11/22/63 - Кинг Стивен. Страница 128

– Если я увижу его...

Теперь на лице Марины отразилась тревога.

– Нет-нет, ничего не сказать. Он не любит меня говорить с незнакомцами. Он придет домой ужинать, почти наверняка. – Она спустилась с крыльца и заговорила на русском с малышкой, которая засмеялась и протянула пухлые ручонки к матери. – До свидания, мистер сэр. Премного благодарна. Вы говорить ничего?

– Хорошо, – кивнул я. – Буду нем как рыба. – Она, кажется, не поняла, но кивнула и облегченно улыбнулась, когда я приложил палец к губам.

Я закрыл дверь, чувствуя, что весь вспотел. Где-то взмахнула крылышками не одна бабочка, а целое их облако.

Может, все это ерунда.

Я наблюдал, как Марина катит коляску с Джун по тротуару в сторону автобусной остановки, где, вероятно, она намеревалась подождать своего муша... который что-то задумал. Она знала, что задумал. Это читалось на ее лице.

Как только Марина скрылась из виду, я опять потянулся к дверной ручке, и тут зазвонил телефон. Я уже решил, что не буду брать трубку, но лишь несколько человек знали мой номер, и среди них женщина, которой я очень дорожил.

– Алло?

– Привет, мистер Амберсон. – Мужской голос с мягким южным выговором. Не уверен, что сразу понял, кто это. Не моху вспомнить. Но думаю, что понял. – Кое-кто хочет вам кое-что сказать.

В конце 1962 – начале 1963 года я жил двумя жизнями: одной – в Далласе, другой – в Джоди. Они слились десятого апреля, в три тридцать девять пополудни. Когда в трубке начала кричать Сейди.

Сейди жила в одноэтажном сборном доме на аллее Ульев, в одном из четырех или пяти кварталов однотипных домов, построенных в западной части Джоди. Сделанная с воздуха фотография этого микрорайона, размещенная в учебнике по истории 2011 года, могла бы называться «первое жилье [146] середины двадцатого столетия». Сейди приехала около трех пополудни, после собрания своих помощников-школьников. Я сомневаюсь, что она заметила красно-белый «Плимут-фьюри», припаркованный у тротуара чуть дальше, в этом же квартале.

На другой стороне улицы, в четырех или пяти домах, миссис Холлоуэй мыла свой автомобиль («Рено-дофин», на который подозрительно поглядывали соседи), и Сейди помахала ей рукой, когда вылезла из своего «жука». Миссис Холлоуэй ответила тем же. Единственные владельцы иностранных (и в чем-то инопланетных) автомобилей в квартале, они поддерживали друг друга.

Сейди пошла по дорожке к входной двери, на мгновение остановилась, нахмурилась, увидев, что дверь приоткрыта. Она так ее и оставила? Вошла в дом, закрыла дверь за собой. Замок не защелкнулся, потому что был выломан, но Сейди этого не заметила: она не могла оторвать глаз от стены над диваном, где ее же помадой трехфутовыми буквами было написано: «ГРЯЗНАЯ ДРЯНЬ».

Ей бы убежать, но отвращение и ярость переполняли Сейди, не оставив места страху. Она знала, кто это сделал, однако нисколько не сомневалась, что Джонни уже сбежал. Мужчина, за которого она вышла, сторонился физической конфронтации. Да, мог обругать, один раз отвесил оплеуху, но ничего больше.

А кроме того, на полу валялось ее нижнее белье.

И след этот вел из гостиной в спальню. Причем все – комбинации, нижние юбки, бюстгальтеры, трусики, корсет, который она крайне редко, но надевала, пусть он ей и не требовался, – искромсали ножом. Сейди увидела, что дверь в ванную в конце коридора распахнута, вешалка для полотенец с корнем вырвана из стены, а на кафеле красуется одна надпись, вновь ее помадой: «МЕРЗКАЯ ШЛЮХА».

Она повернулась к открытой двери в спальню. Вошла, не подозревая, что Джонни Клейтон стоит за дверью с ножом в одной руке и револьвером «Смит-и-вессон» тридцать восьмого калибра модели «Виктори» в другой. Из такого же револьвера Ли Освальд убьет далласского полицейского Дж. Д. Типпита.

Маленькая косметичка Сейди лежала на кровати, содержимое – пудра, тени, румяна и прочее – валялось на покрывале. Складывающиеся двери стенного шкафа были распахнуты. Что-то из одежды сиротливо висело на плечиках, большая часть валялась на полу. Искромсанное ножом.

– Джонни, ты ублюдок! – Ей хотелось выкрикнуть эти слова, но потрясение было слишком велико. Она смогла лишь прошептать их.

Двинулась к шкафу, но не дошла. Рука обхватила ее за шею, стальное колечко вдавилось в висок.

– Не шевелись, не сопротивляйся. Если попытаешься, убью.

Она попыталась, и он ударил ее по голове коротким стволом револьвера. Рука сильнее сжала горло. Она увидела нож и перестала бороться. Напал на нее Джонни – но не тот Джонни, которого она знала. Он изменился.

Мне следовало прислушаться к нему, подумала Сейди, имея в виду меня. Почему я не прислушалась?

Он повел ее в гостиную, пережимая шею рукой, там развернул лицом к себе и отшвырнул на диван, на который она и плюхнулась, раскинув ноги.

– Одерни платье. Я вижу твои подвязки, шлюха.

Он надел комбинезон с нагрудником (от одного его вида у нее возникло ощущение, что ей все это снится) и покрасил волосы в странный оранжево-блондинистый цвет. Сейди едва не рассмеялась.

Он сел перед ней на маленькую скамейку, нацелив револьвер ей в живот.

– Сейчас мы позвоним твоему трахачу.

– Я не знаю...

– Амберсону, с которым ты играешь в «спрячем салями» в том публичном доме в Кайлине. Я все об этом знаю. Давно слежу за тобой.

– Джонни, если ты сейчас же уйдешь, я не буду звонить в полицию. Обещаю. Хватит того, что ты испортил всю мою одежду.

– Шлюхину одежду, – отмахнулся он.

– Я не... я не знаю его номера.

Ее адресная книжка, которую она обычно держала в маленьком кабинете рядом с пишущей машинкой, теперь лежала открытой у телефонного аппарата.

– Я знаю. Он на первой странице. Сначала я заглянул на букву «т», от трахача, но там не нашел. Сейчас я попрошу нас соединить, чтобы у тебя не возникло каких-то идей насчет телефонистки. Потом ты с ним поговоришь.

– Я не буду с ним говорить, Джонни, не буду, если ты собираешься причинить ему вред.

Он наклонился вперед. Его странные оранжево-блондинистые волосы упали ему на глаза, и он откинул их рукой с револьвером. Затем рукой с ножом снял трубку с рычага. Револьвер по-прежнему смотрел Сейди в живот.

– Вот что я тебе скажу, Сейди, – теперь голос звучал так, будто к Джонни вернулся разум. – Я собираюсь убить одного из вас. Второй может жить. Тебе решать, кто умрет.

Он говорил абсолютно серьезно. Она видела это по его лицу.

– А если... если его нет дома?

Ее тупость вызвала у него смех.

– Тогда умрешь ты, Сейди.

Наверное, она подумала: Я могу выиграть время. Как минимум три часа на дорогу от Далласа до Джоди, даже больше, если движение плотное. Достаточно для того, чтобы Джонни пришел в себя. Возможно. Или чтобы отвлекся, и я смогла бы бросить в него чем-то тяжелым и выбежать из дома.

Он набрал «0», не глядя в адресную книгу (числа он всегда запоминал без труда), и попросил соединить его с номером: «Уэстбрук 7-5430». Послушал. Потом поблагодарил телефонистку: «Спасибо вам».

Последовала пауза. Где-то, более чем в сотне миль к северу, звонил телефон. Она, должно быть, гадала, после какого гудка Джонни положит трубку и выстрелит ей в живот.

Выражение его лица изменилось. Он оживился, улыбнулся. Его зубы остались такими же белыми, как и прежде, и почему нет? Он их чистил не меньше шести раз в день.

– Привет, мистер Амберсон. Кое-кто хочет вам кое-что сказать.

Он поднялся со скамеечки и протянул Сейди трубку. А когда она поднесла ее к уху, ударил ножом, быстрый, как змея, вспоров ей щеку.

– Что ты ей сделал? – крикнул я. – Что ты ей сделал, сволочь?

– Успокойтесь, мистер Амберсон. – По голосу чувствовалось, что ситуация его забавляет. Сейди больше не кричала, но я слышал, как она рыдает. – С ней все в порядке. Сейчас кровь течет довольно-таки сильно, но скоро остановится. – Он помолчал, потом заговорил рассудительным тоном: – Разумеется, она больше не будет такой красивой. Теперь она выглядит, как ей и положено, – дешевой шлюхой за четыре доллара. Моя мама говорила, что она шлюха, и не ошиблась.