Вечная ночь - Грэй Клаудия. Страница 23

— Вы с ним изучаете одни и те же предметы. Думаю, ты знаешь его достаточно хорошо для первого свидания. — Мамины ловкие пальцы плели тоненькую косичку у меня на виске. — Может, все дело в Лукасе? Кстати, что между вами произошло?

«Он попытался настроить меня против вас, а потом начал избивать строителей в городе, мама, — ответила я мысленно. — Поэтому естественно, что я хочу быть именно с ним. Может, теперь вам с папой придет в голову преследовать Лукаса, размахивая зажженными факелами?»

— Да ничего особенного. Просто мы не подходим друг другу, вот и все.

— И все-таки он тебе по-прежнему небезразличен. — Мама говорила так ласково, что я почувствовала желание повернуться и крепко обнять ее. — Если тебе это хоть чуть-чуть поможет, то у вас с Балтазаром, несомненно, есть много общего. И он тот человек, о котором можно думать серьезно. Впрочем, я что-то чересчур тороплюсь. Тебе всего шестнадцать, и ты не должна думать о чем-то серьезном. Просто как следует повеселись на балу.

— Обязательно. Уже одно это платье — просто чудо!

— К нему требуется кое-что еще... — Мама встала передо мной, подбоченившись, и принялась рассматривать результат своего труда. Потом лицо ее прояснилось. — Эврика!

— Мама, что ты делаешь? — К моему ужасу, она подошла к телескопу, держа в руках ножницы, и отрезала шнурки с болтавшимися на них бумажными звездочками-оригами. — Мама! Я их обожаю!

— Мы потом все вернем на место. — Она протянула мне два коротких шнурка с крохотными серебристыми искрящимися звездочками на концах. — Подержи-ка секундочку.

— Ты сошла с ума, — сказала я, сообразив, что она собралась сделать.

— Скажи это еще раз, когда все увидишь. — Мама воткнула мне в волосы последнюю заколку и повернула меня лицом к зеркалу. — Смотри!

Я не сразу поверила, что девушка в зеркале — это я. Темно-синее платье оттеняло мою бледную кожу, и она выглядела нежной и гладкой, как шелковая. Макияж не сильно отличался от повседневного, но искусные мамины руки сумели придать ему мягкость. Темно-рыжие волосы она зачесала со лба назад и заплела в несколько косичек разной толщины, а дальше они просто ниспадали на шею — такие прически женщины делали в Средние века, только вместо цветов, как на старых картинах, в моих волосах были закреплены серебряные звездочки, настолько маленькие, что казались драгоценными камнями на концах шпилек. Я крутила головой, изучая себя, и звездочки вспыхивали и поблескивали.

— О, мама... как ты это сделала?

На глаза мамы навернулись слезы. Иногда она бывает такой сентиментальной — в хорошем смысле слова.

— Просто у меня очень красивая дочь.

Она всегда говорила мне, что я хорошенькая, но впервые в жизни я подумала, что, может быть, это правда. Конечно, я не походила на сногсшибательную красотку с журнальных обложек, вроде Кортни или Патрис, но все-таки была красивой.

Мы вышли в гостиную, и папа был потрясен не меньше меня. Они с мамой обнялись, и мама прошептала:

— Мы отлично справились, правда?

— Просто отлично.

Они начали целоваться, будто меня в комнате не было. Я прокашлялась.

— Эй, ребята, мне всегда казалось, что в день своего бала на первом месте все-таки должен быть подросток.

— Прости, милая. — Папа положил мне руку на плечо. Рука показалась мне холодной, словно сама я излучала тепло. — Ты просто ошеломительна. Надеюсь, Балтазар понимает, какой он счастливчик.

— Пусть только попробует не понять, — сказала я, и родители рассмеялись.

Я видела, что мама с папой с удовольствием спустились бы вниз вместе со мной, но, к моему большому облегчению, все-таки не стали этого делать. Это была бы уже чересчур сильная опека. Кроме того, мне хотелось немножко побыть одной. Я шла вниз по лестнице, подхватив рукой развевающийся подол платья и стараясь убедить саму себя, что все происходит наяву, а не во сне.

Снизу доносились смех, болтовня, негромко играла музыка; танцы уже начались, я опаздывала. Может, Патрис и права насчет того, что нужно заставлять парней ждать.

В ту самую секунду, как я спустилась с последней каменной ступеньки и вошла в ярко освещенный свечами большой зал, Балтазар обернулся, словно каким-то образом почувствовал мое приближение. Мне достаточно было взглянуть на него, увидеть, как он на меня смотрит, чтобы понять: Патрис точно права.

— Бьянка, — сказал он, подходя ко мне, — ты выглядишь восхитительно.

— Ты тоже.

Балтазар надел классический смокинг, в точности такой, какой носил Кэри Грант в сороковых годах. Но как ни шикарно он выглядел, я невольно кинула взгляд за его спину, в большой зал, и вздохнула.

— О-о-о!

Зал был украшен плющом и освещен множеством высоких белых свечей, поставленных перед старыми, сделанными вручную медными пластинами, отражавшими их свет. На небольшом возвышении в углу располагался оркестр, причем не группка рок-н-ролльщиков в джинсах и футболках, а настоящие классические музыканты в смокингах еще более строгих, чем у Балтазара. Они играли вальс. Несколько десятков пар танцевали, безупречно следуя рисунку, и это казалось сценой с картины двухвековой давности. Несколько новых учеников подпирали стену — мальчики в вычурных костюмах (видимо, предполагалось, что это круто) и девочки в коротких платьях с блестками; похоже, они уже поняли, что сильно заблуждались по поводу этого бала.

— Я только что сообразил, что нужно было спросить тебя раньше — ты танцуешь вальс? — Балтазар предложил мне руку.

Я оперлась на нее и ответила:

— Да. Ну, в общем. Родители научили меня всем старым танцам, но я никогда не танцевала их с кем-нибудь другим. Или где-нибудь, кроме дома.

— Все однажды случается в первый раз. — Он повел меня в зал, и вокруг ярче засияли свечи. — Начнем?

Балтазар кружил меня в танце, словно давно отрепетировал это; он точно знал, как и куда двигаться. Все мои сомнения насчет умения вальсировать мгновенно улетучились. Я хорошо помнила движения, а Балтазар чудесно вел, и его широкая ладонь на моей спине четко направляла меня. Я заметила неподалеку одобрительно улыбавшуюся мне Патрис, впрочем тут же исчезнувшую в вихре вальса.

После этого бал казался одним долгим счастливым мгновением. Балтазар танцевал без устали, я тоже. Сквозь меня, как электрический ток, била энергия, и мне казалось, что я могу танцевать много дней подряд, не замедляя темпа. Улыбки Патрис и недоверчивые взгляды Кортни убеждали меня в том, что я выгляжу красавицей, — и я чувствовала себя красавицей.

Я до сих пор представления не имела о том, до чего чудесны такие балы. Не одна я знала все движения — остальные тоже. Каждая пара словно была частью танца, все двигались одновременно, все дамы одновременно вытягивали руки под правильным углом. Наши длинные широкие юбки развевались, создавая над черными туфлями кавалеров разноцветные вихри. Каждое движение попадало точно в такт музыки. И это не сковывало, а, напротив, раскрепощало, освобождало от сомнений и растерянности. Каждое следующее движение вытекало из предыдущего. Может быть, так танцуют в балете. Мы двигались все вместе, создавая нечто прекрасное, даже волшебное. Впервые после приезда в академию «Вечная ночь» я точно знала, что нужно делать. Я знала, как двигаться, как улыбаться. Я чувствовала себя очень уютно с Балтазаром и купалась в его восхищении. Я наконец-то пришлась ко двору.

В жизни не представляла себе, что могу стать частью мира «Вечной ночи», но теперь передо мной расстилалась дорога, широкая, гладкая и гостеприимная...

«Если та банда уже запустила в тебя свои когти — в такую милую девочку, как ты, — я не хочу этого видеть».

Голос Лукаса словно прозвучал в моей голове так отчетливо, будто он прошептал мне эти слова на ухо. Я споткнулась и мгновенно сбилась с ритма. Балтазар поддержал меня, приобняв за плечи.

— Что с тобой?

— Все хорошо, — соврала я. — Просто... тут так жарко.

— Пойдем подышим свежим воздухом.

Балтазар ловко вел меня между танцующими, а до меня медленно доходило, что я едва не натворила. Я начала гордиться тем, что стала частью «Вечной ночи» — места, где сильные издеваются над слабыми, где красавицы смотрят сверху вниз на простушек, где снобизм считается более важным, чем дружелюбие. Только потому, что они на один вечер перестали ко мне цепляться, я была готова забыть, какие они на самом деле дрянные люди.