Паутина Судеб - Самойлова Елена Александровна. Страница 72

– Не напоминать мне об Андарионе. – Он поцеловал меня, пока что легко, но довольно многообещающе. – Ев, я люблю тебя настолько, что отказался от Небесного королевства. Отказался от крыльев, потому что ты человек и никогда не смогла бы разделить со мной жизнь айранита. Я живу с тобой, как человек, потому что без тебя жизнь смысла не имеет. – Очередной поцелуй, от которого все внутри стянуло привычной уже – привычной ли? – легкой судорогой предвкушения. – А теперь ты просыпаешься с криком посреди ночи и начинаешь спрашивать, почему я больше не Ведущий Крыла. Что с тобой?

– Не знаю, правда. Не знаю. – Я скользнула кончиками пальцев по его плечам. Быть может, и падение в Небесный колодец, и коронация, и Дикая Охота… и погребальный костер перед избушкой Лексея Вестникова, и сама алконост – что, если это все был лишь кошмарный сон, который наконец-то закончился? Что я наконец-то продулась? – Данте… это был такой ужасный сон…

– Расскажи, – тихо попросил он, ложась рядом, и, дождавшись, пока я поудобнее устрою голову у него на груди, обнял, прижимая к себе. – Что тебя настолько взволновало?

Я глубоко вздохнула и начала рассказывать. Про падение в Небесный колодец и про то, как я обрела крылья и корону, но потеряла любовь. Про одиночество правления, когда он был Ведущим Крыла, моим личным телохранителем – настолько близким, что достаточно было только протянуть руку, и при этом бесконечно далеким. Про свадьбу Вильи и смерть его самого. Про Дикую Охоту, после которой я пришла в себя постаревшей, с ощущением того, что прошла по самому краешку Бездны, но его, Данте, вернула в мир живых из свиты позабытого бога. Й про погребальный костер Лексея Вестникова, для которого эта встреча с Дикой Охотой оказалась последней – слишком велико оказалось напряжение, слишком много сил потребовало колдовство, защитившее нас обоих в ночь Дикого Гона. Пламя погребального костра, обдающее лицо жаром, и медленно стекающие по лицу слезы. А ночь кажется такой живой, такой ясной, потому что наставник передал мне самое ценное, чем владел, – свои знания, накопленные в течение слишком долгой даже для волхва жизни.

Он слушал не перебивая и, только когда я наконец-то выговорилась, осторожно скользнул ладонью по моим отросшим немногим ниже плеч волосам.

– Это очень страшный кошмар, любимая. Прожить жизнь, а затем узнать, что ее и не было вовсе. И жизнь, в которой не было сказано нужных слов, зато сказано столько лишнего… – Он обнял меня крепче, прижимая к своей груди. – Ничего… Теперь я рядом. Все будет хорошо.

– А что, если сейчас я просто сплю, а когда проснусь, все вернется, станет так, как было? – Я попыталась снова сесть, отстраниться, но он не пустил.

– Интересно, что тебя заставляет сомневаться в реальности происходящего? – Он приподнял мое лицо за подбородок, чуть-чуть щекоча кожу кончиками пальцев. – Это? – Крепкий поцелуй. – Или это? Быть может, мне стоит в очередной раз доказать тебе, насколько я настоящий, равно как и все вокруг?

– Но та, другая жизнь… она тоже казалась до ужаса реальной. – Я ожесточенно потерла лицо ладонями. – У меня ощущение, будто бы я с ума схожу.

– Я тоже с ума схожу. От тебя. – Его пальцы скользнули по моему плечу. – От твоих бездонных глаз, в которые я каждый раз проваливаюсь как в пропасть, как в глубочайший омут, и он, боюсь, уже никогда меня не отпустит. – Он коснулся губами моей шеи. – И мне нравится это безумие.

Я уперлась ладонями в его грудь, отталкивая, и он послушался, отодвигаясь, но по-прежнему нависая надо мной. В его черных с серебряными искорками глазах дважды отражалось пламя свечи, но мне почему-то казалось, что этот темный огонь горит в его зрачках сам по себе. А еще я почувствовала, что если сейчас оттолкну его окончательно, то он все же подчинится моей хрупкой человеческой природе, которая, вероятно, не всегда может выдерживать его порывы. Что-то прежнее из знакомого сна-яви, уже не раз виденный и прочувствованный до глубины души железный самоконтроль Данте сейчас удерживал его практически на краю того, где заканчиваются приличия и начинается нечто, о чем я, кажется, не имела представления.

Если он прав и мне всего лишь привиделся кошмар, где мы с ним разделены пропастью правил, законов и чести, то происходящее – это не просто нормальное явление, а то, что естественно, как дыхание. Быть единым целым с тем, кого любишь. Если же происходящее сейчас – всего лишь сон… то я хочу взять от этого сна все, что можно. И не оглядываться ни на что. Потому что у меня появился шанс жить так, как я всегда хотела, как я мечтала с того момента, когда на мою голову опустился королевский венец и Данте впервые обратился ко мне, как к королеве. Пусть все закончится потом– мне уже все равно. У меня появился шанс изменить все… и не мучаться вопросом «а что, если?».

– Так что, любимая? – Он отодвинул в сторону мои руки, лежавшие у него на груди, и приблизил свои губы к моим губам, так что каждое его слово становилось маленьким поцелуем. – Тебе ведь нравится то, как я тону в тебе… И то, какая свобода проявляется меж нами. – Его губы приближались, пока он не приник ко мне горячим и страстным поцелуем, уже обнимая, скользя руками по плечам и груди.

– Мне до сих пор не верится… – Я неловко провела ладонями по его спине, гладкой, сильной. – И все чудится, что из твоей спины вот-вот вырвутся черные крылья.

– Неужели тебе этого сейчас так хочется? Несмотря на твои просьбы и мои клятвы? – Руки Данте уже скользили по коже моей спины, то чуть касаясь, а то и замирая, разминали и ласкали, а губы его коснулись основания моей шеи. – Сейчас наша ночь, любовь моя.

– Заставь меня поверить, что это все не иллюзия, – тихо попросила я. Голос мне самой показался еле слышным и чуть дрожащим. – Я закрываю глаза – и слышу твою клятву у трона в зале с облачными стенами, слышу твое обращение «королева»… Какой из клятв мне верить сейчас?

– Заставлю. Потому что люблю тебя, Еваника. – Руки его скользнули еще ниже, теперь я могла чувствовать его ладони на своих ягодицах. Горячие. Ждущие. Ласкающие. – Тем более что за день я очень соскучился по нашей ночи. И давал тебе клятву в том, что буду с тобой всегда. В человеческом облике, поскольку мои крылья пугали тебя. Я стал человеком для тебя, пусть это и означало потерять для себя радость полета.

– Очередная жертва… ради меня. – Я чуть сжалась, отворачиваясь и стискивая зубы. Откуда в сердце сидит эта заноза? Как будто кто-то отдал за меня нечто настолько ценное, что не передать словами? Кем был этот человек? Или не человек? – У меня странное ощущение… будто я что-то забыла…

– Иногда стоит забыть… Обо всем.

Зыбкий огонек свечи дрогнул и погас, оставив нас почти в полной темноте. Странно, раньше темнота не казалась мне настолько непроницаемой, я всегда могла разглядеть хотя бы очертания предметов, а в последнее время…

Связный поток мыслей оборвался, когда Данте слился со мной в единое целое. Так, как ждалось. Как мечталось. Как хотелось на холодной, одинокой постели, когда за окном завывал ледяной ветер…

Все – неважно. Все – иллюзия. Он со мной, мы едины так, как только возможно…

Я с тобой. Я тебя люблю…

Поздняя осень здесь, чуть южнее Стольна Града, в этом году оказалась на удивление мягкой, теплой и солнечной. И пусть с утра нельзя было ничего разглядеть дальше вытянутой руки из-за холодного тумана, заполнившего собой лещину, к полудню распогодилось, и сейчас я с наслаждением вдыхала студеный осенний воздух, любуясь солнечными бликами на гладкой, как зеркало, поверхности небольшого лесного озера. Вокруг стояла тишина, такая, какую можно услышать лишь в лесу в последней декаде листопада – природа уже засыпала, лесные духи и мелкая нечисть постепенно уходили под землю, готовясь к покою, до тех пор пока их не разбудит весенняя капель. Багряные и золотисто-медные кленовые листья с зелеными прожилками мягко ложились на землю, яркими звездами падали на поверхность озера, на несколько секунд нарушая неподвижное великолепие студеной воды, синей, как лучшие сапфиры в короне эльфийского владыки из Серебряного Леса. Прохладные солнечные лучи проникали сквозь разноцветный лиственный полог, ложась на землю косыми столбами золотистого света.