтобы из-за моей истерики мы повернули назад.

Откидываю голову назад и позволяю солнцу поцеловать меня в губы, в шею, в щеки. Да, так лучше, мне уже лучше.

Когда мы добираемся до конечной точки нашего путешествия, я не замечаю никаких шикарных видов. Только относительно равнинную местность и автомобильную стоянку.

А дальше что?

А дальше сбудется твоя мечта. Пеший туризм, - усмехается Сергей.

Здесь даже нет приличного кафе с нормальным туалетом. Я прошу ключи от дамской комнаты у владельца хибары, сложенной из пальмовых листьев, которая, очевидно, считается баром из-за деревянной стойки вдоль одной стены. То место, куда я попадаю, даже не претендует на звание уборной. Экстремальное заведение, коробка с крышей, угнездившееся почти на самом обрыве. Сквозь дощатые стены пробиваются лучи, а нужду нужно справлять в абсолютно неудобной позе, как в школьном туалете, и здесь нет даже унитаза.

Намек на дикость этих мест, а возможно, даже суровость, я поняла.

Ну что, возьмем такси?

Какое такси? О чем ты?

Осло-таки, - смеется Сергей.

Это что еще… - я осекаюсь, потому что вижу под простеньким навесом двух осликов. Сверху на крыше навеса с торца приколочена деревянная табличка с надписью «Taxi».

Нет, не нужно, пойдем пешком, - смеюсь я.

Пешком так пешком.

Почва под ногами сухая и красноватая. При каждом шаге небольшое облачко бурой пыли поднимается сантиметров на десять и ложится на светлые мокасины. Куда идти – понятно сразу. Края тропинки обозначены белой краской.

Вот и автостоянка скрылась из поля зрения, а впереди – только выжженная земля, поросшая низким колючим кустарником.

Сергей идет впереди, я смотрю на его широкие плечи, обтянутые голубой футболкой, на крепкие икры, сильные ноги.

За плечами рюкзак с нашими вещами и провизией, спина не гнется под его весом. Возможно, для него это не тяжесть, обычная поклажа. Возможно, он так же легко переживает наш роман.

Сейчас, когда в моей душе образовалась трещина, когда вдруг любовь начинает сочиться из нее, как кровь, мне хочется, чтобы хоть что-то осталось на дне, чтобы кроме горечи на языке сохранился привкус экзотического тимьянового меда.

Подъем заканчивается внезапно, и я замираю. У меня перехватывает дух от картины, появившейся меж каменистых утесов. Круглый остров, чем-то напоминающий брошенную шляпу. От него к берегу тянется отмель, светло-желтая песчаная полоса, по бокам она становится голубой, а потом и вовсе сливается с морем.

С одной стороны острова вода кажется темно-синей, с другой – бирюзовой. Невероятное зрелище.

Место, где сходятся три моря, - поясняет Сергей. – Во всяком случае, так говорят. Именно Балос заставил меня полюбить Крит.

Великолепно, - шепчу я. Губы растягиваются в улыбке, все тяжелые мысли отступают. Я влюбляюсь в это место так же стремительно и неотвратимо, как дует соленый ветер Средиземноморья.

Мы продолжаем продвижение вперед, точнее - вниз. Начинается спуск по каменным ступеням, вырезанным в горной породе. Бухта постепенно открывается моему взору все больше.

Да … Только человек с черствым сердцем останется невосприимчивым к такому чуду природы.

Невероятные цвета – от едва окрашенного голубым до насыщенного синего оттенка вода, почти белый песок и серые каменные глыбы.

Тонкие высокие пучки травы торчат из песка, плавно покачиваясь на ветру. Я, наконец, ступаю с камней на пляж. Сбрасываю обувь и зарываюсь пальцами ног в теплый мягкий песок.

И тут что-то прорывает внутри меня, как тогда, когда я впервые проснулась на Крите и вышла на террасу перед виллой Сергея. Вскидываю руки вверх, начинаю прыгать и вопить, как безумная. Чувство абсолютного восторга переполняет меня. И я жалею, что не умею петь. Иначе уже пела бы во весь голос какой-то торжественный, ликующий гимн.

Я в самом красиво месте на земле. Я в раю! И имя ему – Балос.

Как ребенок, бегу к кромке воды. От суши до острова тянется мель, по которой можно ходить, даже не намочив купальник. Я пробежала по чистейшей воде метров пять, а мне все по щиколотку. Белый песок под ногами усиливает впечатление, что я стою не в море, а в каком-то вычищенном до блеска бассейне. Плюю на свой белый развевающийся сарафан и плюхаюсь в воду, громко смеясь и повизгивая. Почти растягиваюсь на мели, ощущая под собой долгожданную прохладу.

Слышу звук затвора и удивленно смотрю на Сергея. В его руках громоздкий Nikon. Его зубы сверкают в улыбке, пока пальцы нажимают на кнопку.

Я думала, у нас неписанное правило – не снимать друг друга и не говорить о будущем. Это как оставить явные доказательства, которые могут обличить нас, намек на что-то, что может дать надежду нам обоим. Ненужные воспоминания, когда сердце будет молить о пощаде и просить о забвении.

Не снимай меня.

Почему?

Не надо.

Но я хочу.

Зачем?

Он молчит. Смотрит, как по моему лицу стекают соленые капли, как под намокшим, прилипшим к телу сарафаном проступает белый купальник. Потом сбрасывает обувь и подходит ко мне, приседает в воду, обнимает за талию одной рукой, в другой высоко держит фотоаппарат, направленный объективом на нас, и тихо говорит, глядя на меня:

Чтобы никогда не забыть.

Клац! Клац! Затвор щелкает, а он целует меня без остановки, и голова кружится, как на карусели.

Кто-то на английском предлагает сфотографировать нас. Пара средних лет улыбается, глядя на нас, мокрых и наверняка пылающих, как печка зимой. Сергей соглашается и минут пять мы дурачимся и позируем перед камерами.

Потом благодарим любезную пару из Англии, которая, как оказалось, здесь не только на отдыхе. Том – фотограф, получил задание от своего журнала и решил прихватить жену с собой на Крит.

You are very beautiful couple, - говорит, улыбаясь Том. – Honey moon?

Но его жена вдруг толкает его в бок. Она заметила, что на моем пальце кольцо есть, а вот у Сергея его нет. При этом она напряженно крутит пальцами золотой ободок на левой руке, глазами указывая мужу на его собственное обручальное кольцо.

Чертовы побрякушки! Нужно было снять его еще после Старбакса.

Фотограф смущается, мы еще раз благодарим его за помощь и прощаемся.

Сергей поворачивается ко мне, всматриваясь в лицо. Наверное, он думал обнаружить там смущение, обиду, негодование. Но я улыбаюсь. Для меня стало привычным делом скрывать свои чувства под маской счастья и благополучия. Не хочу портить момент, не хочу говорить о муже, хочу любить это море, это место и этого мужчину.

Мы долго рассматриваем почти полностью прозрачных маленьких рыбок, плавающих на мелководье. Я и заметила-то их только по тени, отбрасываемой на дно. Слева от острова череда небольших каменных рифов. Хочу пойти туда, но Сергей не пускает – говорит, что там могут быть морские ежи, а наступить на них – значит забыть об остатке отдыха и проваляться в постели несколько дней.

Небо какое голубое! Ну смотри же! – я лежу в воде, которая не покрывает полностью моего тела. Сергей где-то рядом, играет с завязками моего купальника.

Да видел я это небо. Мне на тебя хочется смотреть.

Когда ты там его успел рассмотреть? Глянь только, как оно синеет ближе к горизонту. А какой контраст с морем! Видимо, сейчас особо удачное освещение, солнце почти в зените.

Ты так искренне радуешься всему этому, -тихо смеется он, потягивая за тонкий шнурок. Я хлопаю его по шаловливой руке.

А как можно иначе? Если не замечать этой красоты, то чему еще радоваться в жизни? Это же самое прекрасное, самое волнующее, что может предложить тебе мир.

Иногда мне кажется, что ты чиста и невинна, как дитя.

Я уже давно не дитя.

Я знаю. Но эта твоя способность – радоваться от души, будто ты только вчера родилась и не видела ничего плохого, будто тебя не потрепало, не било ни разу - она восхищает меня и иногда вызывает зависть, - он качает головой.