Четвертый вектор триады - Белов Юрий. Страница 43
Мне неожиданно легко удалось услышать мысли юной амазонки. Когда она поняла, что я спокоен и не собираюсь бросаться на нее, она решила, что я ненормальный, больной самец. И задумалась. С одной стороны, ей повезло. Она счастливо избежала тех ужасов, которыми пугали друг друга девушки при подготовке к обряду. С другой стороны, если этот вопиющий факт откроется, ей придется не только еще год сидеть в малолетках, но и заново проходить все этапы обряда, включая и этот последний.
И тут обнаружилась еще одна немаловажная деталь. Оказалось, что к исходу ночи, когда мужчины заснут, девушки получат возможность отомстить. Ни один из рабов, выпивших этой ночью любовный напиток, не должен был увидеть утро следующего дня.
Позже я узнал, что этот обычай имеет мистический смысл. Таким образом амазонки пытаются оградить себя от рождения мальчиков.
Проблема была в том, что Летте претило убивать безоружного. Как ты думаешь, что она решила мне предложить?
— Не знаю… Просто не могу поставить себя на ее место…
— Она предложила мне поединок. В случае поражения я должен был бы совершить самоубийство.
— А если бы победил ты?
— Она была готова покончить с собой. Она так ненавидела мужчин, что поражение было бы для нее позором, и жить после этого не имело бы смысла. Как ты понимаешь, был и третий вариант. Но для этого обряд должен был все-таки совершиться, хотя и не так, как хотели его организаторы.
— Ты пытаешься представить все так, будто действовал из чистого альтруизма.
— Ну, не совсем, конечно. Несмотря на массу неприятных подробностей, мое приключение в стране Амазонок выглядело достаточно романтично. Ночь, рокот барабанов, ритуальный кинжал в тайнике у изголовья, а на ложе прелестная девушка, готовая на смерть во имя нежелания убивать…
— И ты…
— Я только убрал из ее подсознания внушенное воспитателями отвращение к мужчине. И все сразу стало на свои места. Она, единственная в племени, имела эльфийские волосы и глаза. Меня она увидела еще на облавной охоте, когда я не очень сильно сопротивлялся десятку Старших Сестер, и сразу захотела узнать, откуда я, из какого народа, где мы живем и во что верим? Я рассказал ей о Лучезарной Долине, дал ей увидеть лица эльдар, услышать наши песни.
По-моему, она не поверила мне. Но ей понравилась сказка, которую я рассказал.
Понимаешь, они страшно одиноки. Они не только не знают материнской ласки. Даже говорить о материнстве запрещено под страхом изгнания из племени. Думаю, положение спасают кормилицы, ласкающие амазонок в первый год жизни. Но в сознательном возрасте девочки получают только нотации да тычки.
Они помолчали.
«Ты был нежным с ней?»
«Что заставляет тебя сомневаться в этом?»
«Ничто. Я спросила просто так, из зависти…»
«Ксана, любимая, о какой зависти ты говоришь? Она осталась одна перед угрозой разоблачения и наказания, а ты здесь, со мной!»
«Все равно, для меня мучительна мысль, что ты можешь целовать другую… Чем же все закончилось?»
«Продолжение поджидало меня за стенкой шатра. Оно было небольшого роста и, несмотря на теплый климат, ходило в меховой шубе».
«Bay?»
«Да. Под утро он вежливо поинтересовался, не собираюсь ли я жениться и остаться в племени навсегда. Я, не вдаваясь в подробности, попросил его не телепортироваться внутрь шатра, а просто прогрызть ткань. Он слегка поворчал, но потом все-таки появился перед нами во всем своем волчьем великолепии. При этом он очень потешно отплевывался и крутил хвостом, как молочный щенок. Мы попрощались с Леттой и ушли к реке».
Ксана некоторое время лежала с закрытыми глазами.
«Ваш последний поцелуй был очень трогательным. — Она посмотрела на Олега спокойным открытым взглядом. — Но откуда на ее руке взялась кровь?»
«Она попросила, чтобы Bay ее укусил. Это должно было отвести подозрения в соучастии».
«Я хотела бы встретить ее. Мне кажется, мы могли бы стать подругами… У меня ведь никого нет, только Эола. Но она старше на тысячу лет. Почему ты до сих пор не познакомил меня со своей сестрой?»
«Она живет далеко, в нашем старом лесном домике. Там, где умерла мама, а затем бабушка… Там, где ее отец убил моего…»
«Прости. — Ксана на секунду прижалась щекой к его груди. — Я — глупая эгоистка. Ты тоже совсем один… Оле, родной, ведь я скакала сюда, чтобы спросить: все эти крестьяне и беглые рабы действительно важны для тебя?»
— Да, — вслух сказал Олег, спокойно встретив влажный, непонимающий взгляд Ксаны. — Не ради них. Ради меня самого. Кто-то сказал: ты в ответе за всех, кого приручил. Я позволил себе возжелать справедливости Я разжег эту жажду в тысячах людей. Мои песни будоражили души и ломали привычные рамки. Мы с Гвалтом подвигли мирных землепашцев к войне и убийству. И теперь пришло время платить за безумную надежду. Мне уже ясно, что ничего нельзя изменить, размахивая железом и громко крича о справедливости. Светлые идеалы нужно любить по возможности тихо! Будущее создается не поступками, а мыслями людей. Пока мы желаем равенства и свободы, — мы Свет и Добро. Но когда мы идем убивать во имя свободы и равенства, — мы Зло, мы Тьма… Я только сейчас осознал истинный трагизм строк великого поэта:
Боюсь я любых завываний трубы,
взирая привычно и трезво:
добро, стервенея в азарте борьбы,
озляется круто и резво!
Понимаешь, изменения происходят в мире постоянно, исподволь, и не нам пытаться ускорить космические процессы. Нужно успокоиться и правильно почувствовать круг своей ответственности. Он невелик: сам человек, его семья, его Дело, или — если точнее — его Призвание. Нельзя объять необъятное. Нужно осознать Необходимость и запастись Терпением. А вот это-то и оказывается труднее всего.
Мы созданы по образу и подобию божьему и поэтому чувствуем несовершенство происходящего.
И пытаемся Творить.
Но мы не только не равны Творцу. Мы всего лишь его жалкие Образы и Подобия.
Образины.
А поэтому мы Творим на своем жалком, ущербном уровне. И рано или поздно приползаем к пыльным иконам с плачем: «Что же это я натворил?»
Свобода воли… Проклятая способность чувствовать себя хозяином своей жизни без малейших на то оснований. Проклятая раздвоенность Выбирающего. Выбрал одно и навсегда лишился второго.
Пошел налево и не попал направо.
Выбрал себе жену и навсегда лишился всех остальных, таких красивых и соблазнительных.
«У кого есть выбор — тот несвободен!» И еще: «Свобода — есть осознанная необходимость!» В этих двух фразах заключен изрядный кусок пресловутого смысла жизни.
Грустный кусок. Претящий нашим богоподобным амбициям.
Мы не согласны ждать. Мы хотим хорошей жизни сейчас, немедленно. И не замечаем, что жажда социальной справедливости превращается в социальную зависть, что в рядах борцов за свободу полно грабителей и убийц, которым и дела нет до истинно светлых идеалов, до которых, если говорить честно, и нам далековато. Ибо своя рубашка все-таки ближе к телу, и не было еще человека, не придумавшего оправдания собственному свинству!
Олег закончил горький монолог и приоткрыл окно, пытаясь освежить разгоряченное лицо прохладой летней ночи.
За окном кипела и булькала ночная жизнь тридцатитысячного лагеря. Орали пьяные борцы за свободу, визжали маркитантки, с воем дрались собаки, отнимая друг у друга грязные кости с ошметками полусгоревшего мяса… Неподалеку кого-то рвало…
— Теперь я окончательно понял, что разум не должен намечать слишком далеко идущие цели. Его дело — тактика. А стратегия — привилегия сердца.
Сейчас я утешаю себя лишь мыслью, что далеко не все мои песни призывали к борьбе за свободу. Большая их часть — о Любви!