11/22/63 - Кинг Стивен. Страница 71

– Дек, этому парню не место в списке замещающих учителей. Он должен получить полную ставку.

– Мими...

– Я знаю, вакансий на кафедре английского языка и литературы нет. Но если он пробудет здесь достаточно долго, мы сможем зачислить его в штат, когда этот идиот Фил Бейтман выйдет на пенсию.

– Мимс, это так бестактно.

– Да. – Тут она мне подмигнула. – Зато чистая правда. Отправьте Деку ваше рекомендательное письмо из Флориды, мистер Амберсон. Этого вполне хватит. А еще лучше, принесите его сами, на следующей неделе. Учебный год уже начался. Незачем терять время.

– Зовите меня Джордж.

– Да, действительно. – Она отодвинула тарелку. – Дек, это ужасно. Почему мы тут едим?

– Потому что я люблю бургеры, а тебе нравится песочный кекс с клубникой.

– Да, – кивнула она. – Песочный кекс с клубникой. Принеси его. Мистер Амберсон, вы сможете сегодня остаться на игру?

– Сегодня нет, – ответил я. – Мне нужно вернуться в Даллас. Может, приду на следующую игру, если вы сочтете возможным взять меня на работу.

– Если вы нравитесь Мими, то нравитесь и мне, – заверил меня Дек Симмонс. – Я не могу гарантировать вам день каждую неделю, но в некоторые недели у вас будут и два, и три дня. Так что в среднем день в неделю обязательно получится.

– Я уверен, что получится.

– Жалованье замещающего учителя, боюсь, невысокое...

– Это я знаю, сэр. Я просто ищу способ чуть увеличить свой доход.

– «Над пропастью во ржи» никогда не появится в нашей библиотеке. – Дек бросил полный сожаления взгляд на свою поджавшую губки даму. – Школьный совет не пропустит. Мими это знает. – И он откусил очередной кусок бургера.

– Времена меняются. – Мими Коркорэн указала сначала на подставку с салфетками, потом на уголок его рта. – Дек. Соус.

На следующей неделе я допустил ошибку. Мне следовало осознавать, что после случившегося о крупных ставках надо забыть. Вы скажете, что осторожность мне бы не помешала.

Я осознавал риск, но тревожился из-за денег. В Техас я привез чуть меньше шестнадцати тысяч долларов. Остатки заначки Эла, а по большей части – мои выигрыши по двум крупным ставкам, одной в Дерри, другой в Тампе. Однако семь недель проживания в «Адольфе» обошлись мне более чем в тысячу долларов, и на обустройство в новом городе предстояло выложить не меньше четырех-пяти сотен. Помимо еды, оплаты аренды и коммунальных услуг мне требовалась одежда – и хорошая, чтобы выглядеть в классе респектабельным. Я намеревался прожить в Джоди два с половиной года, прежде чем поставить точку в этой истории с Ли Харви Освальдом. Четырнадцати тысяч долларов определенно не хватило бы. Жалованье замещающего учителя? Пятнадцать долларов и пятьдесят центов в день? Не смешите.

Ладно, может, я протянул бы на четырнадцать тысяч плюс тридцать, а иной раз и пятьдесят баксов в неделю, которые получал бы в школе. Но при условии, что не заболею и не стану жертвой несчастного случая, а на это я рассчитывать не мог. Потому что прошлое хитро – не только упрямо. Оно сражается. И да, возможно, сработала жадность. Если так, то шла она не от любви к деньгам, а от будоражащего осознания, что я могу побить обычно непобедимого букмекера, когда захочу.

Теперь я думаю: Если бы Эл приглядывался к фондовой бирже так же внимательно, как к бейсбольным и футбольным матчам и скачкам...

Но он не приглядывался.

Теперь я думаю: Если бы Фредди Куинлэн не упомянул, что Мировые серии будут чертовски захватывающими...

Но он упомянул.

И я вновь поехал на Гринвилл-авеню.

Говорил себе, что все эти заядлые игроки в соломенных шляпах и подтяжках, которых я видел перед «Честным платежом» (где доверие – наш девиз), будут делать ставки на Серии и некоторые поставят на кон большие деньги. Я говорил себе, что стану одним из многих и ставка средней величины мистера Джорджа Амберсона – живущего, по его словам, в переделанном в двухэтажную квартиру гараже на Блэкуэлл-стрит здесь, в Далласе, – не привлечет внимания. Черт, я говорил себе, что те, кто держит «Честный платеж», знать не знают сеньора Эдуардо Гутиерреса из Тампы со времен Адама. Или, точнее, со времен Хама, сына Ноева.

Да, я говорил себе много чего, а сводилось все к двум утверждениям: во-первых, такая ставка совершенно безопасна, во-вторых, запастись деньгами – решение здравое, пусть на текущий момент мне их хватало. Я поступал глупо. Но глупость – одна из двух особенностей человеческой натуры, которые хорошо видны, когда оглядываешься назад. Вторая особенность – упущенные шансы.

Двадцать восьмого сентября, за неделю до начала Серий, я вошел в «Честный платеж» и – немного пожавшись для приличия – поставил шестьсот долларов на то, что «Питсбургские пираты» побьют «Янкиз» в семи играх. Согласился на коэффициент два к одному, хотя полагал, что это слишком мало, учитывая, сколь многие ставили на «Янкиз». Через день после того, как Билл Мазероски совершил умопомрачительную круговую пробежку в девятом иннинге, принеся победу «Букасам» [90], я приехал в Даллас на Гринвилл-авеню. Думаю, если бы увидел, что «Честный платеж» пустует, развернулся бы и тут же покатил в Джоди... или, возможно, это я говорю себе сейчас. Точно не знаю.

Зато знаю другое: перед букмекерской конторой стояла очередь желающих получить выигрыши, и я к ней присоединился. Очередь эта показывала, что мечта Мартина Лютера Кинга может обернуться явью: половина черных, половина белых, и все счастливы. Большинство уходило с несколькими пятерками или с парой двадцаток, но я видел нескольких, пересчитывавших сотенные. Вооруженный грабитель, решившийся в тот день напасть на «Честный платеж», мог бы хорошенько подзаработать.

Деньги выдавал крепкий мужчина с зеленым козырьком на лбу для защиты глаз от яркого света. Он задал мне стандартный первый вопрос («Вы коп? Если да, покажите свое удостоверение»), а после отрицательного ответа спросил, как меня зовут, и взглянул на мое водительское удостоверение. Новенькое, которое я получил заказным письмом неделю тому назад: первый официальный техасский документ, добавленный к моей коллекции. И я закрывал большим пальцем мой адрес в Джоди.

Он заплатил мне тысячу двести долларов. Я засунул их в карман и быстро зашагал к моему автомобилю. Когда выехал на шоссе 77 – Даллас быстро таял вдали, Джоди приближался с каждым оборотом колес, – наконец-то расслабился.

Глупыш.

Мы собираемся совершить очередной прыжок во времени (в повествованиях тоже бывают «кроличьи норы»), но сначала я должен рассказать еще об одном событии.

Форт-Уорт. 16 ноября 1960 года. Прошло чуть больше недели после избрания Кеннеди президентом. Угол Боллинджер-стрит и Западной Седьмой улицы. День холодный и сумрачный. Из выхлопных труб автомобилей тянется белый дымок. Метеоролог радиостанции Кей-эл-ай-эф («Только хиты, все время») предупреждает, что к полуночи дождь может стать ледяным, так что, рокеры и роллеры, будьте осторожны на автострадах.

Я – в толстой кожаной куртке и кепке с отворотом, натянутой на уши – сидел на скамейке перед зданием Ассоциации техасских скотоводов, лицом к Западной Седьмой. Провел здесь почти час, поскольку не думал, что некий молодой человек так надолго задержится у своей матери. Согласно записям Эла Темплтона, все трое сыновей уехали от нее при первой же возможности. Я надеялся, что она выйдет с ним из многоквартирного дома, в котором жила. Она недавно вернулась в этот город из Уэйко, где провела несколько месяцев, работая компаньонкой в женском доме престарелых.

Ждал я не зря. Дверь «Ротари эпатментс» открылась, и на улицу вышел худощавый молодой человек, очень похожий на Ли Харви Освальда. Он придержал дверь, пропуская женщину в пальто из шотландки и белых туфлях с закругленными мысками, какие носят медсестры. Крепкого телосложения, она едва доставала молодому человеку до плеча. Седеющие волосы зачесаны назад, лицо испещряют преждевременные морщины. Голова повязана красным платкам. Помада такого же цвета подчеркивала маленький рот, недовольный и сварливый, рот. женщины, верящей, что весь мир настроен против нее, и за годы собравшей немала тому доказательств. Старший брат Ли Освальда быстро пошел по тротуару. Его мать поспешила следом, схватила его сзади за пальто. Он повернулся к ней. Они ссорились, но говорила главным образом женщина. Трясла пальцем перед его лицом. Я не мог расслышать слов – нас разделяли добрых полтора квартала. Потом он двинулся к углу Западной Седьмой и Саммит-авеню, как я и ожидал. Он приехал на автобусе, а ближайшая остановка находилась там.