Первая могила справа - Джонс Даринда. Страница 26

— Ты в порядке? — прошептал он в рацию.

Я попыталась ответить, но пальцы свело, как клешни, из-за того, что я мертвой хваткой цеплялась за скобы, и я не смогла нажать кнопочку сбоку рации.

— Дэвидсон, — прошипел он.

О господи. Я с силой расцепила пальцы и вытащила из кармана куртки рацию.

— Все в порядке, Своупс. Валяюсь вот, жалею себя. Подожди минуту, ладно?

— У нас нет ни минуты, — ответил он. — Двери опять открылись.

Я не стала тратить время на ответ. Перекатившись на бок, встала на ноги, присела на корточки и подползла к окнам в крыше. На самом деле это были оранжерейные стекла, но старые и потрескавшиеся, и я обнаружила в них немало дыр, сквозь которые можно было заглянуть внутрь. Но чтобы рассмотреть, что творится внутри, мне фактически пришлось лечь на стекло. Сквозь одну из трещин пробивалась тонкая полоска света; я склонилась над ней, опершись на дрожащие руки и обхватив стекло. Если железная рама выдержит, подумала я, то я не полечу сквозь крышу вниз. И это было бы здорово.

Я заглянула внутрь и увидела, что из склада выезжает фургон. Двое мужчин засовывали в коробки документы и папки со старого стола. Кроме этого стола, в помещении площадью не меньше четырех тысяч квадратных метров, как ни странно, больше ничего не было. Ни фантика, ни окурка. Мои опасения подтвердились. Хозяин склада, кто бы он ни был, моментально очистил его, стоило Карлосу Ривере встретиться с Барбером.

У меня по-прежнему дрожали руки, и я горько сожалела о съеденных тако и выпитой коле. Литр есть литр. Диетическая или нет, весит кола одинаково. Чего уж овцой прикидываться.

Я осторожно сползла по железной раме, репетируя речь, которую произнесу перед дядей Бобом на тему «Я же тебе говорила!». Склад был пуст. Да, точно так, как я и говорила. Я знала, что права, но… Ладно, дядя Боб, не надо, ты меня смущаешь. Нет, правда, хватит. Я не шучу.

И как раз в тот момент, когда представляла, как, состроив недовольную гримасу, повторю речь о том, насколько же все-таки была права, на торжественной церемонии награждения Самых Умных и Предусмотрительных, я краем глаза уловила какое-то движение. Что-то мелькнуло в воздухе — вероятно, кулак, — и моя челюсть едва не треснула от боли. «Ни фига себе!» — пронеслось в моей голове, и сквозь стекло в крыше я грохнулась вниз.

Глава 9

Впервые я увидела его в тот день, когда появилась на свет. Полы его плаща с капюшоном величественно развевались, точно тень листвы, которую волнует легкий ветерок. Наклонившись, он смотрел на меня, пока доктор перерезал пуповину. Я знала, что он смотрит на меня, хотя и не видела его лица. Он прикоснулся ко мне, когда акушерки меня вытирали, но я не видела его пальцев. Грудным хриплым голосом он нежно прошептал мое имя, хотя я не расслышала ни слова. Вероятно, потому, что, выселенная из материнской утробы, орала во все горло.

С того дня я встречала его лишь в очень редких случаях, и все они были смертельно опасны. Теперь понятно, почему я увидела его сейчас. Моя жизнь висела на волоске.

Когда я летела с крыши, а навстречу мне со скоростью света несся бетонный пол, он был там и смотрел на меня снизу, хотя я не видела его лица. Я попыталась замереть в воздухе, замедлить падение, зависнуть над полом и рассмотреть его. Но неумолимая сила притяжения заставляла меня продолжать спуск. И тут из темных и пугающих (нездоровых, как сказали бы некоторые) глубин моей души всплыло воспоминание. Я вспомнила, что он прошептал мне в тот день, когда я родилась. Мозг тут же отверг услышанное, потому что имя, которое он произнес, не было моим. Он назвал меня «Датч». В тот самый день, когда я родилась. Откуда он знал?

Вспоминая свой первый день на земле, я забыла, что вот-вот разобьюсь насмерть. Чертов синдром нарушения внимания. Впрочем, падение довольно быстро мне об этом напомнило. Я со всей дури ударилась о пол, так что воздух вышибло из легких. А он по-прежнему смотрел на меня снизу. Значит, я еще не долетела до земли. Я ударилась обо что-то другое, что-то металлическое, перевернулась и рухнула на стальной решетчатый настил.

Мучительная боль вспыхнула в средостении и волнами ядерного взрыва прокатилась по телу, такая жестокая, такая пугающе сильная, что у меня перехватило дыхание и потемнело в глазах; потом я почувствовала, как тело обмякло и я провалилась сквозь решетку. Но прежде чем над моей головой сгустился мрак, я снова увидела его: он наклонился и рассматривал меня.

Я всмотрелась в него из последних сил, стараясь подавить невыносимую боль, от которой из глаз брызнули слезы и затуманили взгляд. Но не успела его разглядеть: мое время истекло, и все окутала чернота. Нечеловеческий рев, полный ярости и боли, отразился эхом от стен пустого склада, сотряс железный остов здания и камертоном зазвенел в моих ушах. Хотя я и не расслышала его голоса.

Не успела я потерять сознание, как тут же очнулась — по крайней мере, мне так показалось. Однако чувствовала себя не так, как прежде. По крайней мере, я дышала и могла связно мыслить. Как ни странно, старая пословица не соврала. Убивает не падение, а внезапная остановка.

Я попыталась открыть глаза, но ничего не получилось. Либо я еще толком не очнулась, либо Гаррет раздобыл тюбик суперклея и рассчитался со мной за сальсу на сиденье. Дожидаясь, пока до моих век дойдет, что вообще-то от них требуется разлепиться, я слышала, как Своупс бормочет в рацию что-то о пульсе, который прощупывается. О таком всегда приятно узнать. Он держал пальцы у меня на шее.

— Я здесь, — напряженно выпалил в рацию дядя Боб. Потом до меня донесся звук шагов по металлическим ступеням и сирены вдалеке.

Гаррет, должно быть, почувствовал, что я очнулась.

— Коллега, мне кажется, мы ее теряем, — сообщил он дяде Бобу, который с трудом шагал к нам по решетке. — Придется делать искусственное дыхание, другого выхода у нас нет.

— Только попробуй, — ответила я, все еще не в силах открыть глаза.

Гаррет усмехнулся.

— Черт тебя дери, Чарли, — прохрипел дядя Боб, и в его голосе слышалась скорее тревога, чем злость. Наверно, резиновый браслет на запястье все-таки подействовал. — Что произошло?

— Я упала.

— Не дури.

— Кто-то меня ударил.

— Опять? Вот уж не думал, что эта неделя по всей стране проходит под девизом «Убей Чарли Дэвидсон».

— Может, передохнем хоть денек? — встрял Гаррет. Должно быть, дядя Боб бросил на него свой знаменитый свирепый взгляд, потому что Своупс вскочил на ноги, выпалил: «Ладно, пойду работать» и ушел — по всей видимости, искать нападавшего.

Сирены приближались, и я услышала шарканье ног внизу.

— Ты ничего не сломала? — Голос дяди Боба смягчился.

— Кажется, веки. Не могу открыть их.

Я услышала негромкий смешок.

— Будь на твоем месте кто другой, я бы сказал, что веки сломать нельзя. Но в случае с тобой…

Я слабо улыбнулась:

— Значит, я особенная?

Дядя Боб фыркнул и ощупал меня, нет ли где перелома.

— Особенная — это слабо сказано, девочка моя.

Чудеса случаются. И я — живое тому доказательство. Не сломать ни единой косточки и уйти на своих ногах (ну ладно, хромая и с посторонней помощью) после такого падения — вот уж действительно Чудо из чудес. С большой буквы.

— Необходимо сделать рентген, — сказал дяде Бобу врач «скорой», когда я валялась на носилках.

Врачи мне понравились.

— Вам просто не терпится меня ощупать, — ответила я, схватила серебристый прибор, на удивление похожий на инопланетный зонд, сломала его и стремительно положила на место, надеясь, что из-за меня жизнь какого-нибудь пришельца не повиснет на волоске лишь оттого, что врач не сможет ввести ему зонд в нужное отверстие.