Vita Nostra - Дяченко Марина и Сергей. Страница 73

— Спасибо, что ты так говоришь, — Коженников быстро на нее взглянул.

— Я сама виновата в том, что случилась, — сказала Сашка. — Виновато слово. Одно-единственное.

— Так бывает. Уж кто-кто, а мы с тобой знаем цену словам.

Сашка поскользнулась. Коженников подхватил ее под руку:

— Не падай. Здесь недалеко. Только улицу перейти.

Сашке показалось, что дома на улице Сакко и Ванцетти сдвинулись, склонились к ней, почти соприкасаясь черепицей, оставив только узенькую дорожку под ногами и полоску неба над головой.

— А можно, я отработаю за Дениса?

— Что?

— Если Денис не может… я отработаю за него. А вы… не трогайте его, пожалуйста.

Они миновали здание института. Почти все окна давно погасли — поздно. Светился фонарь перед входом в темный переулок, две бутылки из-под пива вмерзли в глубокую лужу.

— Саш, ты думаешь, я садист?

— Я о вас вообще не думаю.

— Думаешь, я знаю. Не переживай за Дениса. Он честно выкладывается — до черты. Но рано или поздно ему придется понять: если не прыгнешь сейчас «выше головы» — все пропало. Чем раньше он это поймет, тем лучше.

— Я…

— А ты не можешь ему помочь. Ты помогла Косте, потому что любила его. И сейчас любишь.

— Ничего подобного!

— Да. Только вы, два глупых щенка, навсегда упустили свое счастье. И напрасно ты говоришь, будто в чем-то виновата. Его вина — первая и главная.

— Я его не люблю. Я… с ним дружу.

— Ты за него боишься. Любят не того, кто возбуждает, а того, за кого страшно… А этого парня, Егора, ты никогда не сможешь простить.

Сашка остановилась. Пройдя несколько шагов, Коженников оглянулся:

— Почти пришли. Нам туда, где львы… Ты чего?

Сашка молчала. Коженников вернулся.

— Ну, что случилось?

— Он поймет. Когда будет на втором курсе — он все поймет, — сказала Сашка прерывающимся голосом.

— Конечно, поймет. Ну, пошли?

Они молча миновали трехэтажный особняк, сложенный из розоватого кирпича, и поднялись на крыльцо между двумя каменными львами — морды их стерлись от частых прикосновений, но правый казался грустным, а левый насмешливым, даже веселым. Львы неподвижно глядели на Орион.

Коженников позвонил. Открыла женщина лет шестидесяти, поджарая, быстрая. Взяла у Сашки один пакет.

— Мария Федоровна. А это Александра Самохина, Саша. Вот ключи. Возьми.

Два огромных ключа — с тяжелыми головками, со сложными бороздками, — легли Сашке в руку. Как я буду их носить, удивленно подумала она. Разве что на шее, как украшение?

— Светлым ключом открывается входная дверь. Темный — от твоей комнаты. Идем.

Изнутри пахнуло сырой штукатуркой и почти выветрившимися духами. Автоматически включилась маленькая желтая лампочка. Хозяйка куда-то пропала; Сашка со своими кульками поднималась по винтовой лестнице вслед за Коженниковым, тащившим чемодан. Лестница была такая узкая, что чемодан то и дело застревал.

Сашка вертела головой в полумраке. Толстые перила изгибались, как дека старинного музыкального инструмента. Звук шагов отдавался эхом. Они миновали круглое окошечко второго этажа, и здесь Сашка остановилась, будто у нее ноги приросли к ступенькам.

Коженников обернулся на площадке третьего этажа:

— Саша?

— У меня проблема.

— Кулек порвался?

— Нет. Я…

— Поднимайся, вот уже дверь!

Сашка, спотыкаясь, поднялась на третий этаж. В коридоре было темно, Сашка споткнулась о свой чемодан.

— Где-то здесь выключатель, — пробормотал Коженников. — А, вот.

Загорелась лампочка. Сашка хлопнула глазами. Перед ней была узкая дверь, обшитая потемневшим деревом.

— Отпирай.

Ключ нашел свое место легко и без капризов. Тихий щелчок. Дверь открылась. Сашка сама, первая, шагнула вперед и нащупала выключатель.

Она стояла на пороге крохотной, почти игрушечной квартиры. Потолок, у двери очень высокий, кренился, делаясь все ниже, и у окна достигал Сашкиного роста. За окном был крохотный балкончик, увитый голыми виноградными лозами, а еще дальше лежала улица Сакко и Ванцетти, таинственно подсвеченная фонарями.

Направо вела простая белая дверь, за ней виднелась ванная, отделанная чистой розовой плиткой.

— Смотри. Здесь посуда, электрочайник… Смелее, все можно трогать, осваивайся.

Антикварный письменный стол, вернее, бюро — множество полок и ящиков. Ореховая столешница, когда-то закапанная чернилами, а потом очищенная почти полностью. Книжный шкаф. Гладильная доска с маленьким утюгом. Гардероб со множеством вешалок. Часы с боем; вот они скрипнули механизмом и негромко, деликатно пробили восемь.

Сашка, не раздеваясь, опустилась на край новенькой, в меру жесткой кровати с ортопедическим матрацем. Коженников втащил в комнату чемодан.

— Так что у тебя за проблема?

— Мне показалось.

— Не хочешь — не говори.

— Мне показалось, — повторила Сашка, — что я прочитала кусок из… — она запнулась. Портн… Олег Борисович говорил, что в текстовом модуле можно «считать» фрагмент вероятного будущего…

— Дежа вю, — Коженников улыбнулся. — И что ты прочитала?

— Про львов. У входа. Совершенно точно.

— Ну и что?

— Да ничего особенного, — Сашка облизнула губы. — Наверное… — И заговорила неожиданно для себя, быстро, взахлеб. — Вы можете управлять временем. Вы замыкаете его в кольца. Для вас ничего не может быть странного в том, что человек читает… и это с ним случается через час.

— Весь мир — текст, — Коженников пощелкал выключателем в ванной, — в нем женщины, мужчины — все слова…

— Это Шекспир, — сказала Сашка. — Весь мир — театр.

— Каждый судит со своей колокольни. Шекспир сформулировал так. Ты, возможно, скажешь по-другому.

— Я в самом деле могу читать свое будущее?

— Запросто. Когда ты покупаешь билет на поезд — ты не только читаешь свое будущее, ты его формируешь. На билете указано время отправления… Вагон… Место… Это значит, что в наиболее вероятном будущем ты явишься на вокзал, подойдешь к вагону, номер которого пропечатан в билете…

— Вам нравится надо мной смеяться?

Сашка сама удивилась, как беспомощно прозвучал ее голос. Коженников перестал улыбаться:

— Прости. Я не хотел тебя обидеть. Это слишком серьезная тема, чтобы говорить о ней без смеха.

Он положил ладонь на ручку двери, массивную, бронзовую.

— Спокойной ночи, Саша. Я пойду.

Дверь открылась в темноту коридора.

— Фарит…

— Да?

— Спасибо вам, — пробормотала Сашка через силу. — Вы помогли мне… когда я… ошиблась с братом.

— Не за что, — отозвался он суховато. — Что-нибудь еще?

Сашка съежилась от неловкости.

— Эта квартира… мне очень нравится.

— За это не надо благодарить — она принадлежит тебе по праву. До свидания.

И он ушел.

Утром, перед началом занятий, Сашка подошла к Денису Мясковскому. Молча взяв его за рукав, отвела в сторону, к окну.

— Чего тебе? — хмуро спросил Денис.

— У меня такое было, — сказала Сашка. — Я увязла… но потом справилась. Сама.

— Ну ты же не знаешь, что у меня! — Денис нервничал. — Зачем ты говоришь! Ты не знаешь!

— Знаю, — Сашка смотрела ему в глаза. — Знаю, Деня. У Кости тоже такое было. У всех. Делай, как я скажу: не вставай из-за стола, пока не выучишь.

— Тебе легко давать советы!

— Мне не легко, Денис, — Сашка улыбнулась. — Я знаю, что говорю.

Прозвенел звонок на пару к Портнову.

— «Что значит имя? Роза пахнет розой, Хоть розой назови ее, хоть нет», иными словами, суть предмета не меняется от названия. Это житейское заблуждение вроде того, что Земля плоская. Называя предмет, давая ему имя, мы изменяем его. И одновременно мешаем изменяться. Имя — как рогатина, фиксирующая змею на дороге, — Портнов сделал движение, будто прижимая рогатиной воображаемую гадюку. — Между прочим, обратите внимание: противоречивость какого-либо утверждения почти наверняка означает, что оно верно… Войдите.