11/22/63 - Кинг Стивен. Страница 54

Казалось бы, столь сенсационному преступлению самое место на первой полосе местной газеты, но в Дерри – Необычном маленьком городе – делали все, чтобы не выставлять напоказ свои злодеяния. Большую часть первой полосы отдали статье о встрече представителей России, Великобритании и Соединенных Штатов в Женеве. Обсуждалась возможность запрета испытаний атомного оружия. Ниже шел материал о четырнадцатилетием шахматном вундеркинде Бобби Фишере. И лишь в самом низу первой страницы, в левом углу (эксперты по массмедиа говорят, что туда люди бросают взгляд напоследок, если вообще бросают), нашлось место началу статьи, озаглавленной «УБИЙСТВЕННАЯ ЯРОСТЬ ПРИВОДИТ К ДВУМ СМЕРТЯМ». Согласно статье, Фрэнк Даннинг, «уважаемый представитель бизнес-сообщества и участник многих благотворительных мероприятий», в пятницу вечером, чуть позже восьми, прибыл в дом жены, с которой жил врозь, «в состоянии опьянения». После ссоры с женой (ничего такого я не слышал... хотя и присутствовал при этом) Даннинг ударил ее молотком, сломал ей руку и убил своего двенадцатилетнего сына Артура Даннинга, когда тот попытался защитить мать.

Продолжение разместили на странице двенадцать. Открыв ее, я увидел фотографию моего доброго то ли друга, то ли врага Билла Теркотта. Согласно статье, «мистер Теркотт проходил мимо, когда услышал крики и вопли, доносящиеся из дома Даннингов». Он подбежал к дому, через открытую дверь увидел, что происходит, и предложил мистеру Фрэнку Даннингу «прекратить махать молотком». Даннинг отказался. Мистер Теркотт заметил на ремне Даннинга охотничий нож в чехле и вытащил его. Даннинг бросился на мистера Теркотта, они схватились, и в завязавшейся драке мистер Теркотт проткнул Даннинга ножом, а несколькими минутами позже у героического мистера Теркотта случился инфаркт.

Я посидел, глядя на старую фотографию – Теркотт улыбался, гордо поставив ногу на бампер седана конца сороковых годов, из уголка рта свисала сигарета – и барабаня пальцами по бедру. Смертельный удар Даннингу нанесли не в грудь, а в спину, и не охотничьим ножом, а штыком. И никакого охотничьего ножа на ремне Даннинга не висело. Он пришел в дом с одним оружием – кувалдой, превратившейся в молоток. Полиция упустила столь бросающиеся в глаза подробности? Такое возможно, при условии, что тамошние копы слепы, как Рэй Чарлз. И однако, для Дерри, каким я его узнал, статья выглядела очень логично.

Думаю, я улыбался. Эта лживая статья не могла не восхищать. Все свободные концы надежно связаны. Обезумевший от выпитого муж, перепуганная, объятая ужасом семья, героический прохожий (никаких упоминаний о том, откуда, куда и зачем он шел). Что еще нужно читателю? И ни слова о Таинственном незнакомце, присутствовавшем на месте преступления. Да, Дерри во всей красе.

Я порылся в холодильнике, нашел остатки шоколадного пудинга, съел, стоя у столешницы и глядя во двор. Поднял Элмора и гладил, пока он не начал рваться на свободу. Вернулся к компьютеру, нажал клавишу, убирая заставку, вновь посмотрел на фотографию Теркотта. Героя, спасшего семью и получившего за свои труды инфаркт.

Наконец подошел к телефону и набрал номер справочной.

В телефонной справочной Дерри не нашли ни Дорис, ни Троя, ни Гарольда Даннингов. От отчаяния я попытался найти Эллен, не рассчитывая на успех: если она и осталась в городе, то наверняка взяла фамилию мужа. Но иногда безнадежные варианты вдруг срабатывают (наглядный тому пример – Ли Харви Освальд). Я до такой степени этого не ожидал, что даже не держал в руке карандаш, когда робот прокашлял мне номер. Вместо того чтобы перезванивать в справочную, нажал клавишу с единицей, чтобы меня соединили с запрошенным номером. Имей я возможность подумать, вряд ли бы позвонил. Иногда мы не хотим ничего знать. Иногда мы боимся узнать. Доходим до какой-то черты, а потом поворачиваем назад. Но я храбро прижимал трубку к уху, слушая, как телефон в Дерри звонит раз, другой, третий. Автоответчик скорее всего включился бы после следующего звонка, и я уже решил, что сообщения оставлять не буду. Понятия не имел, что могу сказать.

Но на четвертом гудке мне ответил женский голос:

– Алло?

– Это Эллен Даннинг?

– Все зависит от того, кто звонит. – В прокуренном, чуть вкрадчивом голосе слышались настороженность и удивление. Если бы я не знал, с кем имею дело, решил бы, что женщине за тридцать, но никак не шестьдесят. Это голос человека, который использует его в работе, подумал я. Певицы? Актрисы? Может, комика (комикессы), в конце концов? С Дерри эти профессии никак не вязались.

– Меня зовут Джордж Амберсон. В далеком прошлом я знал вашего брата Гарри. Сейчас вернулся в Мэн и хочу вновь связаться с ним.

– Гарри? – В голосе послышалось изумление. – Господи! В армии?

В армии? Я быстро прикинул, что к чему, и решил, что это не вариант. Слишком много потенциальных ловушек.

– Нет, нет, в Дерри. Когда мы были детьми. – Тут меня осенило. – Мы играли в оздоровительном центре. В одних командах. Отлично проводили время.

– Сожалею, что приходится говорить об этом, мистер Амберсон, но Гарри мертв.

На мгновение меня словно оглушили. Только по телефону этого не видно, так? Поэтому я выдавил из себя:

– Боже, примите соболезнования.

– Это случилось давно. Во Вьетнаме. Во время Тетского наступления в шестьдесят восьмом году.

Я сел, чувствуя, как засосало под ложечкой. Я спас его от хромоты и умственной отсталости для того, чтобы укоротить ему жизнь на сорок с лишним лет? Потрясающе. Операция прошла успешно, но пациент умер.

Тем временем шоу продолжалось.

– А как Трой? И вы, что у вас? Тогда вы были совсем маленькой девочкой, катались на велосипеде с дополнительными колесиками. И пели. Вы всегда пели. – Я изобразил смешок. – Боже, просто выводили нас из себя.

– Теперь я пою только на вечерах караоке в «Беннигэнс паб», но говорю без устали. Я диджей на Дабл-ю-кей-ай-ти в Бангоре. Вы понимаете, диск-жокей.

– Да-да. А Трой?

– Живет la vida loca [72] в Палм-Спрингс. Он теперь в нашей семье самый богатый. Нажил состояние в компьютерном бизнесе. Занимался этим с самого начала, еще в семидесятых. Ходит на ленч со Стивом Джобсом и остальными. – Эллен рассмеялась. Смеялась она удивительно. Готов спорить, в восточном Мэне люди специально настраивались на волну Дабл-ю-кей-ай-ти, чтобы услышать этот смех. Но потом она заговорила более тихим голосом и без намека на юмор. Солнечный свет сменился тенью, очень резко. – Кто вы, мистер Амберсон?

– О чем вы?

– По выходным я веду передачи «звоните – отвечаем». В субботу это шоу «Распродажа». «У меня есть мотоблок, Эллен, практически новый, но я не могу расплатиться по кредиту и приму наибольшее предложение от пятидесяти долларов». Что-то в этом роде. В воскресенье – политика. Люди звонят, чтобы обругать последними словами Раша Лимбо или поговорить о том, что Гленну Беку пора баллотироваться в президенты. Я разбираюсь в голосах. Если вы дружили с Гарри в те дни, когда работал центр, сейчас вам должно быть за шестьдесят, а вы моложе. По голосу вам никак не больше тридцати пяти.

Господи, в яблочко.

– Мне часто говорят, что у меня очень молодой голос. Готов спорить, вам тоже.

– Попытка засчитана, – бесстрастно ответила она, и ее голос разом стал старше. – Я упражнялась долгие годы, чтобы голос оставался молодым. А вы?

Я не нашелся с ответом, поэтому промолчал.

– Опять же, никто не звонит, чтобы узнать о друге из начальной школы. Только не через пятьдесят лет.

Пожалуй, можно класть трубку, подумал я. Я узнал то, что хотел, и даже больше. Я просто положу трубку. Но она словно прилипла к моему уху. Не уверен, что смог бы бросить ее, даже если бы увидел, что в гостиной вспыхнули шторы.

Когда Эллен заговорила вновь, ее голос дрожал:

– Вы – это он?

– Не понимаю, о чем вы...

– В тот вечер в доме был кто-то еще. Гарри его видел, и я тоже. Вы – это он?