Настоящая любовь и другие напасти - Гибсон Рэйчел. Страница 8

Тай поднес к губам пиво и сделал большой глоток. Фейт одевалась не как стриптизерша. Даже не как ее более смягченный вариант — любовница. Никаких ярких цветов или обтягивающих футболок с вырезами на стратегически важных местах. Никаких тесных джинсов или коротких юбок с ботфортами. Сегодня днем Фейт была закрыта от подбородка до колен, как светская львица строгих правил. Конечно, свитер лишь привлекал внимание к ее большой груди, и каждый мужчина в комнате гадал, как же Фейт выглядит без одежды.

Тай опустил бутылку и взглянул на свою спортивную сумку. Он полагал, что некоторые из парней уже знали. Поставив пиво на кофейный столик, он пересек комнату. Убиваться, лишь бы взглянуть на эти фото, он бы не стал, но фотографии были прямо здесь, а Тай был мужчиной. Засунув руку в сумку, он вытащил выпуск пятилетней давности с какой-то женщиной, которую не узнал, на обложке, раскрашенной как «дядюшка Сэм». Повернув обратно к дивану, Тай открыл фото в середине журнала. И застыл на полпути, увидев изображение Фейт Даффи в прозрачном желтом платье посреди усеянного цветами поля. Свет падал сзади, и она была обнаженной под воздушной тканью. На следующей фотографии Фейт стояла спиной к камере. Она смотрела через плечо своими зелеными глазами, а платье обтягивало ее длинные ноги и красивую попку.

Тай перевернул страницу. На этот раз Фейт стояла на четвереньках на покрывале, расстеленном на ярко-зеленом лужке. На ней были розовые шпильки, белые чулки и маленькие белые же трусики с завязками на бедрах. Ее спина была выгнута, а тонкий белый бюстгальтер обтягивал грудь. Тяжелую. Округлую. Совершенную. Наверное, в тот день было холодно. Соски натянули тонкое кружево. Непокорные волосы завивались у плеч, а розовые губы изгибались в легкой улыбке. Тай перешел к следующему изображению, где Фейт стояла на коленях на покрывале рядом с корзинкой для пикника, зацепив большим пальцем трусики и спустив их с одного бедра. Саваж наклонил голову набок и поднял бровь.

Кожа миссис Даффи выглядела шелковистой, как персик.

Тай перелистнул страницу. «Твою-то мать», — прошептал он, увидев центральный разворот. Фейт лежала на покрывале, полностью обнаженная, за исключением чулок и длинной нити жемчуга, которая обвивала левую грудь. Одна нога была согнута в колене, а спина выгнута, кожа сияла. Фейт смотрела в камеру, полуприкрыв глаза, а ее губы были приоткрыты, будто она желала заняться любовью.

Какой стыд, подумал Тай, разглядывая ее нежные округлые груди. Какой стыд растрачивать такое тело на старика. Поскольку — что бы там ни говорили — виагра не могла повернуть время вспять на пятьдесят лет и дать мужчине, которому чуть за восемьдесят, то, что нужно, чтобы удовлетворить женщину, которой чуть за тридцать.

Саваж перешел к анкете Фейт и прочитал, что она родилась в Рено, штат Невада, и ее рост составляет 168 сантиметров. Вес 57 кг, параметры: третий размер груди, талия 62,5 см, бедра 82. Тай подумал о том, как она выглядела в этом черном платье в день похорон Вирджила, и решил, что Фейт не сильно изменилась с тех пор. Ее целью было: стать послом доброй воли и помогать сиротам в странах третьего мира.

Смешок сорвался с губ Тая. Ее цель нужно читать так: хочу стать охотницей за состоянием и оторвать куш размером с бюджет какой-нибудь страны третьего мира. Саваж полагал, что «Плейбой» не стал бы печатать что-то в таком роде, но, по крайней мере, так было бы точнее, — и Тай оценил бы честность Фейт.

Любимое блюдо: крем-брюле. Нелюбимое: хот-дог. Любимый фильм: «Милый дом Алабама». Она ненавидела социальное неравенство и грубых людей.

Вернувшись к центральному развороту, Тай тихо усмехнулся. Он знал, что фото отретушировали, и она на самом деле не относилась к «его» типу женщин, но, черт возьми, что-то в ней было. Ее затвердевшие соски казались идеальными ягодками, венчавшими груди, а на всем теле не оказалось ни единой родинки или шрамика. Женщина, которая так выглядит, должна иметь хотя бы один засос хоть где-нибудь на своем идальном теле.

Тай представил себе Фейт, пристроившуюся рядом с телом пожилого супруга. Ему нравился Вирджил, но от этой картинки Саважа слегка затошнило. Может, это только его мнение, но он склонялся к мысли, что не одинок в своей уверенности: у мужчины, которому чуть за восемьдесят, пороху не хватит, чтобы осчастливить в постели женщину, которой чуть за тридцать. Вирджил мог похвастать десятилетиями практики и состоянием большим, чем у самого царя Мидаса, но нужно было кое-что большее. Нужна была хорошая эрекция.

Тай закрыл журнал и подумал о звонке, что нечаянно подслушал в день похорон Вирджила. Возможно, у того было достаточно денег, чтобы сделать Фейт счастливой, но Тай побился бы об заклад, что причиной ее удовлетворенной улыбки был кто-то другой.

Сквозь стеклянную стену двухъярусной квартиры на двадцать шестом этаже Фейт смотрела на огни Сиэтла и затянутые густым туманом воды Эллиот-бэй. В этой влажной ночи она могла бы почти точно указать местоположение особняка Вирджила. Не то чтобы дом можно было увидеть, но Фейт прожила там пять лет и хорошо его знала.

Она подумала о том, как Вирджил впервые привел ее туда после их скоропалительной свадьбы в Вегасе спустя месяц после знакомства. Фейт окинула взглядом огромный особняк на острове и, перед тем как получить сердечный приступ, спросила себя, а не потеряется ли она в огромном, беспорядочно спроектированном доме?

Она подумала о том, как в первый раз увидела Вирджила на вечеринке «Плейбоя», где помогала принимать гостей в отеле «Палмс». В ту ночь новый знакомый сделал ей предложение — на которое Фейт ответила отказом. Вирджил вновь сделал предложение после церемонии «Девушка года» в особняке «Плейбой».

Пообещал показать все чудеса мира — а взамен Фейт нужно лишь сделать вид, что она любит своего мужа за что-то большее, чем его деньги. Вирджил предложил ей по миллиону долларов за каждый год в браке, и Фейт согласилась.

Поначалу она решила, что поживет с ним пару лет и дело с концом. Но вскоре они стали друзьями. Вирджил относился к жене с добротой и уважением, и впервые в жизни Фейт узнала, каково это — чувствовать себя в безопасности и не волноваться ни о чем. К концу первого года их брака она полюбила Вирджила. Не как отца, но как человека, который заслуживал ее любовь и уважение.

Вирджил держал слово, и первые несколько лет они путешествовали по всему миру. Объездили все континенты, останавливались в дорогих отелях. Совершили тур по Средиземноморью на яхте, делали ставки в казино Монте-Карло и нежились на белом песке Белиза. Но вскоре, на третьем году их брака, Вирджил перенес обширный инфаркт, и они больше не покидали страну. Супруги остановились в Сиэтле, общались с друзьями мистера Даффи, но в основном проводили время в огромном доме на острове. На самом деле, Фейт не возражала. Она заботилась о муже, и ей нравилось это делать.

Но они никогда не занимались любовью.

Никакие деньги, операции и чудодейственные пилюли не могли защитить Вирджила от старости и развития диабета, лишивших его единственного, что позволяло ему чувствовать себя полным жизни мужчиной. Уже задолго до встречи с Фейт он испытывал проблемы с эрекцией. Ничего не помогало. И тогда лишь невероятная гордыня и гигантское эго вынудили его смириться со следующим по рангу трофеем. Видимостью секса с женщиной намного младше себя. Гарантированный центральный разворот любой газеты.

Если совсем честно, нужно признать, что Фейт такое положение дел устраивало. Не только потому, что муж был старше на пятьдесят один год, хотя и это тоже — особенно поначалу. Но по большей части из-за ее нелюбви к неопределенности в плане секса. Никогда нельзя понять лишь глянув, хорош мужчина в постели или нет. Нет никакого способа узнать это, пока не станет совсем поздно, и трусиков на тебе уже нет.

До Вирджила в жизни Фейт было много парней и много секса. Иногда — действительно потрясающего. Иногда — просто ужасного. Секс для нее был словно коробка шоколадных конфет — ну да, она позаимствовала сравнение из «Форрест Гампа» — никогда не знаешь, что попадется. Фейт не нравилось все неопределенное. Нет ничего хуже, чем страстно желать что-то изумительное и заманчивое, а получить какое-нибудь отвратительное апельсиновое желе.