Житие мое. Трилогия - Сыромятникова Ирина Владимировна "tinatoga". Страница 38
А если доктор так говорит, то ему надо верить. В итоге он запретил мне колдовать еще минимум два месяца, даже справку в университет написал.
— Куда ты так спешишь? — недоумевал шеф Харлик, лично пришедший меня допросить. — Твоему боссу мы позвонили, он отнесся с пониманием, до начала семестра можешь гулять совершенно свободно. Мне бы такое начальство!
Стоило ли объяснять мужику, что если я не обновлю реанимирующие заклятия, то Макс перекусает половину Краухарда? Мне не хотелось приучать собаку к людоедству.
— Итак, что произошло?
Он внимательно выслушал мой рассказ, кивком подтвердил подозрение об отравлении дяди, но делиться успехами расследования не стал.
— Тех двоих мы обязательно найдем. Жаль, что ты не рассмотрел их получше. Знаешь, что они искали?
— Без понятия. Я думал, дядька вам что — нибудь сказал.
Он пожевал губами.
— К этому мы еще вернемся. За два дня до смерти Гордон получил посылку, что — то небольшое и легкое. Не знаешь, от кого? — Наверное, он понял ответ по выражению моей физиономии. — Ладно, отдыхай. Еще увидимся.
И тут я решился задать один очень важный для меня вопрос:
— А как умирают от нападения Шороха? Давно хотел спросить.
Он пожал плечами:
— Трудно сказать, свидетелей — то не бывает. Обычно на месте остается скелет и много — много бурой пены.
Тут я вспомнил смотрителя острова Короля. С другой стороны, не сам же он себе челюсть оторвал?
— А как вы лечите пострадавших?
— Да никак! Ждем, пока перебесятся. Положительная реакция на контакт с потусторонним остается на всю жизнь. Шорох, знаешь ли, меченых не забывает. Надеюсь, это риторический вопрос?
Я дернул бровью:
— Профессиональный. У нас в университете лекция о потустороннем была.
— А, как же, слышал! — Он оживился. — Порезвился у вас какой — то крендель, да?
Я поморщился:
— Зато всех потом так парили.
— Ничего, это нашему брату только на пользу!
Он отвалил, а я остался размышлять о тщете всего сущего. Если рассказать им о Шорохе, они просто — напросто запрут меня на сорок дней, за это время пес — зомби точно взбесится. С другой стороны, никто другой чудовище не видел, а если положительная реакция обнаружится позже, я всегда смогу сказать, что это результат визита на остров Короля. Поди докажи! Главное, самому быть осторожнее и уехать побыстрее: скелет и бурая пена — это не мой стиль.
На следующий день меня выписали, и стало ясно, что укатить в Редстон немедленно не получится.
Родственники приехали за мной всем скопом на вместительном драндулете старосты. Лючик радовался так, словно я вернулся с того света, что было почти правдой, мама рыдала у меня на груди. Я, конечно, черный и, безусловно, бессердечный, но просто сказать всем «чао!» у меня не получилось — внезапный отъезд не вписывался в ситуацию чисто логически. Надо было погостить дома хотя бы недельку. И никуда не уходить по ночам.
— Какой ужас! — не знаю, в который раз повторила мама. По дороге она немного успокоилась, но за руку мою цеплялась так, словно меня вот — вот отберут. — И в дом Гордона кто — то пытался забраться, стекла побили и ушли.
И я даже знаю, что их спугнуло. Надо иметь фантастическое нахальство, чтобы дважды появиться в месте, которое охраняет зомби.
Что же они искали? Наверняка ведь не нашли, иначе второй раз не сунулись бы. Маленькое, легкое, размером чуть больше тетради, так, кажется, шеф Харлик описал. Тут у меня фантазия отказывала: это могли быть сто тысяч в облигациях или исповедь жены премьер — министра, впрочем, за последнее вряд ли стали бы убивать. Яд все еще напоминал о себе слабостью в теле и рассеянностью внимания. За короткое путешествие до дома я устал так, словно пешком прошел весь Краухард из конца в конец, Джо даже пришлось помочь мне раздеться. С семи лет такого со мной не было! Да, я явно болен, и домашний уход мне не повредит, отдохну недельку — другую — домашняя пища, полный покой и на дерьмовую фабрику тащиться не придется. К запрету врачей на ворожбу я относился так, как и полагалось черному — наплевательски, а относительно Шороха склонялся к мысли, что он до меня дотянуться не успел.
Может же человек надеяться на лучшее!
Последняя неделя отдыха стоила мне немалых нервов — собственная слабость злила, а мысль о ценной штуке, которая может достаться другим, вообще приводила в исступление — все равно что свое отдать. Мое свободное время разделилось между поиском тайников в дядюшкином доме под предлогом разбора барахла и опросом свидетелей. Добиться от жителя Краухарда однозначного ответа на конкретный вопрос может далеко не каждый полицейский, но я был неумолим, как насморк. Дознанию помогало то, что другого алхимика в долине пока не было и со всеми своими проблемами селяне были вынуждены идти ко мне, и тут уж им деться было некуда. Почтальон вспомнил, что на посылке, пришедшей дяде за два дня до смерти, был столичный адрес. Старый выпивоха, который откровенничал со мной на поминках, сообщил, что дядя какое — то время жил в столице и вернулся в родную деревню лет двадцать назад, не объясняя обстоятельств.
Мама огорчалась, приговаривая: «Ты слишком много работаешь», Джо осторожно поддакивал. Я мило улыбался и припахивал отчима ко всему, что только мог придумать. Это была моя маленькая месть за насекомых, которые по — прежнему летали в саду. Повредить мне они не могли, так как я предусмотрительно запасся амулетом, отвращающим пчел, комаров, клопов и вообще любых существ, могущих посягнуть на человеческое тело, даже Четвертушка утратил желание хлопать меня по плечу. Вот она, подлинная сила магии! Но дело было в принципах.
Лучше всех время проводил Макс — пес — зомби блаженствовал в высокой траве, оттягивался, изучая норы грызунов, и гонял бабочек.
Убийцы больше не появлялись.
Дом старого алхимика постепенно пустел. Первым делом я перетащил к нам на чердак большой дубовый стол — он нравился мне чисто эстетически. В ящике с инструментами обнаружился шикарный набор отмычек, в спальне — такие милые мельхиоровые четки, обязательный атрибут черного мага: в их бусинки можно было заложить пару — тройку заклинаний, способных без проблем заменить оперативное проклятие. Должно быть, манипулировать потоками дядя не умел. Моей добычей стали рабочие журналы старого мага, последняя запись в которых была сделана двадцать лет назад. Я надеялся найти в них рецепт противомагического средства и подлить его в чай мистеру Ракшату. Копаться в дядиных вещах было не утомительно, только немного грустно. Такие хлопоты открывают нам истинную суть смерти: ты уходишь и уже ничего не можешь изменить, все, что было тебе дорого, остается на милость живых. Я сосредоточенно раскладывал свои находки на три кучки: то, что в мусор, то, что на память, и то, что можно с пользой применить. В итоге должен был остаться только стерильный, лишенный всякой индивидуальности дом, в который на следующей неделе въедет новый алхимик. Ждать этого события, от греха подальше, я не стал — кто знает, как воспримет чужака моя зловредная натура? Огромный чемодан был уже собран, шикарный костюм ждал своего часа на вешалке, и мою совесть отягощало только одно маленькое, но не терпящее отлагательств дело: привести в порядок отвращающие заклинания вокруг дядиного дома, их отсутствие становилось заметно — в гараже появились мыши. После этого вопрос соблюдения традиций можно считать закрытым.
В день отъезда я проснулся очень рано после подробного сна, в котором налаживал какие — то странные алхимические конструкции, способные летать, причем без крыльев. Интересно, как? Разбудил меня запах свежих оладий, ну и еще Лючик. Мой заметно подросший брат носился по саду с какой — то проблемой, суть которой мог понять только белый. Может, он решил, что мышкам тесно в норке? Надо ему кота подарить…
Но поваляться в постели мне не дали.
— Завтракать! — донесся снизу мамин голос.
Да, да, уже иду… Визиг и топот возвестили о том, что за столом я буду не первым. А вот это плохо! Поспешно натянув штаны, я бодро выкатился из комнаты.