Неоспоримая любовь (ЛП) - Шиэн Мэдэлин. Страница 7

И он был не единственным. Фрэнки хотел ее безумно, с каким-то нездоровым стремлением. Парень ебнулся. В его глазах рождалось сумасшествие каждый раз, когда он смотрел на нее. Дьюс ревновал. Ева была лакомым куском. Такая сладкая, такая сообразительная, и то, что ей было похер на все это мэйнстримовое дерьмо, делало ее только желанней.

— Блять, — пробормотал он. Надо было убираться отсюда. Садиться на байк и уебывать подальше с Манхэттена. Подальше от Евы, блять, Фокс и ее глаз, засасывающих его душу.

Он твердо держался своего решения до четвертого этажа, где услышал ругань, идущую на площадке ниже. Притормозив, он перегнулся через перила.

— Что со мной не так? — требовал ответа Фрэнки.

— Ничего, — ответила Ева, — не в тебе дело. Я не хочу ни с кем связываться… в этом смысле.

— Ты выглядела охуенно втянувшейся в это там, на крыше, разговаривая с этим ебаным Всадником! Я наблюдал за тобой и этим мудаком! Ты блять с ним флиртовала! Ты позволила ему коснуться твоего ебаного лица!

— Да, Фрэнки, я флиртовала с ним, не засовывая свой язык ему в глотку. Он горяч, что с того? Да ему дважды насрать на какую-то шестнадцатилетнюю девчонку, которую он едва знает!

Она считала, что он горяч? Женщины так не думали. Они считали, что он производит охуенно пугающее впечатление. Но эта красивая, юная, чертовски сладкая девушка находила его сексуальным.

Его член дернулся.

Блять.

Обойдемся без этого, придурок. Обойдемся блять без этого.

— Хуевая точка зрения, детка! Что я тебе блять говорил? ЧТО Я ТЕБЕ БЛЯТЬ ГОВОРИЛ НАСЧЕТ ДРУГИХ ПАРНЕЙ?

Ева шумно вздохнула.

— Ты сказал, что они причинят мне боль. Они используют меня и выбросят.

— Да, детка, — тон Фрэнки терял угрозу и становился мягче. — Что еще я сказал?

— Господи, Фрэнки, какой черт тебя дернул сегодня?

— Что. Еще. Я. Сказал.

— Что они никогда не полюбят меня. Что только ты будешь любить меня.

Черт, мальчишка свихнулся.

— Я хочу тебя на моем члене, Ева. Достало ждать.

Дьюс стиснул зубы. Если бы Фрэнки не был «золотым мальчиком» Проповедника, он бы прикончил его.

— Тогда прекрати ждать! — сказала она. — Потому что этого не случится! Ты мне как брат, Фрэнки! Мой брат!

— Ты продолжаешь повторять это, — прорычал он, — но мы блять спим вместе каждую ночь, твои сиськи прижимаются к моей руке, а твоя задница к моему члену с таким жестким стояком, что у меня глаза в кучу собираются, а тебе совершенно насрать на это. Вынуждаешь меня цеплять и трахать других сучек, хотя знаешь, что я хочу только тебя. Знай, что я никому нахер не позволю ошиваться рядом с тобой. Никогда. Никогда, Ева. Либо я, либо не получишь ничего. Дошло? Если ты не со мной, то и ни с кем больше.

Ну и мудак.

— Фрэнки, — сказала она ровно, — перестань буйствовать. Ничем там я к тебе не прижимаюсь. Ты обвиваешься вокруг меня, как чертово одеяло, и это ты всегда трешься об меня и лапаешь. И если ты продолжишь вываливать всю эту чушь на меня дальше, я скажу папе, что ты спишь в моей кровати каждую ночь. И я скажу ему о том, что ты дрочишь прямо за моей спиной.

Он услышал, как тяжелые ботинки Фрэнки застучали по деревянному полу, затем хлопнула дверь. Он подождал мгновение, затем продолжил спускаться по лестнице.

Ева сидела в углу площадки третьего этажа, поджав колени к груди, куря сигарету. Ее голова повернулась в его направлении, и она улыбнулась. Он улыбнулся в ответ.

— Эй, — сказала она мягко. — Я думала, ты ушел.

Он пытался уйти. Все еще должен был пытаться уйти.

— Я слышал тебя с этим психом, — сказал он резко.

Она сжала губы и отвела взгляд.

— Он просто чрезмерно заботлив.

— То есть твое определение чрезмерной заботы — это убедиться, что ни один мужчина не появится рядом с тобой, и принудить тебя быть с ним?

Она пожала плечами.

— Когда-нибудь мой отец передаст ему власть. Фрэнки и я вместе — это был бы идеальный вариант для него.

Он понимал это. Проповедник присматривал за своей девочкой. В этом был смысл. Связать своего вице-президента и дочь вместе означает уверенность, что клуб будет стоять за ее спиной, когда сам он уже будет не в силах этого делать. Чего он не понимал, так это почему Проповедник, будучи в своем уме, хочет отдать свою девочку этому двинутому парню.

— По мне так это не то, чего ты хочешь.

Он смотрел на нее, посасывающую нижнюю губу, прикусывающую ее. Черт. Блять. Ему действительно стоит лучше управляться с реакциями своего члена.

— Да, не то, — прошептала она, наклоняя голову вниз и смотря на него из-под ресниц.

«Уходи отсюда, — сказал он самому себе. — Сваливай нахер отсюда».

Он присел перед ней.

— Чего ты хочешь, малыш?

Она отвернулась от него, скрывая лицо за волосами, но не успела, он видел, как сильно она покраснела.

Первобытное чувство мужского превосходства наполняло его. Она хотела его. Она, гребаный ангел, спутавшийся с демонами, хотела его, одного из самых чудовищных демонов, что он знал.

— Скажи это, — его голос был груб.

Блять. Какого хера он делал?

Она повернулась к нему и убрала волосы за уши. Боже, это лицо. Это нежное, совершенное личико.

— Ты девственница, Ева? — он уже знал ответ.

— Да, — прошептала она. Иисусе.

Он придвинулся ближе, достаточно близко, чтобы почувствовать в ее дыхании запах никотина и пива.

— Тебя когда-нибудь целовали, дорогая?

Оно резко вдохнула.

— Нет, — и выдохнула.

Хорошо. Так охуенно хорошо.

Он повернул голову и щекой потерся о ее щеку, вдыхая запах клубники в ее волосах.

— Ты хочешь быть поцелованной? — прошептал он ей на ухо.

Он лизнул кожу прямо за ее ухом, и она вздрогнула. Он посасывал ее кожу, слегка прикусывая ее, проводя ее между зубами.

Она тяжело дышала, пульс на ее шее дико бился прямо под его ртом. Он продолжил с большим усилием, и ее ноги опустились на пол, раздвигаясь. Он воспользовался возможностью и втиснулся между них.

Он оставлял поцелуи на ее шее, под подбородком и выше к щеке, целуя линию ее рта. Его губы встретились с ее губами. Она дрожала.

— Я спрошу еще один раз, малыш, — сказал он тихо и хрипло, — ты хочешь быть поцелованной?

— Да, — хныкнула она.

В мгновение он был на ногах, поднимая ее вместе с собой. Схватив ее за талию, он встряхнул ее и прижал к стене.

— Ноги, малыш, — прохрипел он.

Ногами она обхватила его талию, его эрекция была зажата между ее бедер, и он протолкнул язык в ее ждущий рот.

Он потерял разум. Ничто из этого не должно было случиться.

Но вот оно происходило.

…дорога в ад вымощена благими намерениями, и он только что купил билет в один конец.

***

Меня никогда прежде не целовали, и я понятия не имела, что делать, так что я не делала ничего вообще. Одна рука Дьюса была в моих волосах, пока другая приподняла мою челюсть и сжала мои щеки, заставляя рот раскрыться.

Его язык погрузился внутрь, скользнул вдоль моего и начал исследовать мой рот. Нет, «исследовать» — не то слово. Это была осада, с ограблением и присвоением трофеев, пока у меня не осталось никаких сомнений, никакого выбора кроме как целовать его, и я целовала его в ответ со всей страстью и пылкостью шестнадцати лет, не знавших прежде поцелуев, как только можно было целовать мужчину своей мечты.

Со страстью, которой не было границ.

Не знаю, как долго мы целовались, ты теряешь счет времени, когда ты юна и восторженна. Но, как и во всем, что в природе сексуальности, поцелуев вскоре стало недостаточно.

Я отчаянно пыталась стать еще ближе. Сгорая, чувствуя, что вот-вот взорвусь, я оторвала его руку от моих волос и отправила ее на свою грудь, тихо хныкая прямо в его рот. Я нуждалась в большем, намного большем. Я хотела чувствовать его руки на себе, касания, я хотела чувствовать обнаженную кожу на коже.

Перемещая меня в своих руках, он поднял меня чуть выше и засунул руку прямо в мои трусики. Одна его рука сжимала мой зад, другая была под футболкой, проделывая то же самое с моей грудью, и я задыхалась, он проклинал все, и это было самое восхитительное, что когда-либо случалось со мной. Если бы он попросил меня, я бы запрыгнула на его байк и гнала бы вместе с ним до самого края земли.