Привяжи меня! - Дэвитт Джейн. Страница 14

Стерлингу очень хотелось спросить при каких, но Оуэн не дал ему такой возможности.

– Итак, расскажи мне, что ты любишь делать сам и что ты любишь, чтобы делали с тобой.

У него было достаточно парней, чтобы знать, что большинство из них любит, и многие любили пошлые разговоры, поэтому он научился говорить о таких вещах, не краснея и не чувствуя стыда. И все же сейчас все было по-другому, поэтому Стерлинг аккуратно подбирал слова.

– Я люблю минеты. И делать, и получать. Я люблю… эм… Заниматься сексом. Но быть сверху. – Он покраснел при этих словах, но все равно заставил себя смотреть в лицо Оуэну. – Римминг. Я люблю римминг. Делать кому-то другому, но не чтобы делали мне. – Боже, такое ощущение, словно он сейчас уже совсем пунцовый.

– И мы опять возвращаемся к тому, что твоя задница – запретная зона, – сказал Оуэн, что не помогло Стерлингу успокоиться, хотя в голосе мужчины не было сарказма, только любопытство. – Если ты снизу, секс может причинять боль, особенно если тот, с кем ты спишь, не подготовил тебя, но римминг… Что если ты сам будешь с собой это делать? Когда ты дрочишь, то засовываешь в себя игрушки или пальцы, чтобы кончить? – Оуэн вздохнул, когда Стерлинг попытался выдавить из себя членораздельный ответ, а не сдавленный всхлип. – И перестань делать такое лицо, словно сейчас от смущения растечешься лужицей. Я буду задавать тебе много подобных вопросов, так что, будь добр, привыкай.

– Ничего не могу с собой поделать, – пробормотал Стерлинг. Ему очень хотелось уткнуться лбом в колени Оуэна или чтобы Оуэн прикоснулся к его волосам, или… что-нибудь еще. Что угодно. Это без преувеличения был самый тяжелый разговор за всю его жизнь, даже если считать тот, когда Стерлинг признался матери, что он гей. Но Оуэн ждал ответа.

– Я просто… нет. Я не трогаю себя там. Дело не в том… то есть, я не думаю, что это отвратительно или что-то подобное. Я сам люблю трогать парней там…. Мне даже нравится ласкать там языком. И… засовывать его внутрь. – Он сглотнул, пытаясь хоть немного смочить пересохшее горло, и весь поджался, ссутулившись, насколько только позволяла его поза. – Первый парень, с которым я был, пытался… Трахнуть меня. Но не смог.

– И когда он продолжал пытаться это сделать, а я уверен, что он продолжал, было больно, что только усугубило положение дел. – Оуэн пожал плечами. – Я не психотерапевт, Стерлинг, и у меня нет ответов на все вопросы, но у тебя они есть. Если ты подумаешь об этом, то поймешь, в чем твоя проблема. Может быть, в детстве тебе кто-то что-то сказал, внушив мысль, что прикасаться к себе – нехорошо, и ты ее принял. Может быть, каждый раз, делая это с кем-то другим, ты выражаешь протест против этого, но не можешь зайти настолько далеко, чтобы позволить делать это с собой, и думаешь, что тебе это не принесет большого удовольствия. Я честно не знаю, но проблема далеко не в том, что ты просто не хочешь прогнуться под меня, ее бы мы смогли разрешить. Я должен иметь возможность прикасаться к тебе везде, где захочу, и чтобы ты при этом не дергался и не вздрагивал, и мне нужно, чтобы ты верил, что я не сделаю ничего, на что ты не согласился. – Оуэн поднял руку, медленно ее повернув. – Видишь ее? Если я возьму тебя к себе, она будет касаться тебя, шлепать тебя, ставить тебя в позы. Она будет расчесывать твои волосы, мыть тебя, держать плеть, опускающуюся на твое тело и заставляющую кричать для меня. Ты будешь целовать ее после порки, она будет ласкать тебя, пока ты засыпаешь рядом со мной, и все еще будет касаться тебя, когда ты просыпаешься утром. Ты захочешь мои пальцы внутри себя, Стерлинг, намного раньше, чем я буду готов тебе это дать. А теперь, оставим эту тему и двинемся дальше. Я хочу пить, и мне бы хотелось, чтобы ты принес мне стакан воды, пожалуйста. Графин в холодильнике, у раковины уже стоит стакан, потому что я бываю неряхой, кухня в конце коридора.

Это не было таким уж большим облегчением – уйти на кухню и скрыться от напряженного, изучающего взгляда Оуэна, – как того ожидал Стерлинг. Мысли в голове скакали, пока Стерлинг наливал воду из найденного графина в стакан, стоявший там, где и сказал Оуэн, и убирал графин обратно в холодильник. Как бы ему хотелось, чтобы у него было несколько минут на размышления, чтобы понять хоть что-то, сказанное Оуэном. Вместо этого он вернулся к мужчине и протянул ему стакан воды. Поколебавшись, он снова опустился на колени, приняв ту же позу, что и раньше. Вот этобыло облегчением.

– Можно я… скажу кое-что? – неуверенно спросил он.

– Да.

Грудь сдавило.

– Я… я не знаю, сможете ли вы – или кто-то, но если это будет кто-то, то им будете вы, – прикоснуться ко мне так, чтобы я не дернулся. Я думаю, понадобится много времени, чтобы я… мог привыкнуть к этому. Так что если сделка или ее разрыв зависит от этого, то я не знаю, что делать. Не могу обещать, что никогда не дернусь. Я… я готов попробовать сделать все, о чем бы вы ни попросили, но это обещать не могу. – Он искал на лице Оуэна хотя бы намек на то, о чем тот сейчас думает.

– Не делай из этого такую большую проблему, – спокойно ответил Оуэн. – Мужчина, способный добиться того, чтобы я его обучал, уж точно способен заставить несколько напряженных мускулов расслабиться. – Он поставил нетронутый стакан на маленький круглый столик рядом с креслом. На нем лежала только книга, название которой Стерлинг не мог разглядеть, и стоял подстаканник, на который Оуэн не обратил внимания. – Ты, наверное, не так часто ее видишь, но, между прочим, у тебя прекрасная попка. Какая жалость. Если бы она была прыщавой и дряблой, идея о том, чтобы окрасить ее в тот же цвет, какого было твое лицо несколько минут назад, не показалась бы мне столь привлекательной.

– Вам бы понравилось больше, если бы она была некрасивой? – Стерлингу удалось подхватить интонацию Оуэна, и он почувствовал себя более расслабленным. – Почему мне так сложно в это поверить?

– Потому что ты не дурак? – Оуэн рассмеялся и покачал головой. – Нет, она мне нравится такой, какая есть, и я рад видеть, что все твое тело в отличной форме. Знаешь, быть сабом – не значит просто кормить меня виноградом, пока я с суровым видом возлежу на подушках. Физическая форма тут тоже может иметь большое значение. И если ты будешь в постоянных отношениях с добросовестным Домом, то обнаружишь, что он возьмет контроль над твоим питанием и упражнениями в свои руки, в случае если ты не будешь заботиться о себе сам.

Оуэн бросил взгляд на стакан на столике и снова посмотрел на Стерлинга.

– Даже при благоразумном поведении ты можешь провести целый день в наручниках, когда каждый кусок пищи придется есть с руки и каждый глоток воды тебе будут подносить к губам. Поначалу всем кажется, что это забавно, но к концу сессии все может стать невероятно напряженным.

– Я… – Стерлинг закусил губу, а затем продолжил: – Ничего, если я признаюсь, что мне нравится, как это звучит?

Оуэн кивнул.

– Очень нравится. И я готов. То есть, я в хорошей форме. Я бегаю почти каждый день – в то утро я вышел на пробежку не только для того, чтобы встретиться с вами. Ну, вообще-то все-таки больше для этого. Я серьезно занимался бейсболом. Не просто ради развлечения.

Он надеялся получить стипендию на обучение в университете на несколько лет, пока сильно не повредил плечо, что вдребезги разбило его мечту.

– Занимался? – спросил Оуэн. – Что заставило тебя бросить?

Об этом нелегко было говорить, потому что такие разговоры всегда приносили воспоминания о тех месяцах, когда он впал в глубокую депрессию из-за того, что планы на будущее полетели в тартарары. Он много лет уже ни с кем об этом не говорил.

– Я повредил капсулу плечевого сустава, – сказал он, надеясь, что Оуэн знает, что это такое, и ему не придется углубляться в детали. – Во время подачи. И не смог решиться на операцию, так что моей великой бейсбольной карьере пришел конец. – В его словах было больше горечи, чем ему бы хотелось.

Оуэн не кинулся сочувствовать ему и говорить всякие банальные фразы, но Стерлинг и не ожидал этого от него. Вместо этого мужчина положил ладони на правое плечо Стерлинга и начал внимательно изучать впадину у кости и мускул осторожными пальцами.